Денис Голубицкий


* * *

Александру Аркадьевичу и Мире Абрамовне,
Аркадию, Анете и Альмине Голубицким

По милости доброго Ангела
Был светлым и теплым наш дом.
Мы жили на улице Янгеля
В старинном гнезде родовом.

И мысли об этой старинности
Меня вдохновляли весьма.
Была удивительной длинности
Той жизни цветная тесьма!

И годы счастливые школьные,
Как мальчики, шли босиком.
А странное слово «прикольные»
Еще не вошло в лексикон.

Окно отворялось кухонное,
Едва становилось тепло,
И снова общенье оконное
Легко и неспешно текло.

Я родом из прошлого века…
По прихоти нынешних дней
Теперь процветает аптека
На месте квартиры моей.


И толстые стены залечены,
Хотя и разрушен уют.
А ночью, никем не замечены,
Под окнами тени снуют.

Все тени немного похожи -
Никак не увидеть лица -
И бабушка мамы моложе
И дедушка младше отца…

2005


* * *

Город погружается во тьму...
Тишина. И все острее звуки.
Таковы природные разлуки -
Ночь свиданья не назначит дню.

Вновь трамваев затихает звон -
Отдыхать пора и им, трудягам,
Вот опять приходит, как бродяга,
Подступает ночь со всех сторон.

Лишь уныло светят фонари,
Улицы почти не освещая,
И звонок последнего трамвая
Тишину венчает до зари.

1991

* * *

Владимиру Каденко

Когда б на миг вернуться
в беспечный тот сезон,
где в солнечное блюдце
крошился горизонт,

где прятались, как дети,
в зелёной глубине
слова... Пророчил ветер
грядущее вчерне.

Там было так нетрудно
истратить целый час
на то, чтоб вечер скудный
вдруг отразился в нас
походкою нескорой,
и все же озорной...
Лишь шелест разговора
сгущался за спиной.

Пытались понапрасну
от зноя остывать,
в чертах, еще неясных,
прохладу узнавать.
И отзывался гулко
неосторожный шаг,
случайную прогулку
остановить спеша.

А рядом возвышались
соленые холмы,
но морю эту шалость
давно простили мы.

1996

ДО СВИДАНЬЯ

Между нами не разлука, -
Это просто майский дождь.
Нити тающего звука
Упадут - и не вернешь...
Между нами расстоянья -
Не ступеньки, а века.
До свиданья!.. А свиданье
Не назначено пока...

Между нами не молчанье, -
Это просто тишина,
Неуместного признанья
Позабытые слова...
Между нами - лишь мельканье
Озорного огонька.
До свиданья!.. А свиданье
Не назначено пока...

Не сомненья между нами, -
Просто мы живем, тая
Все, о чем узнали сами,
Даже слов не говоря.
Лишь во взгляде - обещанье,
Затаенное слегка...
До свиданья!.. А свиданье
Не назначено пока...

1994

* * *

Затеряется в запахе хвойном
городов предянварская тишь,
и ложится серебряный войлок
на озябшие клавиши крыш...

А когда к ним притронется вьюга,
то, молчанье нарушить спеша,
неземным продолженьем испуга
станет музыки зимней душа.

И томятся, пушисты и колки,
в быстротечности праздничных дат
наши робкие пленницы-елки
красотою недолгой манят.

Ничего, что от свежести прежней
не осталось теперь и следа...
Украшаем счастливой надеждой
мы и судьбы свои иногда,
но признаться себе не умеем,
что со сказкой расстаться пора,-
суетою обыденной веет
в закоулках пустого двора.

И как память о запахе хвойном -
городов предфевральская тишь,
да все тот же серебряный войлок
на разбуженных клавишах крыш.

1996

* * *

Анете Голубицкой

Вернемся в город,
где снег - хрустящий!..
Чужие зимы
приходят чаще,
чужие лета
тускнеют скоро.
Вернемся в город!..

Приедем в город!..
В наш город прежний,
который снится
ничуть не реже,
но только снов мы
теперь не помним.
Приедем в полдень!..

Приедем в город!..
Нагрянем - в полдень!..
И будет ветер
теплом наполнен,
и будут мысли
и пересуды:
- Как мы уехать
могли отсюда?!. -

Но нужно верить:
еще простится
чужая радость
на наших лицах.
Душа окликнет -
не обернемся,
ведь знаем точно,
что не вернемся...

1997

* * *

Назови это просто судьбою
или как-то еще назови,-
только нас согревает с тобою
фитилек безответной любви.

В еле слышном дыхании ветра
различаю, как мудрости след:
- Не бывает любви безответной,
просто разным бывает ответ... -

Мы ведь знаем, что все уже ясно.
Впрочем, разум от сердца далек;
и никак он не хочет погаснуть,
этот теплый, смешной фитилек.

Расставаться с тревогой заветной
все труднее с течением лет...
- Не бывает любви безответной,
просто разным бывает ответ... -

1996

* * *

Голоса не становятся глуше,
на страничку ложась в дневнике...
Почему мы стремимся на сушу,
к берегам, не открытым никем?
На песке неприветливом дремлет
океана белесая прядь.
И любовь нас пугает не тем ли,
что ее так легко потерять?



* * *

Даже если разучатся тикать
все часы, - время будет спешить...
Ты ведь знаешь, что это не прихоть -
жить согласно веленью души.
Все тропинки совьются в колечко,
и когда по нему я брожу,
снова чувствую, как бесконечно,
как безумно тобой дорожу.

1999

* * *

Подчиняясь прихоти пустой,
вспомню все, что было понарошку:
как прохладным чудом дождь простой
наполнял послушную ладошку,
как сменялись капли на щеке
влажной тенью хрупкости щемящей.
И уйти хотелось налегке,
и любовь казалась настоящей...

2000

* * *

Веронике Долиной

Ах, как мило, - ни поведать, ни унять, -
пляшут лужицы молочные на блюдце!
Если чудо невозможно перенять,
то позволь к нему хотя бы прикоснуться...

Перед собственной беспечностью в долгу
удивления жемчужины теряю.
Если по небу промчаться не могу,
значит, будничному слишком доверяю...

Стоит только душу в слякоть обмакнуть -
и уже скучнеют лужицы на блюдцах.
Если вечность невозможно обмануть,
то позволь же мне хотя бы обмануться.

2001

* * *

Птенчик слова на крошечной веточке,
Голос Божий, услышанный вместе…
Долгожданной обрадуюсь весточке
Как Благой и Спасительной Вести

Будто нам свои речи свирельные
Дарит Ангел у Гроба пустого,
И сердца наполняет смиренные
Горний Свет Воскресенья Христова.

2002

* * *

Юнне Мориц

Будь счастлив собственной ненужностью, -
одной приметой самой верной.
Простор, очерченный окружностью,
такой незримой, столь безмерной,
что строгость линий приблизительна,
а геометрия бездушна…
И только музыка – пронзительна,
непостижима и воздушна.

2002

* * *

Нежданным солнцем ласковым
разбужена трава.
Октябрьскими красками
подернуты слова.

А мы все так же искренни...
И на устах легки
живительные истины
Матфея и Луки.

Невидимыми путами
Стесняет суета,
И не прельщают путника
широкие врата.

Но стоит только ветхую
калитку отворить, -
и можно с каждой веткою
о счастье говорить.

2003

* * *

Покуда трава зелена, и заманчиво
струится тропинка, впадая в ложбину,
нам будет позволено осень замалчивать,
за терпким теплом не лететь на чужбину.

Но если, предчувствуя зимние тяготы,
мы все же заметим сомнений следы,
созреют особенно поздние ягоды –
надежд и терпенья святые плоды.

На Землю опустится день первоснежия,
как трепетный дар для младенца Христа.
И рифмы найдутся – морозные, свежие,
и строфы неслышно коснутся листа.

2002


* * *

Нежность не убывает,
Сколько ее ни черпай.
Кроткое слово нежность –
Солнечный мягкий блик.
На полотне притихшем
Твой силуэт начертан –
Замысел живописца
Трогательно велик.

Слышишь, стучат минуты
Градинами о крышу?
Их озорная пляска
Просится на холсты.
В чутком полночном мраке
Кто-то прошепчет: «Слышу…»
Это, наверно, нежность…
А показалось – ты.

2003

* * *

Даже если исчезнешь,
останешься близкою самой...
Отпускаю тебя.
И никак не могу отпустить.
И негромко прошу
хоть немного еще погостить
в звонкой роще весенней,
где строки рождаются сами,
где прощаться нелепо;
и жажду нельзя утолить
ни березовой влагой,
ни мягкой водой родниковой.
А листва так прозрачна,
что нежность свою утаить
невозможно никак...
И в минуты блаженства такого
ты уже и сама
не захочешь отсюда уйти.

2004

* * *

Борису Пастернаку

В юном лесу ни унынья, ни сырости.
Руки деревьев смиренно опущены.
Только представь: по немыслимой милости
дни благодати нам щедро отпущены.

Мы спасены, на свободу отпущены,
словно острожники, будто колодники,
прежде – насмешники, ныне – угодники.
Вечное солнце восходит над кущами…

Жить – на скалу подниматься отвесную, -
то по умению, то по наитию.
И погружаться в дремоту словесную,
и поутру изумляться открытию.

2004

* * *

Владимиру и Юлии Каденко

Черёмуха и липа.
Июньское цветенье.
Беззвучная молитва,
Надежды обретенье.

На терпкости и стыни
Замешанный настой.
Ни мяты, ни полыни
В мелодии простой.

Проститься не умея,
Хочу продлить часы…
Стихия Птолемея,
Небесные Весы.

И взвешу, и отмерю,
И в сердце затаю…
Но даже слово «верю»
Не вымолвить в раю.

Чтоб с тишиною слиться
Дай, Боже, быть немым.
И застилает лица,
Густеет ватный дым.

И гром грозится грянуть,
И ветер бьётся в дверь.
И просто нужно глянуть
Сквозь зеркало потерь.

И ты увидишь ясно,
Что хрупок мир и строг.
Увидишь, как бесстрастно
Струится жизнь меж строк.

Черёмуха и липа.
Предчувствие, пролог.
Беззвучная молитва
И вечности порог.

2005

Из цикла «Домик в лесу под Ракитным»


* * *

День тишиною пропитан,
музыкой птичьей оправлен.
Домик в лесу под Ракитным
вдаль по теченью отправлен.

В воду весло опускаю.
Верю, что вымысел прочен.
С миром тебя отпускаю,
не беспокоясь о прочем.

Вижу в графе "Отправленье"
длинный бесхитростный прочерк -
я узнаю этот почерк,
это - июля правленье.

Купол безликого неба -
глобус с невидимой осью.
Так совершается треба
в тающей дымке над Росью.

Был тишиною пропитан
вечер, теплом одаривший.
Домик в лесу под Ракитным,
замерший и воспаривший.

* * *

Конечно, пора образумиться.
Как много последних попыток!
Я знаю, что всё образуется.
Терпение - терпкий напиток.

С годами свыкаешься с терпкостью.
Не горечь в душе, а горчинка.
И больше не думаешь с дерзостью,
что выделки стоит овчинка.

И вот - избегаешь поспешности,
признателен каждой минуте.
И вот - не находишь потешности
в нехитром домашнем уюте.

Конечно, непросто надеяться.
Непросто - а как же иначе?
Опять без остатка не делится
делимое в детской задаче.

Остынешь, расстанешься с детскостью -
но разве она не бесценна?
И больше не думаешь с дерзостью,
что скоро финальная сцена.

Конечно, пора образумиться -
так возраст велит половинный.
Я знаю, что жизнь обязуется
быть хлеще и неуловимей.

Конечно, пора образумиться.
Как много последних попыток!
Я знаю, что всё образуется.
Терпение - терпкий напиток.

* * *

Каждое утро над речкой стихи созревают,
пышные гроздья радушно гостей созывают.
Может быть, слишком доверчивы, слишком наивны...
Солнце, проснувшись, возложит ладони на ивы,
и от щедрот его каждой травинке достанется,
ягодке каждой - хотя бы немного тепла –
пусть даже самая толика.
- Вы приходите - мне слышится –
будьте любезны!
Каждое утро стихи созревают –
но только
будьте предельно внимательны,
бережны, несуетливы,
чтоб не сломать ненароком
ни ветки, ни стебля, ни кустика,
чтоб не нарушилась звонкого лета акустика...


* * *

Альмине Голубицкой

Прислушайся, лес,
как безмолвны твои домочадцы,
когда с любопытством невольным
встречают гостей.
Не смею войти, но, быть может,
решусь постучаться
в открытую дверь.
В ожидании добрых вестей
ступаю беззвучно.
От жизни скрываюсь столичной
под сводами ливня
в прохладном его шалаше.
Щекочет ладони,
смеётся букет земляничный,
И таинство стихотворенья
вершится в душе.

* * *

Как настойчиво, как неотступно
дождь смывает румяна зари...
Я проснуться хочу не от стука
потревоженной ветром двери,

но от шелеста и шевеленья
крыльев света в соседнем окне.
А промокшие за ночь поленья
очень жалобно стонут в огне.

Дождь исчез, но оставил улики,
и вот-вот будет пойман, злодей...
Посмотри: недотроги-улитки
перестали бояться людей!

Миновала гроза, отступила,
добродушием светится лес.
Исхудавших деревьев стропила
дотянуться хотят до небес.

Как чудесно в лесу просыпаться!
Только Богу и слову служить.
А потом - в октябре осыпаться,
оступаться и падать, и жить.

2005


* * *
«… и поздний час – прощаться и прощать…»
Булат Окуджава

Александру Шаргородскому

Сокрушаюсь о прошлом…
Если совесть чиста,
Как заметишь оплошность
На просторах листа?

Не затем, чтоб казниться,
Не затем, чтоб жалеть…
Но заносит возница
Равнодушную плеть.

Я ищу оправданья –
И ему, и ему!
Сладок яд состраданья
лишь к себе самому.

Ни к чему обольщаться -
Время долг возвращать.
Если нужно прощаться, -
Значит, нужно прощать.

Невозможность отсрочки
И во мраке видна.
Там, где было три точки,
Остается одна.

2005

ГОРНАЯ РЕЧКА

Горная речка,
люблю я твой гулкий говор.
Гордая речка,
Теченье уносит гонор.

Горная речка
В спокойное русло входит.
Бьется сердечко.
Надежда рукою водит.

- Не огорчайся! -
Слова проступили тускло.
Не истончайся,
Не иссушайся, русло!

Щедрость долины.
Предгорий неповторимость.
Мужество глины.
И хрупкой воды ранимость.

Дыма колечко.
Июль васильково-мятный...
Кроткая речка,
Люблю я твой говор мягкий.

2006

* * *

Елене Фроловой

Если жить замерев, не дыша,
всё услышишь, что в сердце сокроешь…
Есть на свете родная душа,
а других и не нужно сокровищ.

У нее утешенья ищу,
мы, как рифмы, застывшие в строчке.
Это счастье. И я не ропщу,
что не сходятся душ оболочки.

Верю сердцу, не верю глазам
и опять притворяюсь незрячим.
Расстоянье – не боль, а бальзам –
солнце может быть слишком горячим.

Если жить замерев, не дыша,
всё услышишь, что в сердце сокроешь…
Есть на свете родная душа,
а других и не нужно сокровищ.