Лариса Миллер


Часть I
 Перемещенное лицо

* * *

Положено идти вперед,
Но он и давит и гнетет
Кусок, что прожит.
И даже верба, что цветет,
Помочь не может,
И даже неба светлый край...
Ты погоди, не умирай-
Там рая нету.
Твой рай - нести под птичий грай
Всю тяжесть эту.


* * *

Иссякло время, и со временем ушло
Всё то, что ранило и мучило, и жгло,
Иссякло время, значит некуда спешить
И наконец-то можно жить себе и жить,
Читать нечитанное, петь или гадать
О чём – неведомо… Какая благодать!
Я почитала бы, да строк не видит глаз,
Ведь время кончилось и значит свет погас.


* * *

Апрель. И сыро и серо.
И птичье вымокло перо.
Серо и сыро.
Что ни скажу, - как мир старо,
И нету мира
Ни в мире, ни в душе самой,
Ни в восклицаньи: "Боже мой!"
Ни в водах талых,
Ни в этих вот: "Пойдем домой" -
Словах усталых.




* * *

Всё вполне выносимо, но в общих чертах,
А в деталях… постылые эти детали!
Не от них ли мы так безнадёжно устали,
И особенно те, кто сегодня в летах.

Эти ритмы попсовые над головой,
Эта дрель за стеной, что проникла в печёнки,
Уголовного вида хозяин лавчонки,
Одинокой собаки полуночный вой,

Этот ключ, что, хоть тресни, не лезет в замок,
Полутёмный подъезд и орущие краны,
Тараканы и мыши, и вновь тараканы,
В жаркой схватке с которыми, всяк изнемог.


Бог деталей, я всё же не смею роптать.
То ли Ты мне шепнул, то ли выскочка – дьявол,
Что на тех, кто в мирском этом хаосе плавал
И тонул, - лишь на них снизойдёт Благодать.


* * *

Живём, то бишь, спешим
Весной, зимой и летом…
А жизнь – она с приветом,
Причём весьма большим:
То далеко пошлёт,
То вусмерть зацелует,
То спит и в ус не дует
Холодная, как лёд,
Недвижная почти,
Мертвячка и ледышка,
И ты бормочешь: "Крышка!”,
Но это жизнь – учти.
Она ещё тебя
Огреет и ошпарит,
Ещё под дых ударит
И скажет, что любя.


* * *

Хорошо покатались на шарике этом.
И ещё покатаемся нынешним летом
На зелёном, на жёлтом, на белом - на пёстром…
Лишь бы кто не проткнул его чем-нибудь острым,
Лишь бы кто не дохнул на него ядовито,
Лишь бы вдруг не исчезла на шарике vita,
"Да уймись, - говорят, - светит солнышко дивно,
Что ты всё о дурном? Даже слушать противно”.




* * *

Опять жара. Какая нудь.
Лень даже пальцем шевельнуть.
И ежели сместилась тень,
То вслед за ней сместиться лень.
Который день жара стоит,
Но жив ещё один пиит,
И тянется к перу рука,
И пьёт пиит из родника,
Что и в жару не пересох,
И пишет он то "ах”, то "ох”,
То очи долу, то горе…
О чём он пишет? О жаре.


* * *

- Как живёшь?
- Благодарствуй, живу на свету,
Вот пионы цветут и шиповник в цвету,
И акация. Всё это утром в росе,
В изумрудной, густой. Вот и новости все.

- Неужели других не нашлось новостей
В этом мире темнот и сплошных пропастей, -
Тех, в которые ухни, - костей не собрать…
И откуда взяла ты свою благодать?
Где живёшь ты, ей Богу?
- В начале села,
Я на лето пол дома с террасой сняла.


* * *

На столе алеют розы,
За забором блеют козы,
За окном вздыхает сад…
Ни вперёд и ни назад –
Никуда спешить не надо
Из пленительного сада,
Из медлительного дня,
Что пустил пожить меня.


* * *

Время сбрендило, спятило, тихо свихнулось
И ушло и обратно уже не вернулось,
То ушло, а другое пришло…
Я от боли от острой внезапно проснулась –
Так нещадно оно меня жгло,
Жгло, как будто о тело гасило окурки,
Не жалеет оно наши нежные шкурки,
Не бывает щадящих времён.
Мы на каторге здесь - доходяги, придурки, -
Каждый мечен, вернее, клеймён.


* * *

Made in Russia, in Russia, в России одной
Обходиться умеют без речи родной,
С матерком продираясь в тумане,
И, пускаясь в загул, не стоять за ценой,
Даже если негусто в кармане.

Made in Russia, in Russia, взгляните на швы,
Как они непрочны и небрежны, увы,
Да к тому же и нитки гнилые…
Ни приткнуться и ни приклонить головы –
Времена здесь всегда нежилые.

Наш родной неуют – навека, навека.
Хоть дрожит у хмельного умельца рука,
Когда тянет он жижу из склянки,
Он ещё молодец и при деле пока,
И не рухнул ещё со стремянки.


* * *

Снова август в крапинку, -
- Дивный, дивный вид -
В искорку, в царапинку,
Что слегка кровит.

Всё, что, вроде, кануло,
Перестало быть,
Вдруг опять воспрянуло,
Возопивши: "Жить!”.

Жить! Гореть! Мытариться!
Настрадаться всласть,
Чтоб вовек не зариться
На чужую страсть.


* * *

Где хорошо? Повсюду и нигде.
Всё разошлось кругами по воде
По тихой – разбежалось, разошлось…
Гляди-ка, тут погасло, там зажглось.
Там осень лист осиновый зажгла…
Послушай, не проводишь до угла?
Верней, до поворота, а верней
До тех дрожащих на ветру огней?




* * *

Проснулась… - где я? На земле, на ней,
Здесь тьма дорог, а также тьма огней,
И тьма словес безбожных и пустых,
И тьма сюжетов сложных и простых.

Земля, земля, землёю, на земле
Гори, гори, не гасни и в золе,
В золе ищи тех близких и родных,
Кто отпылал во временах иных.

Кругла как нолик бедная земля,
Где – что ни миг – всё снова, всё с нуля,
Всё тот же шёпот: "Любишь ли?” "Люблю!
Ловлю твой вдох и выдох твой ловлю”.


* * *

Осенний дух листвой шуршит,
Увещевает: "Брось,
Пускай судьбу твою решит
Счастливое авось.

Авось – отмычка, верный ключ,
Решенье всех задач…
По рукаву сползает луч…
Не мучь себя, не плачь.

Точнее слов в запасе нет
Про время и про путь,
Чем невесомые чуть свет,
Авось, когда-нибудь…”


* * *

He took his own life

Он взял свою жизнь и куда-то унёс,
На брошенный дом оглянувшись сквозь слёз,
Сквозь слёзы на дали взирая…
Увы, не видать ему рая.
Ведь рай, что мерцает в дали голубой,
Совсем не для тех, кто кончает с собой,
Земного не выдержав ада
И выпив смертельного яда.
Теперь впереди ни границ и ни дат,
А только один нескончаемый ад,
Немыслимый и беспредельный,
И хуже того – несмертельный.




* * *

На деревьях стая соек,
На заборе два дрозда…
Мимо соек и помоек
Лихо мчатся поезда.
Поезд мчится, гнутся травы,
А промчится – снова тишь.
Жизнь моя, куда ты, право,
Как безумная летишь?
Дай ответ – не даст ответа.
Пролетит – и все дела…
Снова осень рощу эту
Раздевает догола.


* * *

Жизнь – исчезновение
Каждого мгновения,
Всех до одного…
Ты другого мнения?
Выскажи его.
Говоришь - тягучая,
Долго длится, мучая
Особь ту и ту…
Вздор – она летучая,
Жизнь – она лету…


* * *

Пиши поверх чужих письмён,
Чужих имён, чужого пыла,
Пиши поверх всего, что было,
За время смены всех времён.
Поверх чужих черновиков,
Беловиков, чужого текста –
Иного не осталось места
По истечении веков.
За годом год, за слоем слой…
Поверхность новую тревожа,
Пиши, сумняшеся ничтоже,
Свой дерзкий стих, бессмертный свой.


* * *

"Да” и "нет” не говорите никогда.
Но упрямо вы твердите "нет” и "да”,
Норовите дать на всё прямой ответ:
"Любишь?” "Да” "А не разлюбишь?” "Что ты! Нет!”
Не мудрее ли звучат обиняки?
Ведь такие здесь гуляют сквозняки,
Что не знаем как до вечера дожить.
Доживём ли? Может статься… Может быть…


* * *

Когда сгину, Господи, когда сгину,
На кого покину я ту осину,
На ветру дрожащую, эти тропы,
Эти дни, скользящие, как синкопы,
На кого покину я птичью стаю,
Три сосны, в которых всегда блуждаю,
Эту золотистую листьев пену…
Подыщи же, Господи, мне замену.


* * *

Живём, а значит, умираем.
Ведь мы по-крупному играем
И ставим жизнь на кон,
Небесный свод с лучистым краем
Наш постоянный фон.
На этом фоне столь небесном
Со смертью мы в контакте тесном
Живём, и наш союз
Навек скреплён лучом отвесным,
И нет прочнее уз.


* * *

Всё скоро кончится – увы или ура…
Вот-вот услышу я: "Пора, мой друг, пора”,
Пора, пора, а я ещё не поняла
Мила мне жизнь моя земная - не мила,
А я ещё не научилась бытовать,
Вставать и падать, и, упав, опять вставать,
Я всё ещё на этом свете новичок,
И до сих пор я обживаю тот клочок
Земли, где жёлтая лежит поверх травы
Листва осенняя. Увы, мой друг, увы…


* * *

Не надо истине рождаться,
А надо вечно заблуждаться,
А надо вновь и вновь,
Вновь с удивленьем убеждаться,
Что ты не в глаз, а в бровь
Попал опять, что мимо цели
Твои мгновенья пролетели,
А цели так ясны,
И так просты, как след капели
Исчезнувшей весны.




* * *

Как жизнь? Идёт себе, идёт,
Куда неважно.
Уже на тропах снег и лёд,
А было влажно,
А было так, и было сяк,
И всяко было…
Двадцатый век почти иссяк,
И я забыла
Зачем пришла на белый свет,
Чего хотела,
А, может, вовсе цели нет,
Пришла без дела,
И вот хожу, топчу снежок
Под небом серым,
Кропаю простенький стишок
Смешным размером.


* * *

Улетать и опадать -
Вот любимые глаголы
Осени. Кругом так голо
И пустынно – благодать.

Всё как надо. Всё путём.
Лист летит под ноги людям…
Ну давай ещё побудем.
Вот побудем и уйдём.

Помолчим о том, о сём,
Бросим взгляд на эту осень…
Впрочем, мы её не бросим
И с собою унесём.


* * *

Жить на земле, земли касаясь
Едва-едва,
Лишь тем от хаоса спасаясь,
Что дважды два,
Что дважды два – всегда четыре,
Не три, не пять,
Что после ночи в этом мире
Светло опять.
И даже если, дня не встретив,
Умрёшь в ночи,
То черноту мгновений этих
Спугнут лучи.




* * *

Перемещённое лицо
С небес на землю
Земля взяла в своё кольцо,
И небу внемля,
Земле подвластно – всем её
Толчкам и сдвигам,
Идёт земное бытиё
Под этим игом.
А наверху, а наверху
В краю небесном
Про тварь земную –ху из ху-
Давно известно.
Про всех отдельною строкой
Есть запись в деле:
Кто проживает и с какой
Душою в теле,
И чьи мажорны голоса,
А кто в миноре,
И чья душа на небеса
Вернётся вскоре.


* * *

Хоть бы памятку дали какую-то, что ли,
Научили бы как принимать
Эту горькую жизнь и как в случае боли
Эту боль побыстрее снимать.

Хоть бы дали инструкцию как обращаться
С этой жизнью, как справиться с ней –
Беспощадной и нежной – и как с ней прощаться
На исходе отпущенных дней.


* * *

А звук дрожит, дрожит, боится,
Боится полной немоты,
Он так боится испариться,
Что умоляет: "Пой и ты”.

Пою, пою, куда деваться?
Пою пол сотни зим и лет,
Плодя без счёту вариаций
На тему ту, которой нет.

А если есть, то лишь в темнотах,
(На свете мало ли темнот?)
И только тень от темы в нотах,
А тема – где-то между нот.



* * *

И голуби взлетают из-под ног,
И всё здесь в перьях, в перьях и помёте…
Дослушайте меня, и вы поймёте,
Ведь у меня, ей-богу, лёгкий слог.
…И всё ласкает нынче слух и глаз
В Венеции, где голуби на пьяццо
Гуляют и двуногих не боятся,
Живя в простейшем времени – сейчас,
Живя сейчас, сегодня, нынче, днесь…
Что щедрый Бог пошлёт, тому и рады,
И не сулите в будущем награды,
Пусть сей же час, сегодня, прямо здесь
Нам в клювик крошку бережно кладут –
Сегодня же, сейчас, без промедленья,
Ведь завтра… завтра тленье и забвенье…
Ты к нам с гостинцем, Господи? Мы тут.


2000

* * *

Ну и так далее, далее, далее,
Далее лишь остановка "Рыдалия”.
Если и далее так,
То за "Рыдалией” будет "Усталия”
А за "Усталией” мрак.
Выход один – избежать неизбежное
И, заглядевшись на небо безбрежное,
В коем плывут облака,
Вдруг ухватиться за облако нежное,
Крикнув землянам: "Пока!”


* * *

В тех юных строках её, первых, начальных,
По-детски смешных и по-детски печальных,
В тех первых давно позабытых строках,
Где пышное "О!” наезжало на "Ах!”,
Где были обильны души излиянья,
Где Пушкин боролся с Барто за влиянье,
Где глупая девочка шла напрямик,
Предчувствуя тот ослепительный миг,
Который… которого нету в природе,
(Но это поймёт она лишь на исходе
Годов), - там таился мерцающий свет,
Рождённый мгновеньем, которого нет.




* * *

Поверь, возможны варианты,
Изменчивые дни - гаранты,
Того,что варианты есть,
Снежинки – крылышки, пуанты –
Парят и тают, их не счесть.
И мы из тающих, парящих,
Летящих, заживо горящих
В небесном и земном огне, -
Царящих и совсем пропащих
Невесть когда и где, зане
Мы не повязаны сюжетом,
Вольны мы и зимой и летом
Менять событий быстрый ход
И что-то добавлять при этом
И делать всё наоборот,
Менять ремарку "обречённо”
На "весело” и, облегчённо
Вздохнув, играть свой вариант,
Чтоб сам Всевышний увлечённо
Следил,шепча: "Какой талант!”


* * *

Серое небо над чёрной дырой…
День нынче первый, а месяц второй.
Века начало и года, и дня.
Их осветить не осталось огня,
Сил не осталось огонь раздобыть,
А без огня непонятно как быть.
Где его взять в эти тёмные дни,
Коль из горючего – слёзы одни?


* * *

Темна вода, темна вода
В облацех…
Жизнь уместилась в четырёх
Абзацах,
Вся жизнь, которая текла
И длилась,
Сгустилась разом и в абзац
Вместилась.
А это значит - коль отжать
Всю воду,
Оставив твёрдую одну
Породу,
Получим драму, что весьма
Компактна,
И выразительна
И одноактна,
И динамична, коль всерьёз
Отжата.
Мильон подробностей - пустая
Трата
И сил и времени, и слёзной
Влаги…
Не растекайся мыслью
По бумаге.
Пускай мгновенья, что текут
И длятся
И завораживают, -
Испарятся,
И станет счастье пополам
С бедою
В облацех дальних дождевой
Водою.


* * *

Манна с неба, манна, манна…
До чего же не гуманно
Так обманывать людей,
Обещая им туманно
Манну с неба: "На, владей!”
То не манна – просто манка,
Просто жалкая приманка,
На которую клюём,
Чуда бледная изнанка…
Но взгляни на окоём:
Облака на небосклоне,
Стая птиц на дивном фоне,
Ослепительных небес,
К коим тянутся ладони
В ожидании чудес.


* * *

А и Б, что на трубе,
Числясь первыми по списку,
Подвергались злому риску,
Всё проверив на себе.
И в конце концов, увы,
И упали, и пропали…
Неясны судьбы детали,
А итоги не новы.
Что ж осталось? Только "И".
И надежды не теряет,
Всех и вся объединяет…
Так храни же нас, храни.
Единение любя,
Совершай свой труд полезный,
Висни мостиком над бездной,
Вся надежда на тебя.




* * *

Мир мал и тесен - просто жуть.
И мнившийся столь долгим путь
Ничтожно мал. Не путь – огрызок,
И узок он и финиш близок,
Он меньше строчки в букваре.
Сменилась дата в январе,
И вроде даже век сменился,
Но путь, увы, не удлинился,
Он так же узок, так же мал,
Как тот диванчик, где дремал
Лизочек, нацепив штанишки
Из тонких крыльев комаришки.
Сквозит старинный этот мир,
Протёртый, как штаны, до дыр,
Он на свету сквозит, как ветошь,
И не поможет даже ретушь.
Мир мал, а ямы велики,
Многообразны тупики,
Кругом царят большие числа,
А жизнь на ниточке повисла,
На тонкой ниточке одной,
Покуда кто-то за стеной
Поёт про малого Лизочка…
Какая дивная отсрочка!


* * *

Откуда всхлип и слабый вздох?
Из жизни, пойманной врасплох,
И смех оттуда,
И вешних птиц переполох,
И звон посуды,
И чей-то окрик: "Эй, Колян!”,
И сам Колян, который пьян
Зимой и летом,
И море тьмы и океан
Дневного света.


* * *

"Ну вырвись, попытайся, воспари" -
Себе твержу, пуская пузыри,
И погружаясь медленно на дно,
Где скорбное бесчувствие одно.
И сбросить этот морок нету сил.
О Господи, хоть Ты бы попросил,
Сказал бы: "Постарайся для меня".
Но Ты живёшь, молчание храня.




* * *

Поиграй с нами, Господи,
поиграй,
Он такой невесёлый –
родимый край,
Что осталось нам только
играть и петь,
Чтоб с отчаяния вовсе
не умереть.
Поиграй с нами в ладушки
и в лапту,
Дай поймать что-то светлое
на лету,
И, покинув заоблачный
небосвод,
Поводи с нами, грешными,
хоровод,
Сделай столь увлекательной
всю игру,
Чтобы я не заметила,
как умру.


* * *

Переживая бренность бытия,
Предпочитаю в рифму убиваться,
Слова, слова – куда от них деваться? –
Заклятия, заплачки, лития?

Зачем переживаю – не пойму, –
Что есть предел и пенью и терпенью,
Везенью, невезенью и мгновенью,
Которое ни сердцу, ни уму.

Бегут года, и сколько ни продлись
Морока эта, всё пишу о бренной,
О бренной жизни и душе нетленной…
Занудство, да? Занудство. Согласись.


* * *

В ночь из ночи прямиком…
Точно рыба плавником
День щеки коснулся…
Неизвестно чем влеком
Ты зачем проснулся
Здесь под небом на земле?
Чтоб найти огонь в золе,
В невесомом пепле
И глядеть как в феврале
Ветер пламя треплет?




* * *

Нынче шлют небеса столь рассеянный свет,
Будто вещи, достойной внимания, нет…
Но достаточно бросить рассеянный взгляд
На весеннего леса неброский наряд,
На мелькнувшую бабочку или жука,
На плывущие в талой воде облака,
Чтоб в рассеянных этих весенних лучах
Загрустить о посеянных где-то ключах,
От заветных дверей, от такого ларца,
Где хранится последняя тайна Творца.


* * *

Каков текучести итог?
Куда впадает дней поток?
Томясь по взлёту и броску,
Куда впадает жизнь? - В тоску,
В тоску, где края не видать…
Куда ещё должно впадать
Текучее житьё-бытьё?
Коль не в тоску, то в забытьё.


* * *

Интересно, что случится,
Коль на время отлучиться,
Ненадолго выйти вон
Из потока дней, что мчится,
Всё живое взяв в полон.
Убежать, как дух от тлена,
От наследственного гена,
Прочных связей, кровных уз,
От судьбы, где даже смена
Дня и ночи – тяжкий груз,
Убежать от оста, веста,
Зюйда, норда, из контекста,
Что написан на роду…
Только ты держи мне место,
В этом веке и году.


* * *

Тебя опекает и этот листок,
И окна, что утром глядят на восток,
И птичье крыло, и цветущая ветка -
Ты в этом пространстве любимая детка.
И день вроде жаркий, но нет духоты,
У Господа Бога за пазухой ты,
Под небом высоким, под веточкой низкой.
Одно только плохо – проблемы с пропиской.
Царящий закон неизменен и строг –
Тебя здесь пропишут, но только на срок.


* * *

Куда ни глянь – сплошные нети.
Вот объявление в газете:
"Ищу, ищу, ищу, ищу” –
Читаю это и грущу.
Кого-то кто-то ищет срочно,
Указаны приметы точно,
И дан контактный телефон,
И в самом деле, где же ОН?
Где он, единственный из тыщи,
Которого так срочно ищут,
Который нужен позарез,
Тогда как времени - в обрез,
В обрез, на донце, на пределе?
Ну отзовись же в самом деле,
"Я тут,- скажи, - я тут, я тут”,
Откликнись, и тебя найдут.


* * *

День потух, почти потух,
Спит на яблоне петух,
Он вчера сбежал из клетки
И сегодня спит на ветке.
Утром он попьёт росу,
А хозяин, взяв косу,
На участке скосит траву
И устроит там облаву
На шального петуха…
Спи же, петя, ночь тиха,
Спи и пусть тебе приснится
Будто ты и правда птица –
Вот подремлешь полчаса
И взлетишь на небеса.


* * *

Всё рифмуется со всем –
С ночью день, с водою суша,
То звончей они, то глуше
Эти рифмы кровных тем.
Вечно к суше льнёт вода,
Тьму пронзает стук колёсный -
Рифмой парной, перекрёстной
Окольцованы года.
И мелькают тьма и свет,
Как рифмованные строки,
И безумец одинокий
Всё рифмует "да” и "нет”.




* * *

Час от часу не легче,
А только тяжелей…
Так много птичек певчих
Средь солнечных аллей.
Их песням нет предела,
И всё ж – увы и ах –
Не птичка пролетела,
А жизнь на всех парах.
Ей не впервой, конечно,
Летучей, не впервой…
На блюдечке – черешня,
Поешь пока живой,
Пока тебе жуётся,
И ягодка мягка,
Пока ещё живётся
Хоть как-то, хоть слегка.


* * *

To beat about the bush
(ходить вокруг да около –
англ. идиома, букв. "вокруг куста”)

Вокруг да около – чего?
Горящего куста, наверно,
То солона, эфемерна
Роится жизнь вокруг него.

Вокруг да около куста
Неопалимого хожденье,
Рожденье, смерть, опять рожденье
Под синевою, что густа.

Вон те сгорели, плач по ним,
И мы сгорим – бушует пламя,
Бог с нами, грешными, Бог с нами,
Лишь был бы куст неопалим.


* * *

Ну чем не муза, чем не муза
Щенячье розовое пузо?
А нос, щенячий чуткий нос –
Он влажен, как охапка роз,
Покрытая росой, а ухо
Сигналит нам: "Полундра, муха!”
А хвост… О эта речь хвоста!
Кто скажет, что она проста?
В ней и поэзия и проза,
И грусть, и нежность, и угроза.




* * *

Средневековые картинки –
Герои гибнут в поединке,
На сцене мёртвые тела…
А я пока ещё цела,
Судьбой –злодейкой не убита,
Моё окно плющом увито,
И я пока ещё могу
Кивнуть кому-то на бегу,
Прочесть по-аглицки Шекспира
И посмотреть кино с Де Ниро
Иль просто выйти во садок,
Но мне мешает холодок,
Которым – сладко мне иль худо -
Всё тянет не поймёшь откуда.


* * *

Досадно, Господи, и больно,
Что жизнь Тебе не подконтрольна.
Она течёт невесть куда
И утекает, как вода,
И тает, как весной сосулька…
Осталось с гулькин нос, а гулька –
Из не особо крупных птах,
И кроме бедной рифмы "прах”
Не нахожу другой удачной,
Чтоб поделиться думой мрачной
О жизни суетной, дурной,
Надсадной, как звонок дверной,
Как в кухне сорванные краны,
О жизни, ноющей, как раны,
Немыслимой, такой-сякой,
Где счастья нет, но есть покой,
Да и покой нам только снится…
А впрочем, если уж делиться,
То не предчувствием дурным,
А мёдом, молоком парным.


* * *

- Поговорим о пустяках,
О том, что не живёт в веках,
О том, чего – подуй - и нету,
О том, что испарится к лету,
К рассвету, к осени, к весне…
- О чём ты? Говори ясней.
- Я о пустячном, мимолётном,
О состоянии дремотном,
О том, как просыпаться лень,
Как тянет в беспросветный день
Забыв себя, стать первым встречным…
Постой, но это же о вечном.


* * *

А птички всё летают,
Чирикают, поют,
А люди всё питают
Надежду на уют,
Хмельную свадьбу правят,
Поделки мастерят…
Как жаль, что всех отправят,
Куда Макар телят…
Да ладно уж, не каркай,
Отправят не сейчас,
Под этой кровлей яркой
Ещё подержат нас,
Дадут дослушать пташку,
Досочинить стишок,
И поднесут рюмашку
Винца на посошок.


* * *

Звонят отсюда через ноль,
А также через боль и муку.
Коммуникации науку
Освоить просто. Уж не столь
Она немыслимо сложна:
Нажмёте точку болевую
И речь услышите живую,
Ту самую, что вам нужна.


* * *

Ах жизнь, опять твои проделки,
Опять я не в своей тарелке,
У этой тоже есть края
С каёмочкой, но где моя?
В каком ведре? В каком утиле?
А, может быть, её разбили?
А, может, отдали бомжу?
В чужую с ужасом гляжу.
Моя была плохого сорта,
Была каёмка полустёрта,
Большая трещина на дне –
Короче, всё, что нужно мне.




* * *

- Что делать?
- Ждать.
- Что делать?
- Ждать и ждать
Под небесами, точно под часами.
- Чего же ждать?
- Чего? Решайте сами…
- Всё нет его?
- Покуда не видать.
- Что делать?
- Ждать.
- Как долго?
- Вечно жди.
-А толку что, коль даже не маячит?
-И хорошо. И ладно. Это значит:
Всё впереди, всё только впереди.


* * *

Для печали есть резон -
На глазах увял газон
Ослепительный.
Начинается сезон
Отопительный.
Это значит – близок мрак,
И во мраке бедный зрак
Будет мучиться,
Избежать тоски никак
Не получится.
И нужна совсем не цель,
А какая-нибудь щель
В долгой темени,
В беспросветности недель,
В толще времени.


* * *

Мир становится всё суше
И шуршит сухим листом,
Тем, который, муча душу,
На земле лежит пластом,
Или тем, что вьётся, вьётся
И не падает никак,
Или тем, что бьётся, бьётся
На ветру, как рыжий стяг…
До земли полёт недальний –
Миг один - не день, не год.
Лишь мгновение летальный
Совершается исход.