Валерий Ременюк

Гусь лапчатый обыкновенный
Если не симфония, то соната –
Ветер завывает, дудит вовсю.
Кстати, юго-западный, то, что надо!
Самая погода идти гусю.
Самая погода, да нету тяги,
Некому гагакнуть на вираже.
Где вы, рукокрылые симпатяги?
У меня жаровня шкворчит уже.

Мой товарищ лапчатый! Далеко ты.
Стежки наши близятся, да не сшить.
У меня лицензия Ленохоты,
У тебя наивная жажда жить.
Не грусти, коллега! Какие годы?
Жить неинтересно, судьбу кляня.
Думаю, лицензия Главохоты
Уж давно открыта и на меня.

И в меня ружьишком зловеще тыча,
Некто улыбается из кустов.
В жизни мы охотники и добыча,
И судьба сама назначает, кто.
От ее безжалостной, грубой силы
Ни в кустах не спрячешься, ни в тени…
В общем, это лирика, сизокрылый.
Ну, давай, лети уже. Не тяни!

Коммунальная зима 

Наверно, снова в небесах сорвали вентиль,
И снегопад опять - ну, форменный атас!
А под ногами реагент на реагенте,
Что агрессивно реагируют на нас.

Их коммунальщики насыпали «с походом»,
А в эту зиму – как не сыпали давно.
Их применяют для сражений с гололедом,
Со снегопадами и с нами заодно.

А на термометре отметка «минус восемь».
Но у мороза ограниченная власть -
Дороги хлюпают, как будто это осень
Забыла выехать и сильно зажилась.

И как бы там бы не старались бы метели
Всю эту химию присыпать-припушить,
Хватает новеньких сапог на две недели,
Потом их можно в босоножки перешить.

А перспективы возмутительны и жутки –
Грозит заносами лихой метеовраль.
Одна отрада – над Невой летают утки!
Уже попарно! Невзирая на февраль.

Они загадка для меня. Они заноза!
Ответа нет и он решительно иском:
Как, наплевав на все потуги коммунхоза,
Они спокойно выживают … босиком?!

По мелководью 

Бреду я по’ небу, а в нем бежит волна,
Меж облаками пробирается подлещик,
А может, это наливается и блещет
Меж облаками восходящая луна.

И нет различий между небом и водой -
Бреду по мо’рю, а волна волнует небо,
И брызги неба разлетаются нелепо
Над затонувшею песчаною грядой.

И смысла высшего исполнен этот факт,
Ведь человек, как говорят, из моря вышел
И, помаячив на земле, уходит выше,
Хотя сие не проверяется никак…

Лисички сентября 

Зелено-желтый выстиранный ситчик
В распахнутом окне календаря
Оранжевыми шпильками лисичек
Приколот на подрамник сентября.

Блуждает по дорогам подорожник
(не внедорожник, Господи, прости!)
И дождик – независимый художник
Сливает акварели из горсти.

Он не оставит белою ни пяди,
Пробелы для него исключены!
Пейзаж пестрит размазанностью пятен
И лишь лисичек гвоздики точны.

По берегам опушек и проплешин
Они стоят, прикрытые травой.
Их настучал какой-то добрый леший,
Рукастый и вполне мастеровой.

Видать, была у малого причина
Набить гвоздей и скрыться без следа…
И всё вокруг и благостно, и чинно,
Одно лишь Но: подходят холода.

Мне б улететь за далью и за былью
В июльский день, в горячую зарю,
Да не могу – и сам-то я пришпилен
Лисичками к лесному сентябрю.

Земля 

А однажды выходишь из утлого быта тенет
И смотришь в пространство, и вдруг понимаешь: «Мля!
На самом деле, ведь никакой гравитации нет!
Просто нас засасывает Земля».

А дальше блуждаешь в пустых перелесках предзимья,
Одним лишь вопросом преследуем и томим:
«Великая тайна! Вот я и узнал твое имя…
И как теперь жить со знанием-то таким?»

Но как-то живешь. Зажигаешь под чайником газ.
Куда-то стремишься, о чем-то всегда беспокоясь.
Идешь по Земле удивленно, как в первый раз.
И не замечаешь, что сам уже в ней по пояс.

Ты там себя чувствуешь сносно, как в теплой золе.
Давно уж посеял ненужный теперь дробовик.
Когда же погрузишься полностью, то о тебе на Земле
Напомнит лишь кепка твоя, оседлавшая боровик…

Город Кукина

…………….Юрию Кукину, великому поэту и барду,
  …………….недавно покинувшему нас, посвящается

Школа. Гитара. И первые песенки хором,
И далеко еще до перестроечных вех:
«Если вы знаете, где-то есть город, город.
Если вы помните, он не для всех, не для всех…»

Там горожане поделятся кровом и хлебом –
Верили мы, так устроен открывшийся мир -
«Вместо домов, у людей в этом городе небо.
Руки любимых у них, вместо квартир».

Но отзвенели мотивы наивного детства,
И осознали мы, как далеки миражи,
А от иллюзий есть непревзойденное средство –
Это микстура под жестким названием «жизнь».

Поняли мы, что ключи не подарят на блюдце!
Блюдца все заняты – чай обыватели пьют.
«Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заменяет уют».

Где пролегали дороги, возникли заборы,
Каждый отстроил себе дорогой хуторок.
«Из разговоров они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог…»

Но иногда от тоски, ну, а может, со скуки
Пальцы прихватят гитару, и вновь оживет
Город, который когда-то построил нам Кукин,
Город, в котором живут и не знают забот.

Там обитают друзья, что уже не вернутся.
Там оживает любовь, невозможная тут.
«Если им больно, не плачут они, а смеются.
Если им весело, вина хорошие пьют».

Там горожане ни разу не выглядят хмуро,
Даже когда горизонты темны от дождя.
Там у прозрачной воды поселился и Юра.
Там мы и встретим его. Только чуть погодя…

Весна в Пенсионном Фонде

Дело к марту и песни звонче,
И повсюду бушует жизнь!
Вот вчера в Пенсионном Фонде
Два бухгалтера подрались.

Было много живого шума,
Криков, возгласов и т.п.
Две солидные дамы в шубах,
Два бухгалтера от ИП*.

Дамы в теле и в полной силе,
Весом брутто кг под сто.
Как задорно они делили,
То ли очередь, то ли что!

Озверевшие от работы,
Доведенные до межи.
И порхали вокруг отчеты -
Пенсионные платежи!

Разбегалась волна цунами -
В коридорах метался крик.
До чего же пассионарен
Наш бухгалтер в отчетный пик!

Из каморок выходит стылых,
У инспекций торчит в ночи**,
И приносит весну на крыльях,
Как Саврасовские грачи!
……………………………….

* ИП – индивидуальные предприниматели

** Очередь на сдачу отчетов бухгалтеры занимают с ночи.


Блокадные книги 

…………………….Шумовой Валентине Григорьевне и всем тем,
  …………………….чье детство прошло в блокадном Ленинграде 

Метроном чеканит время в доме мерзлом и пустом.
Чтобы ожила «буржуйка», поднимайся из постели.
А растопка занимает до двенадцати листов -
Есть у мебели манера разгораться еле-еле.

Скоро мама будет дома, только будет ли обед?
Но огонь – твоя забота, подогрей хотя бы чаю.
«Робинзон» - подарок папин в День рождения тебе -
С каждой новою растопкой все тончает и тончает.

Переварены «буржуйкой» до последнего листа
И Толстой, и Маяковский, и «Поваренная книга» -
Очень вредное изданье для пустого живота,
А особенно картинка, где со сливками клубника!

Образуется большое из деталей небольших.
Растепляется печурка, ты мороз одолеваешь!
Перед тем, как жечь страницы, перечитываешь их,
Словно чай из чашки в чашку навесу переливаешь.

И в тебя перетекают Робин Гуд и Робинзон,
И Ассоль – твоя подружка, и мечты ее о Грее.
А зима сорок второго – это только страшный сон,
И одна твоя надежда - пережить его скорее!

Только сон упорно длится. Убывает неба свет.
Снег на улице кружится, бьется в синее окошко.
Догорают головешки. Что-то мамы долго нет…
А на месте «Робинзона» - лишь картонная обложка.

Беседа 

Жил да был один художник, жизнерадостный вначале,
Да с годами потускнели и веселие, и прыть,
Но зато он научился разговаривать с вещами,
Так что даже старый зонтик он умел разговорить.

Он берет его с собою и гуляет по аллеям
Исторического парка от калитки до пруда,
И беседует о жизни, наблюдая, как алеет
Утонувшая в закате невысокая гряда.

Растопыривает зонтик, если брызнули осадки,
И легко отодвигает надвигающийся фронт,
И тогда-то проявляет потаенные повадки,
И бубнит над головою распоясавшийся зонт:

Где он был и что он видел, как дела и настроенье -
Подвывает помаленьку, непогодою гоним.
Отличается, однако, небывалым самомненьем -
Он в ответе за здоровье тех, кто пользуется им!

Или вот еще картина: наш художник у камина
И просвечивает красным сухощавая ладонь.
Для него во всех аптеках нет полезней витамина,
Чем мерцающие угли да пылающий огонь.

Он беседует с камином и с поленьями толкует
О сегодняшней печали и бессмысленном былом,
И огонь на то вздыхает, и на вазочке бликует,
И напитывает вечер ароматом и теплом.

А приталенная ваза из китайского фарфора,
Нестареющий ребенок, озорная травести,
Замечательный напарник для большого разговора -
Словно ракушка, бормочет, если к уху поднести.

И беседует художник среди бликов, среди пятен
С образцами интерьера в оглушающей тиши.
Он, конечно, не лунатик, не напился и не спятил.
Просто, умерли родные.
Не осталось
Ни души.


Апрельское 

На зимней площади сугробы и мороз,
Ларьки, лотошники и слякоть у прохода,
И клубы пара из метро, а чуть поодаль
Стоял апрель с букетом алых роз.

Апрелю не было и двадцати пяти,
И на часах без двадцати пяти (четыре).
И для него сияло солнце в целом мире:
Она вот-вот должна была прийти.

В букете роз его пульсировала кровь.
Вокруг апреля снег подтаивал конкретно –
Располагал он технологией секретной
С оригинальным именем «любовь».

К его теплу слетели греться воробьи.
А он вздыхал и нарастало напряженье,
Ведь недостаточно бывает притяженья
У даже самой пламенной любви.

Сошлись и цифры, и терпенье у ноля.
Апрель до времени ушел в иные дали.
Ушел один, и снова восторжествовали
На всей земле метели февраля…