ПАМЯТИ ЮРИЯ КУЗНЕЦОВА

Эти стихи замечательный поэт из Самары Михаил Анищенко прислал буквально за несколько дней до своей трагической кончины в конце 2012 года. Печатая сегодня эту подборку, мы отдаём дань памяти двум большим поэтам России.

1.

Чётки дней перебираю,

Над тобой держу свечу.

«Умираешь?» – «Умираю».

«Оставайся» – «Не хочу».



Я не плачу, Бога ради,

И не рву земную связь.

На столе лежат тетради,

Как живые, шевелясь.



Все страницы дышат бредом.

Их не сжечь, не утопить.

Между тем и этим светом

Невозможно долго жить.



2.

То ли звёзды, то ли кости,

То ли вечность на челе…

Как сугробы на погосте,

Спят тетради на столе.

Веры нет и нет надежды.

Русь, от речки до куста,

Разделили, как одежды

Осуждённого Христа.

Всё не то и всё не это.

Жизнь нелепа и проста.

В доме русского поэта

Прописалась темнота.

Нищий. Клоун. Неудачник.

Косоглазый и хромой,

Встанет ночью и заплачет:

«Боже, Боже, Боже мой!

Не даётся в руки слово.

Поздно плакать и алкать.

После Юры Кузнецова

Больше нечего писать».

Водку выпьет из заначки,

Содрогнётся до нутра;

Молча встанет на карачки

И напьётся из ведра.

К потолку поднимет очи,

Злой, колючий, как стерня:

«Почему ты, ава Отче,

Отвернулся от меня?»

Голос явный, но незримый

В темноте блеснёт, как нож:

– Больно?

– Больно.

– Пей, родимый...

Пей, покуда не умрёшь.



3.

Стихи неведомых поэтов:

Всё та же боль, всё та же суть.

Его вопросы ждут ответов,

Но спин не могут разогнуть.



Он жил, но с миром не сливался,

Был только тайной вдохновим.

Сквозь ливень шёл, но оставался,

Как порох – страшным и сухим.



Он был бледней ночного снега,

Жил на земле, как в шалаше,

Как будто замыслы побега

Хранил в измученной душе.

Он на реке таил пирогу,

Во сне выстругивал весло,

И говорил ночами Богу:

«Куда нас, милый, занесло?»



В его душе летели птицы,

Планеты плавали в огне;

И проливались на страницы

Слова неведомые мне.



И я его любое слово

Глотал, забыв и стыд, и срам,

И, как трамвай от Гумилёва,

Летел по призрачным мирам.



Он не терпел вранья и блуда,

Ходил разутым в феврале

И говорил: «Я не отсюда.

Я лишь проездом на земле»

Смеялись ангелы и черти,

И белых яблонь таял дым…

Он не хотел бояться смерти,

И умер страшно молодым.



И я, познав другое зренье,

Ищу неведомой любви,

И все его стихотворенья

Пытаюсь выдать за свои.



4.

«Мои деревянные кони,

Давайте рванём по прямой!»



То не ветер свистит на затоне,

Не бессонница лезет в окно, –

Это ржут деревянные кони,

Убегая из ЦеПаКиО.



Округлились глаза ли резные,

Или вожжи попали под хвост, –

Только скачут они, как живые,

Поднимая копыта до звёзд.



Вслед им смотрит из омута лемба,

Птица Сирин глядит из ветвей;

И дрожит заповедное небо

От великого ржанья коней.



Деревенькам и сёлам не спится,

Эту ночь им вовек не сморгнуть.

«Что за тройка летит, аки птица,

Обновляя заоблачный путь?»



Были счастливы ламы в Непале,

Били бубны брунейских вождей.

Все ракетные точки проспали

Вознесение русских коней.



Ещё пили и пели медведи,

Лобызая корону и трон…

Но играло шампанское медью,

Как оркестр из бюро похорон.



5.

Плюнул на славу,

расстался с мечтой,

Стал ощущением света и звука.

Душу его составляло Ничто,

В этом была его смертная мука.



Мог ли он выжить? Наверное, мог…

Но ни строки, ни судьбы

не исправил

В мире, где Дьявол светился,

как Бог,

В мире, где Бог бесновался,

как Дьявол.



6.

В ночи, на Ивана Купала,

Хотел он свершить волшебство…

Но русское солнце упало

В последнюю точку его.



И над головою Предтечи,

Мне, будто бы в смертной тюрьме,

Припомнились редкие встречи

Последние встречи во тьме.



Мерцали вериги и путы,

Усмешки врагов и друзей;

И бились у ног лилипуты

Заморских и прочих кровей.



Боясь обезуметь и спиться,

Шептал он в Отечества дым:

«Как жаль, что я в тихой станице

Не смог умереть молодым!»



Он в пропасть земную катился

С усмешкой на бледном лице.

Но мир в его сердце светился,

Как светится лебедь в яйце.



Он умер, разорванный в клочья,

Забыв про земные грехи…

Но небо вошло в междустрочья,

И звездами стали стихи.

7.

В конце времён,

под звёздной пыткой,

Пройдя земную грязь и склизь,

Я рот зашью суровой ниткой,

На всю оставшуюся жизнь.



Душевный лад разорван в клочья,

Я вряд ли лямку дотяну…

Пусть, словно волки, многоточья

В потёмках воют на луну.



Пусть жизнь стоит в стихах и в прозе,

Как позабытый в поле воз,

Как сок в поваленной берёзе,

Стоит в рождественский мороз.



И пусть у Чуровой границы,

Где ночью вскрикнет Берендей,

Из страха созданные птицы

В сугробы падают с ветвей.



С купальской горки Шелехмети,

Где космос кажется крестом,

Увижу я долину смерти

И путь, проложенный кнутом.



Я брошу взгляд в родную роздымь,

Покой почувствую спиной…

И небо мятое, как простынь,

Жена расправит надо мной.



Растаю я в последней требе,

Не нужный времени атлант…

И дверь откроется на небе,

Как в ранней юности – талант.



8.

Обнесла меня осень наследством,

Обложила промокшей бедой.

Облетает высокое детство

Золотою и ржавой листвой.



От плеча твоего до запястья,

Как живые, бегут мураши.

Вот и мне для любви и участья

Не хватило сегодня души.



До последнего вдоха, до края

Предающей поэтов мечты

Ходят ночи и дни, умирая

От великой своей красоты.



Заслонившись от Божьего лика,

Не найдя ни начал, ни концов,

Я бы умер без стона и крика,

Как сумел умереть Кузнецов.



Но любимая книга святится,

И надежда из книги встаёт:

«Раздражённо скрипят половицы,

Но одна половица поёт!»



Значит, нет ни конца, ни предела!

Юра! Юра! Во имя твоё

Я опять принимаюсь за дело,

Неподкупное дело своё.


Михаил АНИЩЕНКО