Инна Заславская


Ночь отпоила утро молоком,
Надоенным небесною коровой.
Оно текло и тёплым шепотком
Будило этот город нездоровый,

Охрипший и оглохший от борьбы
С самим собой, замотанный шарфами
Колючих улиц. Если б да кабы
Леченье впрок… Но тесными дворами

Ползла зараза полчищем машин,
Сбивая в клейстер сливочные реки.
И привкус гари в воздухе першил,
В дыханье впившись, кажется, навеки.

И светофоров огненную сыпь
Уже замазать не могла зелёнка…
С далёких пастбищ млечной полосы
Смотрела вниз небесная буренка.

Она вздыхала, выпятив бока:
«Недомоганья городские стойки,
И потому так много молока
Я припасаю для вечерней дойки»



Метель, мастерица вечерняя

Метель, мастерица вечерняя.
Скрипит ее ткацкий станок.
Полна послушанья дочернего,
Слежу, как шныряет челнок
По мерзлой садовой основе,
Выводит кайму из теней.
Холсты все плотней и суровей,
А сердце – колодца темней.
Чему научилась, не спрашивай
Меня, моя снежная мать:
Из нитки, чернилами крашенной,
Такой белизны не соткать.



Новогоднее

Забыв о слякотной погоде,
Как первый вздох, как лёгкий взмах,
Приходит утро новогодья
Лебяжьим пухом на ветвях.

Из кракелюрной паутины
Теней проглядывает свет,
И Брейгель новую картину
Любовно ставит на мольберт.

На ней – ликующие лица
Детей, играющих в снежки,
И пёстрых лыжниц вереница
На белом бархате реки.

Игра собак, сорочья стая –
Всё гуще краски и звучней,
И утро в день перерастает
На живописном полотне.

Скользят по склонам санки, ветер
Разносит снежное драже,
И день в серебряном багете
Не умещается уже.