Валерий СУХОВ


ПРОТУБЕРАНЕЦ

Я помню год
Восьмидесятый.
Двадцать девятое июля.
Загул
Строительной бригады.
Балдели мы,
На пену дуя.

Шалман кружился
Над обрывом.
Мешали водку
С «жигулёвским».
Из «Океана» доносило
Олимпиады отголоски.

И сквозь глушилок
Шум и трески
Сиреною с волны
Заморской
Сказал спокойно
Голос женский:
«Три дня, как умер
Бард Высоцкий».

И солнечный протуберанец
Смертельно вспыхнул
На закате!
Сказал главарь
Весёлых пьяниц:
"Владимира помянем,
Братья!"

Его, как своего,
Любили
И шофера
И комбайнёры.
Ведь так же беспробудно
Пили
И подпевали ему
Хором.

В таких же были
Переделках.
Себя
В героях узнавали!...
Боль за
Смешного человека
Была
С незримыми слезами.

В разгар пивной
Весёлой мессы
Напел Серёга
Два куплета…
А «Лермонтов» –
Вития местный —
Строчить уж начал
«Смерть Поэта».

Покойник стал роднее,
Вроде.
Да, был Высоцкий
Парнем свойским...
И водкой
Помянув Володю,
Её запили
«Жигулёвским».

Простим грехи
Всех горьких пьяниц
И вспомним
О своём собрате.
И солнечный протуберанец
Вдруг снова
Вспыхнет на закате!

ПИЛОТКА
Всего три эпизода снято.
Правдиво и без лакировки.
Роль безымянного солдата
На кадрах старой киноплёнки.

Его потёртая пилотка
Пропахла порохом и потом.
От жажды пересохла глотка.
И перебита фрицем рота.

Но из ручного пулемёта
По самолёту он стреляет.
Из окружения пехота
К своим дорогу пробивает.

На кузове под смех солдатский
Солдат весёлый балагурит.
Лицо живое, а не маска.
Кадр вырезан, где он закурит.

А вот он рядом с Пушкарёвым
У станкового пулемёта.
Прут фрицы и дела хреновы.
Но держится в бою пехота!

Фильм Столпера был чёрно - белым.
Нет на войне оттенков цвета.
Трус может притвориться смелым,
Но не сыграешь "Смерть Поэта"!

В могиле братья примут брата.
Харон штампует похоронки.
А чья запомнится цитата –
Оценят поздние потомки.

И сник поэт – «шестидесятник».
Пилотка – выше нет короны!..
Страна – Высоцкого цитатник.
«Живых и мёртвых» – миллионы!