Инна Заславская

Светятся золотом пуговки пижмы –
Лето надело последний наряд,
И полуночным стеклярусом вышит
Небом наброшенный бархатный плат.

Что тебе в этом роскошестве праздном?
Что в созерцании божьих красот,
Несоразмерном и несообразном
С важностью сиюминутных забот?

Нам ли, практичным, умильно дивиться
Нежным объятьям плюща и стены,
Трепету бабочки, клекоту птицы? –
Нашему делу они не важны.

Все это – после, когда-нибудь после.
Нынче же – польза, уменье, расчет.
Цвет бытия опадает под осень,
Ты не заметишь, а он опадет.

Четыре огненных кота
 
Четыре огненных кота
На теплом шифере сарая
С листвою огненной играют –
Как грациозна суета
Кошачьих лап, когда они,
Поймав шуршащую игрушку,
Ее роняют равнодушно
И снова ловят.
И сродни
Забаве этой яркий день,
В шерстинки рыжие одетый, -
Детеныш царственного лета
И осени.
А между тем,
Устав от игрищ, улеглись
Коты рядком, застыв в дремоте,
Как будто пойманный в полете
И брошенный на крыше лист.
Но ветер кончиком хвоста
Пощекотал макушку сада,
И стали частью листопада
Четыре огненных кота.

Не помню фамилий, не помню имён

Не помню фамилий, не помню имён,
До крыши мой мозг пустотой заметён,
Как двор – нескончаемым снегом.
Безликие тени мелькают в снегу,
И я, задыхаясь, за ними бегу
И падаю в бездну с разбега.

А может, не нужен архивный запас
Давнишних людей, сохраняемых в нас
Кусками шагреневой кожи?
Кто ведает – живы они или нет,
Но их воскрешенье, как спящего – свет,
Пугает порою до дрожи.

Когда же в толпе окликают меня,
Внезапная встреча – почти западня,
Силки узнаванья чужого.
Выходит, что я перед ними в долгу,
Поскольку ответно узнать не могу.
Слепой не услышит немого.

Но страшно, что то же случится со мной,
И взгляд, отгороженный толстой бронёй,
Мое воскрешение встретит
И мимо пройдет по закатной поре,
Оставив меня в заметённом дворе,
Где шарит беспамятства ветер.