Катя
КАПОВИЧ


* * *

В банках лук на подоконнике,
корни в сморщенной воде,
старых кресел подлокотники,
мамин почерк на листе.

«Ужин – гречка с фрикадельками,
котелок поставь на газ»,
тараканы в кухне бегали,
не боялись, гады, нас.

Отраженье мельком в зеркале:
шестиклассница в очках
потонула в синей небуле,
в горьких луковых пучках.

Бабочка, ночная бражница
села на руку и ждёт,
жизнь ни капли не меняется,
котелок пыхтит и парится,
мама за полночь придёт.


* * *

Ещё у нас повременит сирень,
и радостная птица горихвостка,
влетает под её густую сень
таинственною золотой полоской.

Как хорошо в зелёной темноте
увидеть птичье пламя крупным планом
в сиреневом обветренном кусте,
когда шумит пространство океаном.

Он близко, он волною шевелит,
на побережье камешки катая,
но тронешь куст, и птица прочь летит,
как жизнь сама, почти что золотая.


* * *

Я прошлой ночью пробудилась в страхе,
стояла у окна в ночной рубахе,
горела безнадёжная звезда,
я обратилась к ней с немым вопросом:
что делать мне с внезапным переносом
через года, дороги, города.

Мне снился сон: мы где-то были вместе,
там от дождя мы прятались в подъезде,
сквозняк влетал, вносил в подъезд листок,
такси пришло, и мы поцеловались
так, словно бы навеки расставались,
и так оно и вышло, видит бог.

Потом тебя сослали за границу,
а я осталась в южной той столице
хватать за рукава тех, кто не ты,
неслись года, крутясь проклятым роем,
уехала и я, живу за морем,
и сны мои спокойны и просты.

Лишь иногда весеннею порою
стою в ночи под белою звездою,
внезапно пробудившись ото сна,
и вспоминаю городок наш южный,
подъезд, куда загнал нас дождик скучный,
гудок такси. А дальше – тишина.


* * *

Вкус шелковицы, к памяти клейкий,
жаркий ветер с буджакских полей,
старый поезд на узкоколейке –
вот, что родиной было моей.

В новом веке измаявшись малость,
постаревши на целую жизнь,
хмурой ночью туда пробираюсь,
где звезда и шелковицы лист.

Принимай же меня, захолустье,
возвращается блудная дочь,
помню путь сквозь поля наизусть я,
даже если лежит он сквозь ночь.

И заводится поезд, и едет,
заржавевшим железом звеня,
и звезда сквозь шелковицу светит,
та, что в жизни водила меня.


* * *

Крики чаек на старом бульваре в цвету,
оголтелая зелень защитного цвета,
и, покуда асфальт работяги кладут,
на запятки весны наступает вдруг лето.

В сладком запахе лилий приходит оно,
в сад выносятся столик и белые кресла,
наверху открывается чьё-то окно –
о другом и мечтать на земле бесполезно.

Стало быть, так и жить, в белом кресле сидеть,
видеть ветер, листающий в книге страницы,
облаков надо всем серебристую сеть
и как в пыльном столбе золотятся частицы.

Крики чаек, бульвар, дом наш из котельца –
всё качается в мерном, дремотном прибое,
повторяется длинная жизнь без конца,
отворяется в небе окно голубое.


* * *

Жить легко на этом свете
с бестолковой головой,
пришвартовывает ветер
листья к серой мостовой.

Облака плывут к востоку,
далеко плывут отсель,
облетает на дорогу
с яблонь белая метель.

Я иду, под нос мурлычу
бестолковые слова,
неназойливый мотивчик:
тра-та-та, листва, трава,

Не сыграешь на гитаре
чудо-песенку вразлёт,
лучше ты послушай, парень,
эту музыку пустот.


* * *

Мы прожили в дому такую вечность,
что вещи, видит бог, очеловечились,
у шкафа в кухне появилась нежность,
у кресла средь гостиной неуверенность.

Оно скрипит пружинами, усталость
выказывает. Смазывали вроде бы,
не помогло, скрипит и бьёт на жалость,
плафоны поворачивают головы.

Ах, эти постаревшие плафоны,
обжитые ночными насекомыми,
в них тусклых свет, как в фонарях платформы
на станции с обветренными клёнами.

Ещё часы, у них усы смешные,
и у зеркал повальная бессонница.
Дом на холме, предметы в нём живые,
летит в окне, не улетая, звонница.

Май 2024
 
______________
© Катя Капович

_______________________________________________________________
© Международная поэтическая группа «Новый КОВЧЕГ»
https://www.facebook.com/groups/230612820680485/