Владимир Георгиевский



Щетово – Дебальцево
 Федоровскому Владимиру Георгиевичу

Светофоры, перегоны.
Пассажир транзитный я
Сквозь Донбасс, где терриконы –
Карточки визитные.

Еду папиным маршрутом:
Щетово – Дебальцево.
Верю в то, что отыщу там
Две родные станции.

На одной со старым дубом,
Как своим товарищем,
У могилы деда буду
Я грустить на кладбище.

А потом на «дизель» сяду
И в другую сторону…
До кладбищенской ограды
Путь и там проторенный.

От Луганска до Донецка
Стать пришлось скитальцем мне.
Где ж ты, смех счастливый детский?
В Щетово? В Дебальцево?

Июль

Дорога к лесу через поле,
Где меж колосьев васильки,
Как голубые мотыльки
Заснули, нарезвившись вволю.

Блестит ржаное одеяло
На солнце золотым огнём,
Забыв про тучу, что дождём
Его под утро поливала.

Ни ветерка, и я по зною
Тащусь, как старый паровоз.
Но не в депо, а в тень берёз,
К одной из них прильнуть спиною.

В пыли дорога и кюветы,
Во фляжке кончилась вода.
И всё же это ерунда,
Перетерплю во имя лета.

* * *
Целый год живу я ожиданьем,
Когда в майский яблоневый сад
Прилечу исполненный желанья,
Заплутав, не выбраться назад.

Ароматом легкие наполню,
Захмелею и сольюсь с травой,
И, с особой остротою, вспомню:
Год прошел, а я еще живой.

Ну, а к вечеру прикроют тучи
Солнца угасающий очаг.
Все затихнет, а потом по сучьям
Дождевые капли застучат.

Понесутся струи шаловливо
Водопадами с седых висков.
И уйду, воскресший и счастливый,
Я ковром из белых лепестков.

Стихи об осени

1.

Парирую промозглою порой
Пирующего холода удар,
Но ветер, заразительно сырой,
Пропитывает моросью мой шарф.

Ещё вчера чернильная черта
Вечерний окаймляла небосвод,
Приметствуя о празднике зонта
И времени проулочных болот.

Стихийный рынок зябнущих старух,
В стеклянных банках летний урожай.
Случайный покупатель, нем и глух,
Уходит, а ему вослед брюзжат

Про слякоть, ревматизм и молоко,
Внезапно ставшее «не по зубам»,
И про мента, что пишет протокол
Тому, который «не туда... не там».

С толпой таджикских жалких мужиков
Соседствует расколотый арбуз.
Южан не тянет в лоно кишлаков,
А я б не прочь в когдатошний Союз.

Занудство мыслей охлаждает дождь,
Рука спешит в спасительный карман,
Коньяк во фляжке – благостная ложь,
Глоток-другой и жизнь опять – charmant.

2.

Грядкам опустевшим
Осень пишет оду.
Ветер, налетевший,
Прочит непогоды.

Лист с землей спрессован
В яме для компоста.
Тучи, как вороны,
В стае над погостом.

Прячась за беседкой,
Клонятся стыдливо
Вечные соседки –
Яблоня и слива.

Грустный дом венчальным
Скрипом старой двери
Вымолвил печально –
Ты моя потеря...

Письмо убитого солдата
В. Пегошновой

Ты представь меня в тесьмой
Убранной сорочке,
И прочти мое письмо
Без единой строчки.
Я послал его тебе
Не привычной почтой,
А «журавликом» с небес
Тихой майской ночью.
Накануне днем в бою,
Выполнив присягу,
Получил из пуль струю
На краю оврага.
Как игристое вино
Два раза не брызнет,
Так и мне уж не дано
Вновь вернуться к жизни.
Той, что кончилась вчера
Посреди концерта
Молодого песняра
Бешеным фальцетом.
Мы не властны над судьбой,
Но не плачь, родная,
А живи и знай: с тобой
Буду впредь всегда я.
Теплым летним ветерком,
Скрипнувшей калиткой,
Свежесорванным цветком,
Старою открыткой.
И воскресною свечой,
Что поставишь в Храме,
Ты, как сказочным ключом,
Дверь откроешь в память.

Побег

Этой ночью выпал первый снег.
Девственный лежит и непорочный.
Этой ночью совершил побег
Молодой солдат со службы срочной.

Он бежит, вцепившись в автомат,
И маршрут себе не приготовил,
Понимая то, что виноват
В пролитой им в караулке крови.

Нужно было просто потерпеть.
Мало, что ли, в жизни доставалось.
Зубы сжать, ноздрями посопеть,
Но не вышло, все сполна прорвалось.

И пошел из «магазина» гной,
Раскаленных пуль фонтан прощальный
В «честь» майора, что давал весной
Пропитые водкой обещанья:

Мол, в гвардейских заждались войсках,
Командиры, что отцы родные…
Да вот, только, вместо слов тоска
В души проникала молодые.

Так и вышло, слаб был военком
В арифметики хитросплетеньях.
Не отец, а «дед» вершил прием,
На одно ошибся поколенье...

Этой ночью выпал первый снег.
Девственный лежит и непорочный.
Этой ночью оборвал свой бег
Выстрелом мальчишка одиночным.

* * *
Я иду босиком по осколкам стекла,
Сам того уже не замечая.
Кровь сквозь раны в ступнях постепенно стекла,
И теперь в жилах сок молочая.

Тонировка на окнах вагонов-домов,
Холод стали в подъездных проёмах.
Город бывших бродяг и великих умов,
Заповедник друзей и знакомых.

На фонарных столбах нет неоновых ламп,
Только видеокамер зеницы,
Наблюдающих зорко за тем, чтобы хлам
Гнил в ему отведённых границах.

Каждый шаг – вхолостую нажатый курок,
Но в обойме остались патроны.
Мне начертан маршрут, и в назначенный срок
Я пройду… мимо лодки Харона.

Казино

Поздний вечер хлещет электричку
Рвущимися струнами небес.
Мы любовь задвинули в кавычки
И нарисовали жирный крест.

Вышел на случайной остановке
Полупьяный одинокий бомж
В старенькой замызганной ветровке,
Прошептал мне – всё на свете ложь.

А ты знаешь, я ему поверил,
Бывшему профессору УПИ.
Все мы одомашненные звери,
Изначально каждый на цепи.

Кто-то эту цепь лелеет-холит,
А иные даже золотят.
Но приходит миг, и жажда воли
Бьет как электрический разряд.

Замирают стрелки циферблатов.
В голове жужжит веретено
Всех надежд, проигранных когда-то
В самом хитроумном казино.

Ожидание

На просторах снежного татами,
Где полгода властвует зима
И природою, и городами,
В смертный бой вступили свет и тьма.

С каждым днем теряло солнце силу,
Зябли люди в свете фонарей,
В водосточных трубах голосило
Эхо царства северных морей…

В рощах обнаженные березы,
Реки сжаты в ледяных тисках.
У природы час анабиоза,
А на сердце чёрная тоска.

Не унять её огнем в камине,
Не залить спасительным вином.
Только ждать, когда сама покинет
И меня, и мой унылый дом.

Только ждать, когда случится чудо:
Привнося собою торжество,
Вступит в залы скорбного приюта
Светлое Христово Рождество.

Запах ели станет мне усладой,
Обогреет душу пыл свечей,
А наутро даль за балюстрадой
Заблестит от солнечных лучей.

И сквозь треск крещенского мороза
Память, в предвкушенье новизны,
Нарисует веточку мимозы -
Символ неминуемой весны.

* * *
Ольге Пахомовой-Скрипалёвой

Цветущих яблонь аромат,
Бутылка старого вина.
Пурпурно-бархатный закат
Качает сонная волна.

На ветку сел заблудший дрозд,
Шуршит ондатра в камышах,
В росе кусты нецветших роз.
Да, жизнь безумно хороша.

По небу туча держит путь
Из ниоткуда в никуда.
Мне вспять её не повернуть,
И каплет в прошлое вода.

Серебряная свадьба

Не отряхнуть серебряную пыль,
Осевшую на свадебное платье.
Щекой небритой чувствую ковыль
Твоих волос. И времени проклятье

Дурных проступков сводится на нет,
И в грусти умирающего лета
Спас яблочный дарует менуэт
Ветвями кисло-сладкого ранета.

Как хорошо, что рядом нет друзей
И брызг незначащего словоблудья.
Молчит беседка – наших встреч музей.
В её тиши коснусь крахмальной грудью,

В который раз, безропотной тебя.
И пусть хранит наш карликовый виндзор,
Туманом лет по прошлому скорбя,
Слезу седеющего парадиза.

Вечерний Екатеринбург

За окном тополиные кроны
Ново-Тихвинский скрыть монастырь
Безуспешно хотят, и вороны
Тупо каркают с них на кресты.

Градус ниже. Размашисто вечер,
Не жалея, кладёт гуталин.
В темноте город вынужден жечь свой
Электрический адреналин.

Кинозалы, кафе, магазины –
Зазеркалья вечернего шлюз.
Ароматы духов и бензина
От авто и сидящих в них муз.

Тлеет праздник сродни сигарете,
Люди прячутся в лоне квартир.
Опустевшие улицы ветер
Лижет, словно ребёнок пломбир.

Спит израненный «Каменный пояс»,
«Вавилон» бляхой светит в ночи,
А в ответ с неба лунный прополис
На стекло и каменья сочит.

© Владимир Георгиевский, 1992–2012.

© 45-я параллель, 2012.