Память пресыщена прорвою лиц и имён,
Уймой безумных идей и открытий наивных.
Теплится в памяти отсвет багровых знамён,
Цены с нуля и аккорды бравурного гимна.

Жизнь поумнела, мы гимны теперь не поём,
Жизнь прагматична, жестока, дотошна, однако
Память забита и вовсе ненужным хламьём,
Вроде значения «пи» до десятого знака.

Память отдраить бы, в каждом пройтись закутке,
Вплоть до смешных, никогда не написанных строчек.
Слаб человече, и вот не подняться руке,
Чтоб без оглядки стереть соловьиные ночи,

Шёпот несвязный, рассвет как замах палаша,
Чувства вразнос, драгоценный вердикт поцелуя,
Вытравить то, от чего цепенеет душа
И без чего не узнать, что душа существует…

Трезвость рассудка и ныне и присно в чести –
Счастлив мудрец, распластавшись в ореховой раме.
Вот бы при жизни, при жизни ещё наскрести
Маленьких глупостей полную доверху память!

В памяти лица друзей, – значит, с этим везло –
Сотня-другая стихов и десяток хороших.
Хватишься к полдню: какое сегодня число?
Впрочем, об этом не грех и спросить у прохожих.

* * *

Вот вам время, которое лечит,
Вот безвременья чёрный провал.
Как давно не бывал я беспечным,
Я спокойным давно не бывал.

Справедливей, острее, уместней
Отсчитать эти десять шагов,
Но по-прежнему песни, не перстни,
Я точу из злачёных оков.

Я теперь не терплю позолоты.
И всё так же не терпит рывка
Этот путь через долгие годы
К пониманью, что жизнь коротка.
* * *

– Ой, как вы постарели, пацаны…
Но глаз блестит.
Из разговора

Потрёпанный и затрапезный вид,
Вполне пристало – по дворам, с сумою.
А по пятам – бронхит и паранойя,
Саркома, простатит, холецистит
И иже с ними… Только глаз блестит.
Но глаз блестит, и очень нужно впредь,
Вонзая каблуки в земную твердь,
Сквозь сплетни и прищуренные взгляды,
Дойти, добить, доголосить, допеть!
Вот долюбить – помилуйте, не надо,
Мне этого при жизни не суметь.
Поникло время, искушая нас,
И сквозняками вышел вольный ветер.
Не нужно громких и никчемных фраз –
Ещё немало дел на этом свете,
Пока блестит, пока не гаснет глаз.


МЕДИТАЦИЯ

Давних пожарищ золу ворошу.
Видишь, мурашки по коже.
Я же тебя ни о чём не прошу,
Я тебя слушаю, Боже!

Знаю, меня ты не зря ослепил
Самым неблёклым из зарев,
Был легкокрыл, да теперь и забыл,
Где я твой дар разбазарил.

Где обретался я тысячу лет,
С кем приближал эту осень?
Все в моём сердце, и вот уже нет
Разницы, кто кого бросил.

Господи, мне и при мне хоть потоп,
Но вразуми остолопа,
Как безобидное слово «потом»
Стало страшнее потопа.

Я не прошу ни сноровки, ни сил
Выжечь, забыть, притерпеться.
Верю, ты мне от щедрот присудил
Жить переполненным сердцем.

Верю ли, верую в голос в ночи,
Так рассудительно ясен?
Я тебя слушаю – ты промолчи,
С грехопаденьем согласен.


* * *

Стучи, моё сердце, стучи.
Пусть глупое – всё ж таки бейся,
Ты в страшной бессонной ночи
Меня не оставь без удара.
Покурят пускай санитары,
Пускай поскучают врачи,
Не выполнив позднего рейса.
Стучи, моё сердце, стучи.

Истерзанный тёплый комок,
Пока понукаемый кровью,
Я знаю, как ты одинок,
Я знаю, как жить одиноким,
Давай-ка на поздние сроки
Последний отложим звонок.
Стучи, моё сердце, стучи,
А я не нажму на курок.

Тебе неуютно в груди?
От этого некуда деться.
Пока окончанье пути
Не вычертит кардиограмма,
Не охнет жена или мама,
Тебе не дано отвертеться,
Стучи, барабань, колоти,
Весёлое вздорное сердце!


* * *

Я однажды приду, я ступлю на порог,
И – волшебней не сыщешь феерий!
Это ветры весны, это космос у ног –
Эти настежь раскрытые двери.

Я, конечно, приду, заявлюсь невзначай
И не зван, но забудем о званьях.
А потом будет кухня и пусть даже чай,
Я ведь тоже – скупее в желаньях.

Сквозь молву и года поспешая сюда,
Я в желаньях скупей, но не строже.
По одёжке встречают, мол… Вот ерунда!
Их и вовсе не нужно, одёжек.

Мой рюкзак под завязку разлуками полн,
Я их нёс, не успев притерпеться,
Через тысячу войн, через тысячу волн,
Через тысячу лун, через сердце.

Нелегка эта ноша – так милостив Бог
К бесконечно идущим по мраку,
По трясинам, по пыльному щебню дорог,
Но свою не нашедшим Итаку.
Я однажды приду…


КОМАНДУЮЩАЯ

Не уверяй меня, не надо,
Что ты такая лишь со мной.
Тебе бы принимать парады
И обходить любовный строй,
Где будут все твои мужчины
Стоять, дыханья затая…
Произведи хотя б в старшины,
Моя командующая!

Я буду есть тебя глазами,
Когда ты подойдёшь ко мне,
И попрошу: «Доверьте знамя!
Я буду преданным вдвойне».
Я буду доблестным и ловким
В незатихающих боях
С твоею рекогносцировкой,
Моя командующая.

Да вот беда – чужие локти
Напомнят мне, что я в строю.
Ты приколи на грудь мне орден
Негромким шёпотом «Люблю!»
Я рапорт не подам в отставку.
Пусть полк предаст, останусь я.
Явлюсь, затребуй только в Ставку,
Моя командующая!


55

За добродетелью часто сокрыты пороки,
Всякая здравица – по существу, некролог.
Спрос диктовал мне надсадно слащавые строки,
Всё чин по чину, но я под диктовку не смог.

Спрос как глашатай ославит, но вряд ли рассудит.
Что ему муки, труды до потов, до горба!
В строках – не знаки, а рядом прошедшие люди,
Впрочем, всё это зовётся короче – судьба.

Знай, прожигай, что по Вышней пришло разнарядке,
Майские полдни, июльских ночей колдовство…
Сила бурлила и время стучало в достатке,
Жаль не хватает теперь ни того, ни того.

Время поэта – пока неподкупен и зорок.
Ну-ка, попробуй пропой ему «за упокой»!
Магия чисел таится в тандеме пятёрок,
Даже и в школе не мнилось удачи такой.

Вот бы понять – не принять – подоспевшие нравы,
Может быть, лишнего и не зачтётся в грехи.
Если ни в чём никогда не заискивал славы,
Кроме того, что писал понемножку стихи.

Мог бы и больше, да жить не умел понемножку.
Эти пятёрки теперь и суду не отнять.
Передохнуть, покурить и присесть на дорожку –
То-то вдали помаячили новые пять.