Чалый Иван Митрофанович родился в х.Гвоздиков Вейделевского района Белгородской области Российской Федерации. С 1959 года живет в Луганске. Образование высшее. Выпускник Московского Литературного института имени Горького.  Член Межрегионального союза писателей.

* * *
Как-то раз я в ночной полумгле
Под приливами чувства большого,
На замерзшем оконном стекле
Написал три таинственных слова.

Возмущенный мороз заскрипел,
Покрывая следы белой пылью,
А над домом на черной трубе
Недовольно заухал филин.

И на край небольшого села
Прибежала метель-хохотунья.
Издевалась она, как могла,
И слова замела, как колдунья.

И опять никого в полумгле.
Только мысли в душе затаились:
Чуда жду: чтоб слова на стекле,
Как на пленке опять проявились…

* * *
На катке так шумно и светло
В небесах кристальная звезда.
Лед блестит, как чистое стекло.
Ты скользишь, едва касаясь льда.

Над тобой снежинок ореол.
Ты летишь, движения легки…
Петлю вокруг сердца моего
Чертят торопливые коньки…

* * *
Небо – синее дупло –
Загорелось светляками.
Ловишь ты мое тепло
Осторожными руками.

С тополей совсем седых
Снег летит, лишь ветку тронешь.
И от белых звезд следы
Остаются на ладонях…

В аэропорту

Вот сошел последний пассажир.
Ты сегодня вновь не прилетела.
Командир, шутя, предположил:
«Может быть, она не захотела».

Лучше б непогода и гроза.
И полет на время отложили.
«Разлюбила, – кто-то вдруг сказал, –
Ей другие голову вскружили…»

Может, ворон каркнул на беду?
Не хочу я верить этим слухам.
Только завтра снова я приду.
От винта – разлучница-старуха.

* * *
Паутины седая нитка,
Как струна блестит на восходе.
И надрывно скрипит калитка,
Если ты от меня уходишь.

Я стою перед синей дверью,
Желтый дождь надо мною пляшет.
И ресниц твоих черный веер
Из окна мне прощально машет.

* * *
Растерянно смотрю я на столбы:
Все бывшие роскошные дубы,
Все бывшие осины, тополя
Молчком идут в леса через поля.

Им хочется наряд листвы одеть,
Им хочется задорно пошуметь.
Они спешат, спешат в зеленый строй,
И я не в силах громко крикнуть: «Стой!».

Срывается блестящая капель
В бушующий и пенистый апрель.
И почки набухают на ветвях,
Выбрасывая листьев нежный стяг.

Растерянно смотрю я на столбы,
Все бывшие роскошные дубы,
Все бывшие осины, тополя
Идут весну встречать через поля…



* * *
Степе Сороке – другу юности, земляку
 посвящаю

Упала с неба осень неожиданно,
Пришла нежданно, срока не спросив.
И желтизна, как позолота с идолов,
Осыпалася сотней Хиросим.

И земляки нагрянули из хутора,
С которыми не виделись давно.
Взглянул на друга: стало сердцу муторно,
И память вспять крутнулась, как в кино.

Пощады, вижу, нет у хилой старости.
Грядет для нас, мой друг, последний час.
Мы старики, хоть нет в душе усталости,
Желаний нет: навек уйти в запас.

А осень жизни – сваха бессердечная –
В чубы вплела до тыщи паутин.
Нам изменила молодость беспечная,
Когда и с кем?
Без никаких причин…

* * *
Эту мысль, хоть сейчас, я печатью заверю:
Не нашел я того, что так долго искал.
И стою перед темной загадочной дверью,
За которой совсем не бывает зеркал.

Нет теней там и нет отраженья.
Полумрак, полусвет, полужизнь, полусон.
И не в пользу свою завершаю сраженья,
Как в изгнании – Наполеон.

Автопортрет

Автопортрет рисую на стекле.
Своих друзей, что затерялись где-то.
Стекают краски. Облики без цвета
И контуры теряются во мгле.

Пред вечностью мы полностью раздеты…
А жизнь вся поместилась на столе…
Так может потому, что плохо на Земле,
Никто не возвратился с того света…

* * *
Ты, помнишь, какой был ливень?
Дрожала земная ось.
Но не было в мире счастливей,
Чем мокрые мы насквозь!

Из туч без конца гремело,
Как будто поток камней.
Смеялась молния бело,
А мы улыбались ей.

Вдруг песню сменила проза…
И как изменилась жизнь…
Теперь нас пугают грозы,
И ты от меня бежишь…

* * *
Сегодня мне особенно печально,
Что нет тебя со мною за столом.
Повесил нос на плитке белый чайник.
Снежинок рой кружится за окном.

Так холодно в угрюмой комнатенке.
На окнах в палец понамерзло льда.
Надеюсь я, что может быть в потемках
Загадочно дверь скрипнет, как тогда.

И ты войдешь, пылая от мороза.
Растают окна, загорится свет.
С тревогой жду (хотя довольно поздно)
Я каждый час, как будто сотню лет.

Сегодня мне особенно печально.
На сердце снега столько намело.
Давно остыл на плитке черный чайник…
И я один, как прежде, за столом…

В осеннем парке

Скользят каштаны под ногами,
Скользят шарахаясь от ног.
Мир многоцветен, многогаммен,
И время подводить итог.

Сурово осень, сдвинув брови,
Стоит над нами, как судья.
Лес пожелтел, как обескровлен.
Плывет судьбы моей ладья.

Плывет листком, опавшим с клена,
По речке древней, по Донцу.
Спешит в январь иль май зеленый?
К началу дня? Или к концу?

И надо выстоять, не дрогнуть,
Когда придет внезапно смерть.
Как все деревья это могут:
Достойно жить и умереть.

А чтоб врасплох смерть не застала,
Неплохо бы в конце пути:
Упасть созвездием каштана,
А по весне зарей взойти!

* * *
Имея редкую возможность,
Я стал у огненной черты,
Хлестали молнии наотмашь,
Как раскаленные пруты.

И было больно, было страшно.
Сбивало дух, спирало дух!
Между собою зло и властно
Боролись смелость и испуг.

Вот только б выстоять, не дрогнуть.
Не убежать под теплый кров,
Чтоб не застыла недотрогой
Моя бунтующая кровь.

А мрак огнями был расчерчен.
Распятьем светлым на кресте.
И я пошел грозе навстречу,
К той самой огненной черте…