Александр Леонтьев


***

 СЛЕПОЕ СЕРДЦЕ

Разверну чистовик. Вмажу в жилу последнюю точку.
Впрысну в кровь сладовито-ядрёный рассол из звезды.
И пойду за Урал, разрывая кораллами в клочья, –
бархатистые путы тигриной травы-лебеды.
Просыпаюсь Ахиллом, а Гектором день завершаю,
проплываю Офелией сквозь тысячелетнюю стынь,
раскалённой душой я в дремучие срубы врезаюсь,
и сквозь лёд пробиваюсь к дыханию чёрных святынь.
И дышу, – погружаясь. И слышу негромкую песню,
дух клокочет во мгле, опаляется лунным огнём.
И исколотый иглами ум мой летит в поднебесье,
Где Эдипом ищу я ослепшее сердце моё.

***
НАТЯНУТОЕ НЕБО

Еще не все сказал пророк,
Еще дрожит натянутое нёбо.
Горит восток. Горит, горит восток,
И на коленях погибает небо.
А я кричу – разящая стрела
Пронзает. Рвется, падает возница.
Дрожит, летит вся в пене кобылица, –
И гибнет на коленях бытия.
Свирель. Вспорхнет вдали,
Змеею потревоженная птица...
И падает, рождается, клубится
Моя любовь к тебе – мой Бог!
Мой заповедный сад, мой вздох
От воли захмелевший.
Свирель. И в бой, и в смерть –
Сегодня вновь сгоревший,
В кровавой пене падает закат –
На головы, на души –
Очищает.
А завтра новый день.
Он бьется в крылья стаи.
Забудь, замри, услышь...
Свирель вдали играет,
И птица рвется, и змея кусает,
И небо на коленях погибает.

***
МЫ

Любовь досталась Илиону,
Нам серный дух степей.
Чернобыля несём икону –
Сквозь треск костей.

Пока мы здесь, на дне заката
Империи, – чинуши – в ряд
Откатывают Евро-хаты
В свой райский сад.

Блаженной кипени дорийской
Нам не узреть,
Пока мы тычемся в расписки
Замёрзших век

Их Виевых пучин зажатых
В тиски личин, –
Ты даже Гоголем распятым
Не стерпишь лёд причин.

Не стерпишь, – но пылают стены рая.
Вот – Илион!
За царский дар красавицы Данаи
Весь сад сожжём!

И бросимся во чрево, как Иона,
Чтоб за три дня,
Прозреть сквозь тесный ус китовый,
Терпенье для, –

Волшебный Илион в сиянье света –
И примем всё, –
Как есть, – без фальши и ответа –
В рождение своё.

***
ТРАКАЙСКИЙ ЗАМОК

Тракайский замок. Сумерек хрусталь.
Туман клубится на волне рассвета.
Ты улыбнешься... Юркнув в пастораль,
нырнула утка, – гладь стекла задета,

взмахнула красной лапой, – серебром,
взбурлила зелень чистоты залива.
Молчу. И чувствую, – крылом
ты клонишься ко мне неотвратимо.

Над башнями, в болтанке, флюгера.
Знамёна реют на смычках флагштоков.
Туристы немцы квакают с утра,
искрится воздух, наливаясь током.

Щелчок и вспышка. Слёзы потекли.
Тебя здесь нет. Лишь парус яхты рдеет,
и стражник ночи гасит поплавки.
«Прости», – услышал. Белый дух редеет.

Но всё неважно. Просто обернись.
Застыла даль, как фреска на граните,
и тихо льется на ладони жизнь,
дитя которой вы ещё храните.

Зовет твой голос, дуновеньем сна,
но обернуться, значит потерять всё.
Пахнула терпкой резедой волна,
и есть мгновенье, чтобы попрощаться.

Молчу. Не слышу. Звуки вдалеке.
Сжимается от счастья сердце, тая.
И с легкой болью, ангела крыло
ведёт в хрусталь покинутого рая.

***
Танцующая на воздушном шаре, –
Лучом сквозь сумрак...
Светом обойми.
И буду я лучиться вместе с ветром,
И растворяться в сладостном дурмане,
Цветения твоей оранжевой весны, –
Пока танцуешь ты, лучом сквозь сумрак...

***
МАГДАЛИНА

В ту ночь она сошла с ума.
Дурнушка – ей привиделось сиянье,
И над водой парящая сума
Отца, идущего навстречу, – пьяный

Я целовал её ключицы и вопил,
Что это я отец, а тот, другой – убийца.
И, не мигая, мозг мой – пил
Скрижали Бога – тощий кровопийца!

Она молчала, а потом сдалась,
Дурнушка, девочка, подруга.
Огонь свечи кривлялся, не таясь, –
И я рассёк печать Земного круга!

И свет небес полился на лицо
Той сумасшедшей, что была невинна
невинностью последней, и кольцо
она надела мне на палец, – Клином

Сквозь рёбра проступила пустота…
Смирение дурашливой блудницы,
И плакала она, когда меня с креста
Поволокли в багряной плащанице,

И, припадая к сломанным стопам, –
Она шептала изумлённо: «Судьи?!»
А по земле дымился алый шрам,
И с жадностью лизал его Иуда.

***
ПРИЗРАКИ В АПРЕЛЕ

Перебираю ветхие листы,
Далеких дней опавшую отраду.
Мне хорошо и просто. И чисты
Приходят мысли в свадебных нарядах.
Приходят в гости старые друзья.
И мама в светлом платье молодая
Зовет меня, я падаю скользя
По снежному обрывистому краю.
Вокруг веселье, крики, голоса,
Мелькают лица – вот уже у цели...
Холодный пар – далекие глаза...
И призраки, шуршащие в апреле.

***
Раскололось хрупкое стекло...
Разметалось по щеке пожаром,
Нежных губ пьянящее тепло, –
На прокуренном диване старом
Дрыхнет кот, затейщик странных игр,
Прыгают в окне лукавые синицы,
Ты сегодня снилась мне, как мир...
В сумерках дрожащие ресницы...
Распластав над небом сотни крыл,
Прячется задумчивая осень, –
Пьяный жар – едва его вкусив,
Мне горчится и немного в просинь
Хочется ещё, ещё души, –
И тепла другого неземного.
Только ты как прежде не спеши
Уходить из маминого дома.
Не спеши в дорогу ворожить,
Станется, все сбудется, как надо...
Только бы себя не пережить,
Не успеть состариться, – и в стадо
Не вступить забойным дураком.
Станется, все сбудется и в осень
Понесут вязанку красных дров,
И накроют листьями, и с сосен
Полетят звенящие свисты
Двух синиц, порхающих насмешниц,
И зажгут опавшие листы,
И взметнется в небо, будто грешник,
Пряный дым... И розовый огонь,
Разгораясь, набирая силу,
Вам расскажет про мою любовь,
Что о зеркало души чужой разбилась.