ЮРИЙ ГУНДАРЕВ

Позвольте предложить Вашему вниманию свои стихи. Буду признателен, если Вы опубликуете что-нибудь из них в вашем издании. С уважением, Юрий Гундарев.
Об авторе: окончил факультет журналистики Киевского университета им. Т. Шевченко. Заслуженный журналист Украины. Автор трёх поэтических сборников, пьесы, а также диска фортепианной музыки. Стихи публиковались в журналах «Радуга» (Украина), «Нива» (Казахстан) и поэтическом интернет-альманахе «45-я параллель».

____________________________________________________________________________________
 Февраль

 Февраль.
Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд...
 Б. Пастернак

Костeл Николаевский острием шпиля
проткнул насквозь небесную ткань.
Посыпал снег серебристой пылью
на плечи зябнущих прихожан.

В проeме распахнутых врат –
распятие
сияет, притягивая прямо с порога.
Так хочется в углу незаметно стать
и попросить прощенья у Бога.

…По взмаху палочки дирижёра Макмеррина
разверзла уста душа Амадея.
Блаженства такого сколько отмерено? –
скажи, Пресвятая Дева.

И сколько отпущено взахлeб эмоций?
Любви сколько? – скажи!
Февральский вечер.
«Реквием» Моцарта.
Распятие.
Орган.
Витражи.

* * *
Господи,
дай глоток!
Я задыхаюсь от засухи.
Чутко,
как Владимир Набоков,
чувствуя звуки и запахи,
верую:
грянет дождь.
Принц ты
иль нищий на паперти –
все позабудь,
не итожь,
прими
первые
капельки!
Губы без влаги сухи,
словно пергамент потресканный:
им не прочесть стихи,
не замереть над фресками,
не ощутить вкус
в обмороке
феллиниевом
сока твоих уст,
таинств твоих линий.
Небо рыдает навзрыд,
града сея кристаллики,
молния ало горит
готикой слова
"Металлика”.
Я подставляю ладонь
под коромысло радуги…
Господи,
дай глоток,
я задыхаюсь от засухи.

 Приглашение в оперу

Закутался в первого снега искрящиеся меха
оперный‚ словно какой-нибудь берегущий
горло Каварадосси.
Окно с балериной замерло картиной Дега
напротив Лысенко‚ застывшего
в дирижерской позе‚
прислушивающегося к мерному ритму
с неба
падающих на фонтан –
заиндевевший в хрустальный –
снежинок‚ эфирных отдельно‚
но – вместе! – снега
целые толщи образующих моментально.
Кстати‚ нота – это‚ по сути‚ снежинка
та же‚
на одной ноте абсолютно недостижим
размах
Шостаковича или Стравинского.
Здесь даже
бессилен сам Иоганн Себастьян Бах…
Облачки пара клубятся над красными
лицами
театралов. Первый звонок.
Движемся парами.
Зубами стягиваем примерзшие к рукам
рукавицы
И достаем билеты: ложа-бенуар
правая.

Андреевский спуск

Вечер –
темно-лилов,
настоящий
дип перпл.
Как по рельсам
несло
прочь
от затхлых депо.

Звезды молча,
без слов
расцветили шатер.
Черный кот
за углом
нарисован
и стерт.

На скамье –
в медь залит –
Михаил Афанасьич
метит взгляд
поверх лиц
в небо,
павшее навзничь.

Закричи
и проснись,
обнажи
нерв нагой!
Звезды
падают
вниз,
не ступить бы
ногой.

Вот и
Сковорода,
замер на Контрактовой…
Ты свернешь
в никуда,
чтоб вернуться
снова.

* * *
Образы, рифмы твои и терции
в сумке если с собою носят,
значит, не в сумке,
а возле сердца,
и значит – ещё никакая
не осень.

Значит, бери карандаш и пиши,
шелест дней отражая эхом,
вслушиваясь, замирая,
в кабинетной тиши
в голос, спускающийся к тебе
сверху.

 Сын
Артемию

Ты, как девочка на шаре у Пикассо, хрупок,
мой черноглазый жеребёнок на тоненьких
ножках.
Стряхиваешь, как снег, белого кимоно руку
и бежишь, высекая серебряные искры,
по лунной дорожке.

Протягиваешь ладонь – морю,
другую – мне,
твой звонкий смех катится по лиловой
глади,
ты доверяешь узкие плечики беззвучной
волне.
И волна тебя нежно, чуть касаясь,
гладит.
Ты растворяешься в тёплой солёной
неге,
а я вот озяб на берегу, полотенцем
обвит…
И звёзды, мерцающие в разверзнувшем
небе,
учат меня благодарности
и любви.

В плену страстей

Мы снова встретились. И местом встречи
был избран русской драмы театр. Поэтому
казалось, должен получиться вечер:
на сцене – страсти, в ложах – силуэты

испанских грандов и грандесс надменных.
У нас же страсть ушла, как оказалось,
открылось это нам двоим мгновенно,
и мы тайком смешались с массой зала.

Сменило жгущий руки шёлк колгот
простое трикотажное изделие,
а губ начертанность – обычный рот…
И порознь были две души, два тела.

Вовсю на сцене бушевали страсти:
пощeчины, молитвы, клятвы, драки…
И ускользало от героев счастье,
как бабочка цветистая от сака.

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

«В плену страстей» (по драме Леси Украинки «Каменный
властелин») – спектакль Национального академического
театра русской драмы им. Леси Украинки.

* * *
Птицы над парком носились
в такт кисти Коро.
Зонтик раскрылся синий.
Алый раскрылся рот.

Здравствуйте, мэтр Феллини!
Это же – «Амаркорд»,
лейся ливня ливень,
грома греми аккорд!

И безо всяких усилий
взмыл, как Шагалов герой:
зонтик в руке синий,
сердце твоё – в другой.

* * *
Деревья набок дёрнуло
под натиском ветров:
пейзаж смиренный Тёрнера
сменила кисть Коро.

Семью цветами радуги
зажглись шеренги трав.
И молнии, подрагивая,
сверкали до утра.

Стояли завороженные
с тобою у гардин…
И корчил дерзко рожи нам
небесный арлекин.

* * *
Во отрицание
реальных
и мнимых объемов
ты са–
ма отвергаешь
погружение в море
с двойным дном.
Ты –
воплощение поверхности,
как у Матисса,
и в данном случае
объемнее плоскость,
чем объем,
ибо не требует
таких составных,
как былое
или грядущее
и прочее, прочее –
аж
до утешительных иллюзий,
полезных,
как натощак алоэ
или как утренняя молитва
«Отче наш».

Одри Хепберн

Мы не совпали
ни во времени,
ни в странах,
мы и в любви
не совпадем
уже.
Но почему,
когда Вас вижу
на экране,
так солнечно
на пасмурной душе?
Но почему
я повторяю
на английском
опять
за Вами нараспев
слова?
И губы Ваши
непослушные
так близко,
что хочется
их влет
поцеловать.

Сальвадор Дали

В мёртвой ноябрьской воде
лодка плывёт из августа.
Мальчик в матроску одет.
Лодка без вёсел,
без паруса…


«Швейк» на сцене Франковцев*

Немой реквизит
трансформируется в перрон,
оскалился решеткой
на нем острог,
острог канул в баню,
баня – в вагон,
над крышей которого –
только звезды да Бог.

Желание загадывай,
коль упала звезда,
вот сбыться оно
успеет ли разве?
А может,
кто-то ушел навсегда,
прервав молитву
на последней фразе?

Шампанское, танго –
все в жизни другой.
Провизию и скарб
заколачивают в ящики.
Уходит на фронт
бутафорский вагон,
а слезы-то – настоящие…

––––––––––––––––

* В киевском театре украинской драмы имени Ивана Франко вот уже много лет с огромным успехом идет пьеса «Швейк»

Душ

Душ ледяной
пронизывает
насквозь
тело,
распятое на плитах
кафельных,
сразу
становишься похожим
на вос–
петых в "Замке”
героев
Кафкиных.
Вмиг
шелестящий напор
уносит
спектр настроений –
от тоски
до азарта,
кажется
лежащей на полу
вовсе
планка,
гордо поставленная
на завтра.
Ты,
обнаженный,
беззащитный
и слабый,
отданный
на закланье
ощетинившемуся потоку,
вспыхиваешь
осознанием
бренности
слвы,
подвластный
разве что одному
Богу.
Взгляд
пробивается
сквозь водяные вихри,
вижу
неожиданный
фрагмент из детства:
бабушка моя,
смахивающая
на Марлен Дитрих,
рядом,
улыбаясь,
стоит с полотенцем.

Картина

По переулку, затопленному черным мазком
тени,
бредут двое – он и она – в направлении
света.
Это – картина, подаренная на день
моего рождения
тобой в Литве в самом конце лета.
Явила мне воистину пророческий знак
кисть неизвестного
литовца:
ведь это – мы с тобой движемся,
разрезая мрак,
в поисках солнца.

Пушкин

Что завидовать Пушкину,
ведь "Мороз и солнце…”
Не напишешь,
несмотря ни на какие потуги,
И не встанешь
под дула стальное оконце,
Заступаясь за честь
свою и супруги,
И домашних жизнь
не превратишь в иго,
Перед смертью
капризничая и грузя,
И не скажешь,
обращаясь к книгам:
"Прощайте,