АНТИРОМАН
 (начало)
"Жги-гуляй, засевай облаками высь!
Жни синь в пустой посуде.
Домовым на суржике помолись.
И ментам воздай:
"Не свистай -
да несвистим бля-будешь!"

А.В.Тор...

ВВЕДЕНИЕ В КОБУРУ Глава 11

Сергей Нежинский, знакомый поэт из Одессы, имеет радикальную версию сущности кобуры: "У проходящего за стенкой милиционера к поясу пристёгнут чёрный рояль - в нём ключ от двери в небо"... Как знать, как знать. Он прав в одном - на каждом подобном ключе два комплекта отпечатков - милиционера и демона-хранителя, и - ни одного отпечатка на двух комплектах клавиш. Хотя поэт и умолчал об этом...

......................................................................................................

В советское время каждая кобура шилась особыми нитями, пропитанными в слезах монашек Ухтынского монастыря. Материалом для них служила кожа бурых - отсюда специфический цвет изделия. Более того, он определялся самой этимологией слова...

......................................................................................................

Главное отличие украинского мента от былого, советского - в отходе от традиций. В первую очередь, наличие неаутентичной кобуры. Из кожи чёрных. Здесь не идёт речь о том, что поубавилось бурых, хотя они действительно переродились в оранжевых и синих - всё дело в изменении стратегического курса кройки и шитья...


СЕРЫМ ПО ЖИВОМУ Глава 24

Максим Бородин, знакомый поэт из Днепропетровска, после встречи с ментом промывает глаза чаем "Белый оолунг". Подолгу молчит. Листает разноцветные детские книжки, добывая дозу радуги...

......................................................................................................

Глаза мента таят в себе 19 оттенков серого цвета. Из них только три оттенка символизируют сталь, различную по составу легированных добавок. Ещё пять - оговорены служебными инструкциями. Остальное - результат профессиональной деформации...

......................................................................................................

Когда я, в виде ответной высшей меры, читал знакомому менту стихотворения Максима Бородина, наблюдал редкое явление - семислойную серую радугу, в которой не было ни одного регламентированного оттенка. Это напоминало увеличенный снимок режущей кромки лезвия скальпеля...

ПЕДОМЕНТОФОБИЯ Глава 8

Сашу Моцара, знакомого поэта из Киева, в детстве, особенно по выходным, часто пугали ментом о шести погонах. Вот придёт! - пугали в гостях и дома. Вот заберёт, в крайнем случае, укусит! - пугали перед сном сереньким волчком, в котором опять-таки угадывался мент. Детскому воображению волчок рисовался редкостным пидарасом в серой форме с кривыми зубами и мешком для сбора детей. Хотя маленький Саша и не знал в те годы слова "пидарас"...

......................................................................................................

Обычно, после передоза ментофобии, из детей вырастают гастарбайтеры, штрейкбрехеры, шрайбикусы и прочий лексический неформат. Хотя случаются исключения. Один Витя ненадолго стал премьер-министром и отомстил ментам как смог - приостановил их право на льготы. А Саша поступил радикальнее - стал поэтом. И ни разу - ни разу! - не упомянул в своих поэзиях ни самих ментов, ни околоментального пространства, хотя уже знал базовое слово "пидарас" и все производные от него. Пусть ходят невоспетыми!..

......................................................................................................

Я высмеял это явление в мае 1994 года в ненаписанной поэме "Хульт". Я заклеймил это в октябре 2004 года в изъятом романе "След ладони на Библии". После чего утвердился в мысли: "Всё, что ни делается - можно и не делать". Тенденция, однако...

ДВОЮРОДНАЯ КОЖА Глава 36

Леонид Борозенцев, знакомый поэт из Винницы, некоторое время работавший в психбольнице имени Ющенко, рассказал после четвёртого стакана "Тамянки" странное. Это никак не вытекало из того, что он говорил после третьего. Возбуждённо перескочил и всё. Правда умолял забыть его слова, что все и сделали после пятого стакана. Я же, как человек непьющий, лишь имитировал оргазм от "Тамянки", поэтому запомнил. Речь шла о двоюродной коже. О том, что однажды, раз в жизнь, каждому менту выдают Форму, но забирают собственную кожу. Аккуратно сворачивают и уносят в закрома родины, где хранят для неизвестных целей. По другим источникам, из неё делают амуницию садомазохистов и папки для особо важных уголовных дел. Правда, перед этим из соответствующего участка вырезают кусок в виде сердца и передают в Отдел Внутренней Безопасности...

......................................................................................................

Знакомая всем служебная "форма", выдаваемая ежегодно, всего лишь костюм милиционера на нелепом карнавале "Стой там - иди сюда!". Её не стоит путать с Формой, ведь даже сняв свой наряд - на пляже, в бане - мент остаётся ментом. Вроде бы как все, ан нет - незримая Форма хранит непостижимое содержание, диктует условия и напоминает о присяге. Более того, Форма со временем обретает полное кожеподобие, эластичность и двоюродство. Ежегодные диспансеризации в ведомственных поликлиниках так же далеки от профилактики и охраны здоровья сотрудников, как сами менты - от народа. Главная цель их - контролировать процесс приживления Формы в качестве кожи. Делается это одновременно с психическим контролем за моральным перерождением. Поэтому кабинеты дерматолога и психиатра занимают не выпускники мединститутов, а люди Ментхауза в ранге "адептов"...

......................................................................................................

Даже уйдя в отставку или же нах с глаз долой, что случается чаще, можно спустя годы непроизвольно процарапать памятку прошлого. И действительно, почешется такой с былым фанатизмом - глядь! и проступил: то краешек погона, то пуговица с гербом. А если с продолжительным усердием - фрагмент значка "Отличник мил...". Чесотка - враг отставника, пенсионера или же нахотпущенника. Потому как - "кто старое почешет...". Или же: "Кто старое поманит, тому - и лаз в вон!..". Говорят, на всю жизнь остаётся воспоминание о щемящем миге того невинного бескожия, как полоска света из приоткрытой двери в спальню родителей, как страница "Введение в двоюродствование" за минуту до прочтения. И на всю жизнь остаётся ощущение обворованности и нечто щемящее, о котором не принято спрашивать. Это так же цинично, как брать интервью у использованного презерватива...


ГИЛЬЗОПОКЛОНСТВО Глава 71

Юрия Крыжановского, знакомого поэта из Киева, жизнь тёрла на самой крупной тёрке, стреляла в упор и постоянно промахивалась. "Вот хуля! пролетела и - ага!.." - записывал он ежедневно в дневнике одно и то же одностишие, в ожидании вдохновения. Потом переходил на прозу с лейтмотивом - "расстреляв суточный боекомплект, остаёшься с раненой душой и гильзами пустых стаканов...". Гильзы тускло мерцали, принуждая к смирению и сожительству. Медитация заканчивалась последним большим поклоном с затуханием, откладывавшим на завтра проникновение в тему интуитивного гильзопоклонства...

......................................................................................................

В Ментхаузе же культ гильзы регламентирован. Каждому менту табельщик выдаёт инструмент, забирающий жизни. Называть его пистолетом слишком просто и в корне неверно. Правильнее - механизмом по производству стреляных гильз. Потому, что пуля - ничто, а гильза - всё. Потому, что Козьма Прутков призывал каждый боёк: "Зри в капсюль". Потому, что откровение от Суворова - пуля дура! - с семнадцатого века вписано в ген, отвечающий за боевую и политическую подготовку населения. В Ментхаузе лишь дополнили: "Пуля - расходный материал, гильза же артефакт, объект поклонения и учёта". Любой, служивший Серьёзному и всерьёз, знает - стрельбы не окончены, пока не найдена последняя гильза. Именно это правило легло в основу заповеди: "Война не окончена, пока не похоронен последний павший солдат". Гильзособирательство - сакральный акт. Инспектор по боевой подготовке - жрец, перед визитом к божеству, отвечающему за списание боеприпасов. Когда менты после стрельб скопом ищут недостающие гильзы, они архетипичны, как племя, промышляющее собирательством. И каждый из них кланяется каждой гильзе, иначе не поднять с земли. С паршивой овцы - шерсти клок, с хреновой войны - гильз горсть! Дымящаяся памятью гильза - вот всё, что остаётся менту-ветерану от войны с преступностью. Но не зря говорят, если истово верить в гильзу - на ней опять вырастет пуля...

......................................................................................................

Необъяснимая тяга к стреляным гильзам восходит к мифологеме о журавле и синице. Причём, пуля символизирует первое, а горячая гильза на ладони - второе. Эта зависимость впечатана в ментовские поговорки времён Второй присяги. "Лучше сизая синица, чем выбритый журавль". "Лучше СИ, чем ЖУ...". В итоге всё сокращается до "лучше меньше, чем больше" и опять уходит в область необъяснимой метафизики. Еретический же вариант: "Лучше член в небе, чем журавль в жопе..." - говорит о смуте периода распада СССР и популярен только в Нижнем мире Ментхауза...