Александр Шуралёв


Александр Михайлович Шуралёв родился в селе Кушнаренково Республики Башкортостан. Кандидат педагогических наук, доцент, заместитель директора по учебно-научной работе Кушнаренковского педагогического колледжа. Член Союза писателей России. Автор книг и статей по литературоведению и поэтического сборника "Свистулька из стручка акации". Стихи публиковались также в многочисленных журналах и альманахах. Обладатель Гран-при, Почётного диплома имени великого князя К.К.Романова, многократный лауреат международного литературного конкурса песенной поэзии "Зов Нимфея" и мн. других международных конкурсов. Награждён медалью "За вклад в развитие образования России".

Василёк 

Завернут ли к дому тропы,
знать никто не мог,
а на бруствере окопа
вырос василёк.
Разорвать могло снарядом
тонкий стебелёк,
но глазами ненаглядной
голубел цветок.
Поливала градом стали
тот окоп гроза,
отступать не разрешали
милые глаза…
Сколько взбухших над землёю
скорбных бугорков
омывается росою
тихих васильков.

 Сын солдата

Метался по планете
всеобщею виной
и харкал кровью ветер,
израненный войной.
Застыло в небе солнце
холодное, как лёд.
Не дождь стучал в оконца,
а слёз круговорот.
Ещё глаза вдогонку
бежали за отцом,
а вот уж похоронку
несут в остывший дом.
Весь мир, войной сожжённый,
угрюмый и пустой,
сын принял, поражённый
вселенской немотой.
Он успокоил ветер
и солнце разогрел,
посеял в землю пепел
и песнь отца запел.

 Поэт

На молодецкий богатырский свист
из древности летел дубовый лист.
Он сорок сороков гулял по свету
и в грозовых раскатах, и в тиши,
но в час ночной влетел в избу к поэту
и, опускаясь, молвил: «Допиши…»
Растёкся по избе дубовый запах,
а лист края раскинул на столе:
в прожилках север, юг, восток и запад
хранили правду о родной земле.
Как дописать такую мощь и силу,
такую ширь и даль, и глубь и высь?!
Но прошлое со всех сторон сквозило:
«Допишешь, только за перо возьмись».
Он стал искать перо в избе на ощупь
среди земных вещей, идей и дел,
а в этот миг по небу, как нарочно,
журавушка над крышей пролетел.
Рванулось за окно из тела что-то,
привычное ломая и круша
в безудержной стихийности полёта.
Поэт подумал: «Это же душа…»
На север, юг, восток и запад смело
за журавлём все сорок сороков
душа поэта над землёй летела,
вбирая дух веков и облаков.
И вот сбылось, свершилось и настало:
сверкнула молния, и грянул гром,
с небес на землю, мглу пронзив, упало
призванье журавлиное пером.
Душа домой из странствия вернулась,
соединилась с телом поутру,
а тело молодецки встрепенулось
и потянулось к вещему перу.
Взглянул поэт: пушинка – да и только.
И так, и эдак хочет в руки взять.
Но, как ни напрягался, всё без толку:
никак не может пёрышко поднять.
Тогда пошёл поэт во чисто поле,
обнял сырую землюшку, как мать,
и север, юг, восток и запад с болью
в нём стали силой предков прорастать…
На молодецкий богатырский свист
не в царские хоромы – в голь-избу
из древности влетел дубовый лист,
и дописал на нём поэт судьбу.

 Жертвоприношение

А.А. Тарковскому
Потрескавшись от зноя жарких дней,
растерзанное грубыми ветрами,
не дерево торчало средь камней,
а тень его с засохшими корнями.
Ни родника, ни кустика окрест,
и лишь одно оно на возвышенье,
уродливое, голое, как перст,
без листьев и надежды на спасенье.
За много вёрст к его стволу монах
с настойчивым упорством ежедневно
нёс вёдра, полные водой, в руках
и лил её на корни вдохновенно.
С зарёй пускался он в далёкий путь,
под вечер приходил на возвышенье,
потом назад без права отдохнуть.
Вся жизнь была как жертвоприношенье.
Прошло немало долгих тяжких лет.
Он высох сам, неся свой крест и долю,
но продолжал вставать, идти чуть свет
и поливать то дерево водою.
Но час настал: дойдя, упал старик
безжизненно на твёрдый камня выступ…
И дерево очнулось в тот же миг,
и выросли на нём живые листья.

 Пирожное мечты

В яви, во сне ль в кабаке придорожном
потно - сивушный похмел суеты
тщимся занюхать, как хлебом, пирожным
заплесневевшей с годами мечты.
Мысли закутались в толстые шубы:
зябко в бездумье бродить нагишом.
Светлой надежды последние зубы
выпали в гонке за близким локтём...
И всё ж стремимся сквозь марево хмари,
веруя в солнечность Судного дня,
быть даже в дрёмно - суетном угаре
искрой зажжённого Богом огня.

 Облака детства 

Облака плывут по небу –
иллюзорное наследство –
и зовут меня не в небыль,
а в моё родное детство.
Ждёт меня оно украдкой
там, где кончится просёлок,
словно цвет акаций, сладко
и пушисто, как котёнок.
Детство спряталось в початок
Иван - чайного мечтанья,
в отпечаток шалых пяток,
смявших мачты молочая.
В махонький пчелиный взяток
ароматного венчанья…
«Эй! Ау! Ну, хватит пряток!»
А в ответ, увы, – молчанье…
Я кричу ему истошно
и зову его всечасно.
Неужели слишком поздно
я вернулся и напрасно?!
Вдруг душа затрепетала:
вот оно бежит гурьбою!
Мимо, мимо пробежало.
Это не моё – чужое…
В нос ударило полынью.
Передёрнуло знобинкой.
Для головушки повинной
небо выстлалось овчинкой.
С парусами-облаками
плыть над миром обучаюсь,
отличаясь - отлучаясь
от отчаянного счастья.