Павел СЕРДЮК

* * *
Моменты счастья краской на холсте
подмоченной дождями репутации
подножной плитки… День, охолостев
от ночи, повторяет дегустации
из луж, где растворился прелый лист,
исписанный прожилками досады…
Твой дождь до света за стеною лил
и оставлял взволнованный осадок
на сердце где-то в самой глубине,
что занята тобой на половину,
а остальное надлежит не мне,
а свету, что со мною пуповину
не разорвал…в затылок дышит, в лоб…
В нём сон моих пристрастий и понятий
из всякой ерунды и важных глыб…
А мне хотелось вскользь тебя обнять,
коснуться, заходя в трамвай желаний…


* * *
Опять поэт идёт к барьеру,
как двести лет тому вперёд,
презрев и роскошь, и карьеру.
А время взяток не берёт.
Опять он жизнь кладёт на плаху
за женщину, любовь, страну.
Коленопреклоненно к флагу
поэт умрёт, как в старину,
за Веру, Родину и Бога.
И с честью будет умирать.
Поэтов не бывает много –
их Вечность будет выбирать.


* * *
Я вяжу стихи петелькой к краю
облака закрытой почты ru,
подчиняясь климату и крою
Осени, пришедшей ко двору,
и стучащей в ставни стаей уток
(новостных) в прелюдии крыльца
бесконечной очереди суток
в механизме стрелок копьеца
часа предпоследнего, чей почерк
Осень на асфальте каблучком
оставляет стылой болью почек
под плащом, а смысл лежит ничком
охрой с корешками и вершками
в календарном коде нечет, чёт.
На душе готов лежачий камень,
под который время не течёт…

* * *
Цель скорей начало, а не финиш,
цель – исток, откуда мы течём…
Прилетит стрела, из сердца вынешь
время омрачённое, при чём
нет его уже давно ни в гадком спаме,
ни в закладках, сносках, флешках лет.
Ты ещё совсем почти не помер,
но уже ушёл поместный люд,
сразу понимая обречённость,
бесполезность рядом пребывать.
Меркнет свет… Как пыль, нравоучёность
оседает рядом на кровать,
где лежишь ты, коченея, зверем,
затупившим жалостью клыки…
И беда воровкой на доверии
входит, наполняя кулаки,
или горсти прежними дарами
жизни, что уже принадлежит
Вечности, бредущей за дворами,
оставляя шанс ещё пожить…

* * *
Строчка летит на поражение…
в самое сердце, вечность и в протокол.
Вскрытие демонстрирует воображение
в одном из классов вечерних школ,
ночных раздумий и снов нетленных…
Пуля – двоюродная сестра
жизни, слетевшей с орбит вселенных,
входная рана, как дочь костра.
А с кровью рифмы текут на снег,
а он дымится, запоминая,
чтобы ручьём рассказать весне,
как она выглядит, боль земная…

* * *
Погода охлаждает поведение,
внезапно оторвались холода
и дуют ветры хмуро… в этот день и я
ищу берлогу, чтоб сойти туда
до Пасхи Воскресения в затворе,
а во дворе посыпалась листва,
как речь в пусто-порожнем разговоре
текущего по быту естества
привычных дней, но надо быть активным
и шевелить усами по двору
и в доме по углам от паутины
освобождать пространство, отопру
запоры ru построчно, постранично
у классиков и лириков пера,
хотя, ещё не вечер, и не ночь, но
снижать активность всё таки пора…

* * *
Листва уже хрустит прогоркло,
наклона луч не измерим
и пахнет дымом во всё горло
приятной прелью Третий Рим
в кострах осенних инквизиций…
Стоял кошмар уж у дверей
из музыкальных композиций
по Баху… вечер, что добрей,
чем утро, ластится подкожно,
не помешает свитерок,
и кошка спину трёт подложно…
А я не выучил урок,
что задавало Лето на дом,
откладывая на потом…
Вот и «потом» и думать надо
с какой страницы книжный том
начнёт грустить, что в эпилоге
вновь не нарублены дрова…
И не заплачены налоги
«Минздраву»… Жизнь всегда права.
В коктейле Октября кислинка:
немного грусти с юморком,
но я, как композитор Глинка,
словами славлю смежный ком
Отечества за перекрёстком…

* * *
Как сладко быть с собой в ладу,
а не дышать с утра на ладан,
проснувшись в сумрачном аду,
где яд намазан шоколадом
не за понюшку табака,
и мысли ходят по этапу
без сахара (болят бока).
С утра всего роднее тапок,
который шмыгнул под кровать
заложенным простудой носом…
Я тоже хитрый… швабру хвать,
достал, обул…процент износа
у обуви довольно низок…
с носками хуже обстоит.
А в холодильнике из мисок
приятно пахнет… словно Инд,
течёт струя подъёмным краном,
но жить приятно, если в ней
горит душа (на встречу ранам)
не ичислимостью огней
латентных строчек за окошком…

* * *
Осень вяжет шарф из листьев прелых,
предваряя в сердце холода
лет моих, не до краёв созрелых –
кисло-сладких с лёгким хрустом льда…
Но ещё случаются просветы,
озарений всполохи в ночи
снов, что вспоминают про ответы
глаз твоих на взгляды… Помолчим,
Осень, уходя и расставаясь,
место встречи можно изменить…
Я живу, тебя осознавая,
как строку, дыхание и нить
Осени, что вяжет охрой вкуса
Таинство, связующее суть
жизни, что идёт дождями косо,
счастьем слов, что я произнесу…

* * *
Жизнь происходит как бы изнутри
в словах, когда мы не молчим об этом,
а говорим, что думаем… смотри,
не стань случайно мыслящим поэтом
без крика сердца трещинкой в стекле
начала льда эпохи увядания,
где всполохи ещё звучат во мгле,
в немолчном промежутке сострадания
к чужому горю, что ещё вдали…
Цель в Вечности, откуда мы пришли.