Валентина ГРИДАСОВА
ЖЕНЩИНЕ
Повторяю вашу ошибку:
люблю любимого вами.
Как будто для вас пошитую
любовь на себя надеваю.
Я вас чуть-чуть помоложе
И, может быть, чуть поветреней.
Говорят, я на вас похожа, -
он любит меня поэтому.
Другая, не пряча улыбку,
юной придет походкой.
Мою повторит ошибку
и будет на вас похожей.
ВЕТЕР АЭРОДРОМОВ
Ветер аэродромов,
немыслимый ветер! -
меня провожал дома,
в городе дальнем встретил.
Будто летел со мной ты,
мой приятель минутный,
на крыле самолета
съежившись неуютно.
Я узнаю тебя, ветер! -
в месте случайной посадки
ты, вездесущий и вещий,
подбадривающе посапывал.
Видимо, от бездомья
лучшее средство - скорость.
В пекле ревущих бессонниц
мчишься ты, вихрем корчась.
От скорости глуп и слеп -
за самолетом вслед!
Отпетость твоя известна.
Но вот замираешь, строг,
в память мгновенного ветра
авиакатастроф.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Остывает ночной разговор,
как потухший костер.
Мы с тобой пополам разорвем
эту ночь.
И на память возьмем.
Ночью ярче и емче слова.
Ночью память легка.
Проступают сквозь тьму острова,
остывает под утро река.
МАГИЯ НЕБЕС
Облака - это мысли неба
в бесконечном теченье.
Облака - это серые недра
голубых полушарий.
В непознанном их значенье -
извечные неба чары.
Телескопов не сомкнуты веки.
Неизменно из мглы времен
взор пытливого человека
к небесам устремлен.
Но издревле понятна святая,
наиглавнейшая мудрость небес:
в чистого неба тайне -
счастья земного крест.
Ведь не зря очевидцы гибли,
как узревшие смертный грех:
опухоль ядерным грибом
на небесной коре.
В НАЧАЛЕ
В лесу,
как в соборе, стоим.
Молча. Боимся сфальшивить.
Органные трубы - стволы -
гул недр поднимают к вершинам.
Еще ничто не свершилось,
мы в боли и вере вольны.
И речи глубин -
по вершинам! -
как музыки вещей валы.
СНЕГ
Валит, с кутерьмою вьюжною.
Но снегу наперекор -
те бесшабашные юноши
в ушанках наперекос.
Мокрый, дыханье сушит он.
Но снегу наперерез -
в пару, мгновенно остуженном,
поток изящных словес.
Азарт их резвый оправдан:
в толпе ушаночьей той -
красное, в снежную крапину,
одно девичье пальто.
БАЛЛАДА О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ
Нас первый поцелуй когда-то породнил.
Мы были два живых огромных сердца,
когда навстречу двигались друг другу.
Два юных мира, мы соприкоснулись.
Касанье вышло там, где ныне губы.
Их не было тогда.
Как не было лица, и рук, и глаз.
И не было волос, - была коса.
И мальчик понимал, что дергать - больно.
Что можно расплетать, и гладить,
и целовать их, - он не знал.
Я позже поняла, что некрасива,
и это знали все.
А мальчик тот не знал!
Но ноги стройные, а волосы густые.
И это знали все,
лишь мальчик тот не знал.
И я не знала, был ли он красивым.
Мы встретились недавно - два лица
со взрослыми усталыми глазами,
две пары ног, колени, руки, плечи...
Две головы. -
И было в том спасенье!
Вдвоем нам оказалось интересно -
в награду той несбывшейся, далекой
и первой для обоих нас любви.
У жизни и любви две разные дороги.
Случается, они пересекутся,
потом идут все дальше друг от друга.
Жизнь без любви.
А что любовь без жизни? -
Абстракция, мечта, надежда?
И что же люди,
те, что породнились
при встрече с первою для них любовью?
Что их роднит сейчас,
живущих в отдаленье
или живущих под одною крышей?
О первая любовь, дар волшебства
ты оставляешь нам, когда уходишь.
Он воскрешает память ощущений
при имени одном давнишнем
и сердце юное он возрождает к жизни.
Он именем любви спешить на помощь
велит, когда один из нас в несчастье.
Всю жизнь он заставляет нас, любивших,
взаимно быть в ответе друг за друга.
Все, связанные первою любовью,
храните этот дар!
*
Две любви высоких
высоко летали.
Там, высоко в небе,
друг друга узнали.
Одна любовь женская,
тайная и долгая.
Другая - материнская,
горькая и гордая.
Был любви достоин
тот, кого любили.
Улетел далеко
на могучих крыльях.
С той поры летают
две любви высоких
двух его любивших
женщин одиноких.
*
Я живу на строгой земле.
Тих мой мир оболочистый.
А на сотни верст, сотни лет -
лишь мое одиночество.
Ты явился в полночный час,
как сулила пророчица.
И, меня не заметив, потряс
мое одиночество.
Стало ночью светло как днем -
так была эта ночь ясна:
если ты есть в мире моем,
значит, нет одиночества!
Ты прошел вдали от меня -
вот совсем уже точкой стал -
по крутым и гулким камням
моего одиночества.
И с тех пор все ночи и дни,
не заботясь о почестях,
от несчастий тебя хранит
мое одиночество.
*
Не гостинцами роздана
в узелках и портфелях -
моя добрая родина
мне в дорогу поля свои стелит.
И повсюду я родину
из вагонного вижу окна.
Не плетнем огорожена -
обвита горизонтом она.
ЛИЦО
Читаю время на лице.
Здесь каждый миг
штрихом отмечен.
Неумолима быстротечность
в крутом ваятеля резце.
Смотрю с жестокой высоты -
другого времени творенье, -
но эти, новые черты,
мое
в лицо вписало время!
Мне ваше родственно лицо,
не сверстник мой,
но современник.
Летит,
как по ветру листок,
нас захлестнувшее мгновенье.
*
Есть времена - не для стихов:
мир страхом и тревогой скован,
его не вырвать из оков
свободным, но суровым словом.
Когда не пишутся стихи,
когда живу, в себя не веря, -
в тебя мне верить помоги,
мое изменчивое время!
СЛЕДЫ
На землю в молчанье сосновом,
в нетронутой глади снегов
тропинкою многослойной
легло многословье следов.
Тропинка к деревьям восходит,
теряется в чаще седой.
Весной загалдят половодьем
ручьи наших зимних следов.
А летом покажется былью
в прибрежном сыром лозняке:
как легкие лодки, проплыли
два следа твоих по реке.
Я тоже иду по тропинке...
А с медленных облаков
слетают на землю снежинки
осколками чьих-то следов.
*
Разве седеет, слепнет и старится
пламя?
Пламя, клокочущее в сосуде?
(Сердце - сосудом!) -
Пламя - судит!
Плачь, палач! -
пламя судит.
Пламя - над горем!
Из гордых нагорий
ты в юности пламя свое высекала.
Вот оно, пламя твое,
отлитое в скалы.
Скалы, весна вам!
Ласковый ветер
притих над седыми висками.
РАЗЛАД
Небо сверху нависло пугающе,
как седой, нелепый парик.
И стоял вороний да галочий
в небе крик.
Люди шли, стыдясь сопричастности
той тревоге птичьих сердец,
разучившиеся сопечалиться
и сорадоваться, наконец.
Им привычней в себе затаиться:
спрятать радость, стерпеть нужду.
Тех людей раздражали птицы,
раскричавшиеся к дождю.
ТОЛПА И НАРОД
Штурмую автобус утренний
(сильный - сильней толкай!)
Меня в потасовке внутренней
себе подчиняет толпа.
Толпа - по своим законам,
человек - по своим.
Видишь, в толпе знакомый? -
не дай Бог столкнуться с ним:
прет
вперед -
на базар?
на пожар?
Толпятся за "дефицитом",
очередь все длинней.
Попробуй - не достучишься
до
человека
в ней.
В толпе -
тупеть.
Толпе все равно, что в руки -
хоть крест, хоть топор.
Лозунг бездушия круто
взвивается над толпой.
Мне ненавистны толпы
в себе и во всех!
А ведь и надо только
помнить: я - человек,
чтоб над толпою дикой -
могучий нарост -
гордый и неубитый
поднимался - народ!
Чтоб - не сомкнувши веки,
чтобы - прозрев, вперед!
Чтоб даже в одном человеке
жил великий народ!
*
Жена не жена,
ждала не ждала,
я без тебя
худо жила.
Ах, мужчины, мужи, мучители.
Скажет женщина, чуть поранившись:
- Все порядочные мужчины
одинаково "порядочны".
Всяк справлялся с болью по-своему.
Плачет, счеты с былым сводя.
Наши слезы круто посолены,
я сестра ей, а не судья.
Гордым, маленьким, долго ль обжечься нам,
плачем - горе не прячем свое.
Мир неправ! - если плачет женщина.
Кто утешит ее?
Где вы, сильные, самые лучшие?
Плачет женщина одиноко.
(Это мужчины приучены
с песней, в ногу.)
Вы ей - в космосе подвиг дерзкий,
горы вами открытых руд?
Не окупят слезинки женской
вороха золотых рун!
*
Нет для меня утешения.
Ты в этом не виноват:
к опасности, а не к женщине
приходится ревновать.
Ах, если бы только: трудно,
потому что - люблю!
"Не разлюби" абсурдно,
когда "Будь жив!" молю.
Тревоги тупые колики.
Осколок в душе ношу.
Сводит дыханье. И только
"Будь жив! Будь жив!" - дышу.
*
Я любовью твоею отмечена.
Оттого что ты любишь меня,
я бесстрашно счастливая женщина,
я не стану что-либо менять.
Я теперь это знаю: отречься
от тебя - еще больший подвиг,
чем, почти не надеясь на встречу,
ждать и помнить.
Может быть, ожидание - трусость
(только шаг, и живи, не мучась)?
Или бабья замшелая тупость?
Или женская горькая мудрость?
ЧУЖИЕ СТИХИ
Стареющая чтица,
тускнеющая жрица
вершит в тени эстрад
таинственный обряд.
Движенья - тяжелее,
но всё стихи, стихи.
Как не ее грехи,
замоленные ею.
С ТОБОЙ
Вымету снежный угол,
твой освящу приход,
праздничная моя вьюга,
мой Новый Год!
Сполохи снежных радуг,
сабельный взлет пурги.
Ночь вступает на равных:
прощает долги.
Таинство снежной купели,
бешенство звездной волны.
Вешнюю нежность капели
выношу до весны.
*
Среди лета лесного, земного,
там, где мягкие мхи глубоки,
я люблю упоенно и ново
и не ведаю прошлой тоски.
Мне открылось дремучее счастье:
невзначай - не ждала, не звала -
забрела в беспросветную чащу,
в безрассудную даль забрела!
Все стремительней лето, все круче.
Все надежней, теплей и нежней.
И пора земляники цветущей,
и пора щедрых ягод за ней.
И не майский, не певчий, не первый -
лес наполнен до самых краев
суетою и бытом отпевших,
отлюбивших свое соловьев.
НЕЛЮБОВЬ
Когда ворвется нелюбовь
и повелит: "Люби!" -
мертво, что было не с тобой,
а с прочими людьми.
Потом - кричи или реви,
или умей молчать.
Так все любовь от нелюбви
учились отличать.
С НУЛЯ
На этой отметке - нуль.
Отсюда отсчет.
День утонул.
Но время - течет.
Во времени утонувшие,
мне б с вами, а я -
ни в будущее, ни в минувшее
с нуля.
Пропасть, а не дорога,
с нуля - как с моста.
Мне шанс дарован,
да вниз - моя высота.
НА ЗАДВОРКАХ ЗИМЫ
На задворках зимы
я иду в тишине переулков.
Здесь подтаявший снег
и влажные птичьи следы.
Краткий солнечный луч,
сроки свои перепутав,
пробегает по краю
темной февральской воды.
Тянет дымом печным,
с крыш летят ледяные осколки,
во дворе у сарая
вечное стынет белье.
Здесь стареет зима,
и уже раскрываются створки
запотевших, замызганных,
зябких окошек.
НАША ВСТРЕЧА
Встреча -
в толпе, толкающей взглядами,
на перекрестке двух обаяний -
лишила смысла
все ожидания, все опоздания:
мы - рядом!
На перекрестке двух обаяний -
над сумраком вдруг обессмысленных слов -
на циферблате свиданных часов
высшим смыслом зажглось: "Пониманье!"
*
Возьми, возьми меня в страну,
где никогда я не была.
Возьми пускай не наяву,
а лишь в своих воспоминаньях -
воображения струну
я трону в спешке расставанья
и тем открою для себя
тобой любимую страну.
Ты только помни обо мне -
воспоминаний светлым миром
с тобой пройду я по стране,
такой понятной мне теперь.
Я полюбить ее смогу,
но самым ценным сувениром
я привезу из той страны
воспоминанье о тебе.
ОБЕЩАНИЯ
Обещанного три года ждут.
А что потом делают? -
Расписки старые жгут -
жгут выцветшие надежды.
Что обещанья? - Слова!
Вам скучно? Вы опечалены? -
Я освобождаю вас
от всех обещаний.
А сам, говорят, не плошай? -
От горя и обнищания
тебя не спасут, душа,
торжественные обещания...
Ты все еще, счастье, ждешь
меня, непутевую?!
Ты не предъявляешь счет?
Спасибо. - Я не готова.
В ЗАЛЕ ПОВТОРНОГО ФИЛЬМА
"Двадцать дней без войны" -
только в зале повторного фильма!
"Некоммерческий фильм" -
объявила киношная фирма.
В зале фильма повторного
мало зашедших случайно:
"Это фильм о войне! Обманули!" -
и кресла стучали.
Все случайные вышли
на самых начальных частях.
Но не радостно было
"элитой" себя ощущать.
Каждый день без войны -
у войны отвоеванный миром -
он для этих "случайных",
но как будто проносится мимо.
Тридцать лет без войны,
неужели вы тоже повинны
в том, что зал разделен
на случайные две половины?..
ДЕРЕВЬЯ У ДОРОГ
Деревья мои вековые,
свидетели быстрой судьбы,
распахнутые, ветровые,
мои верстовые столбы.
Вы спешку всегда мне прощали.
В сухой придорожной пыли
навстречу мне, едущей, мчали,
навстречу мне, пешей, брели.
Навстречу мне, юной, неслись вы.
Катился ликующий гул.
И шелест обветренных листьев
в машинном дыханье тонул.
Бегут мои дни кочевые,
дороги земные пылят.
Деревья летят кучевые -
навстречу, как прежде, летят!
БАЛЛАДА О ШАРАХ
Это взлет!
Это высь!
Это жизнь!
Это праздник!
Разноцветное небо
шарами высокими дразнит.
И взлетают шары,
и взлетают,
и с небом - на равных.
Легче птиц,
легче звезд,
легче туч,
легче радуг.
Неизвестность судьбы,
неизбежность паденья.
Но зовут за собой,
хороши в восходящем движенье.
Как замрут Лужники!..
И останется вечно над нами
Олимпийского Мишки
безумный рывок за шарами.
КРЫШИ
Трапеции крылатых крыш!
Волненье перехватит горло.
Огромный мир под ними скрыт -
огромный город.
О крыши, крыши, высота
вам быть опорой не устанет.
О крыши, крыши, суета
вас не коснется - не достанет!
Вот крыша - простенький навес -
наш дом собою осеняет.
Нас отделяет от небес
и с ними же соединяет.
Под нею - мир до потолка.
Над ней - иное измеренье:
как дуновенье ветерка,
светло небес прикосновенье.
ОПЕРЕТЬСЯ
Опереться - краткая роскошь:
под руку через дорогу.
В гололед подоспевший локоть
был мне дарован.
От угла до угла - и только.
На ту сторону. По которой
мне и вовсе идти не скользко:
где земля, где небо опорой.
НА ФУТБОЛ!
Жизнь, меня одари не весной,
не удачею, не любовью -
передачею навесной
на зеленом футболе.
Одари, одури. Озари!
Одели меня полною мерой.
Контратаки-финты-вратари!..
Расшнурованы нервы.
Современный неистовый храм.
Жажда гола - общность молитвы.
Поклонение общим богам
и дыханье в едином ритме.
А на хорах - смятенье времен.
Вечный Блантер там палочкой машет.
И в бессмертье уносится звон
молодого футбольного марша.
Дух спортивный
спортивный недуг.
Послематчевый марш вразнобой.
...И еще они долго идут
непрерывной, несметной толпой.
ПРАВО НА БОЛЬ
И по праву, не по праву - за так,
не за что-то жизнь, а просто: дана.
Как сверкнувший на дороге пятак -
ни за что.
И только жаль, что одна.
И беда беду ведет за собой
не за грех, а просто жизнь тяжела.
У живых есть привилегия - боль.
Ты боли, боли, душа, пока жива.
Ты, судьба моя, боли - пока жива!
Боль - единственный счастливый билет.
Отболевшая сползет кожура -
только пуще станет новая болеть.
Моя молодость, боли, моя любовь.
Я живу, для боли вас обнажив.
Чту дарованное право на боль.
Оправдать пытаюсь право на жизнь.
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
С поземкой наперегонки,
вприпрыжку, вихрем, кувырком...
Повремени, передохни,
колючий шар,
дремучий ком.
Клубится стая,
в ней вожак -
лохмач, лихая голова.
Летит - не сдержишь на вожжах.
Бунтует прошлая трава!
Свою оседлость расшатав,
сорвался - вьюга впереди.
И жизнь несложно прожита,
осталось поле перейти.
А поле - осень да зима.
А поле - поздний спор с судьбой.
А поле, поле - вся земля.
...Сметает межи под собой.
В ЗАХОЛУСТЬЕ
Отдаленность селений,
бледным облачком медленный дым.
Выплеск дикой сирени,
и застенчивость дикой воды.
Отсвет неба белесый,
откровения редких громов.
След неровный колесный
в мелколесье по склонам холмов.
Беспокойная стая
на ветру отсыревшем сквозном.
Это жизнь заплутала
в глухом бездорожье земном.
Захолустная дикость,
медных дней золотые гроши.
Здесь однажды взрывается тихость
заколоченной накрест души.
ДОМ
Мы строили дом из пыльцы,
цветочной пыльцы медовой.
Звенели трав бубенцы,
и не было выше дома.
Мы строили дом из воды,
весенней воды ледовой.
У дома взошли сады,
и не было краше дома.
Мы строили дом из мечты,
бетонной, многопудовой.
Из площади и высоты.
...Но нет воздушнее дома!
В КОМАНДИРОВКАХ
Ведь можем: без лишнего хлама -
пожизненно-важных вещей.
С собой - лишь самое главное
из "тысячи мелочей".
Полеты, поездки -
день за днем.
Плесы, поля, перелески -
все ценности - за окном!
Командированы, чтоб заново
это все полюбить.
Родных дорог и вокзалов
небыт и полубыт.
Куплен для дома гостинец.
Еще от дома - лишь ключ.
В беспечном быту гостиниц
бесхламнее становлюсь.
ЭНЕРГИЯ МЫСЛИ
Вчера - рекой была вода.
На ней волна качалась слепо.
Сегодня - предо мною слепок
реки. Он сделан изо льда.
Я мысли обуздаю ход.
В словах смирю ее свободу.
Она ж из слов к тебе придет
взрывною мощью ледохода!
ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ
Я - рационалистка.
Я не хочу делать ошибок,
которых можно избежать.
Я знаю:
если изучить
огромный опыт многих поколений,
историю Земли
и Мирозданья,
то можно построить
кривую Мудрости.
С поправкой на неизведанность
ее можно экстраполировать в будущее.
Тогда, двигаясь строго по этой кривой,
можно прожить жизнь
практически без ошибок!
Я поселила в себе
эту обобщенную Мудрость.
Рядом с моей глупой,
неопытной, задиристой Мудростью.
Что я наделала?! -
Я превратила мою душу
в вечное поле боя...
Утром я закрываю заслонку моей души:
"Хоть перережьтесь, - как вы мне надоели!"
И выхожу из дома.
Периодически
меня бросает из стороны в сторону -
от внутренних толчков -
это какая-нибудь из двух Мудростей
получает временный перевес.
Я острю
и первая громко смеюсь,
чтоб никто не услышал
гул и грохот моей внутренней войны.
Я говорю: "Какая стоит жара",
чтоб никто не обнаружил
жар скрываемого мною ада.
Вечером, вернувшись домой,
я открываю раскаленную заслонку:
"Вы живы там еще?
Кончайте воевать, идите пить чай."
Но они падают в изнеможенье
и засыпают.
А я сижу одна
с опустошенной душой.
Она медленно остывает,
как отключенная духовка.
И тогда
из темноты
опять выходят
не знающие сна и отдыха
Вечные вопросы
и нагло располагаются вокруг...
ЭТО ВОЙНА
Каждый день где-нибудь война,
по планете кровавые пятна.
Это - она,
недобитая в сорок пятом.
Я ее узнаю по смертям,
узнаю по слезам.
Это дым расстилается там -
по степям, по лесам.
Нынче снова в цене убийцы
президентов, идей, детей.
Есть призыв не стрелять в лебедей -
не стреляйте в людей!
В двух часах от войны самолет
мой взмывает высоко.
Опаленное солнце плывет
с востока.
Люди, вас не мучит вина?
Вновь бои - то дальше, то ближе.
Мир трясет мировая война
в современном обличье.
*
Мы делили случайный приют.
До утра говорили - не спали.
С первых слов, с самых первых минут
мы друзьями внезапными стали.
Эти несколько странных часов!..
Адреса второпях записали,
всю условность земных адресов
сознавая едва ли.
Гридасова Валентина Григорьевна. Собрание стихотворений Ч.2 (samlib.ru)
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.