Игорь ИВАНЧЕНКО (1946-2014)


* * *

Первый снег – экспромт зимы.
Наши детские фигурки.
Мы бечёвками «снегурки»
Привязали на пимы.

Яхта церкви на холме.
Бой за «крепость» со слезами.
Это детство в душу мне
Смотрит чистыми глазами.

Друга верного рука.
Клятва, данная навечно...
Жизнь, как спичка, коротка.
Только детство бесконечно.

Плот из брёвен и досок.
Рыба, что с крючка сорвалась...
Всё водой ушло в песок.
В памяти навек осталось.

Молодой пришкольный сад.
Мама, лучшая на свете...
А оглянешься назад –
Ничего.
Лишь звёзды светят.


* * *

Память самой высокой пробы –
Школа красного кирпича...
Тишина глубока, как сугробы.
На морозе кровь горяча.
Лист бумаги – снежное поле.
Утро жизни – детство.
Там мы
С трёх сторон прибегали к школе,
Отряхнув от снега пимы.
Начиналась первая смена
Затемно.
И почти всегда
Освещала путь
Неизменно
Молодая, как мы, звезда.
Всё вместила:
Друзей, уроки,
Смех и крики, и стук мяча,
И любви моей первой строки –
Школа красного кирпича...
Как экзамены, пролетели
Нашей молодости года.
Повзрослели у школы ели.
Молодой осталась звезда.
Я вернусь в этот город скоро,
Детства тонкой лозой обвит...
Там стоит моя первая школа
Посредине первой любви.


 КАТЕРОК

Над прохладным простором Оби –
Крики чаек да северный ветер.
Умирают слова о любви –
Их никто не услышит на свете...

Та, с которой был с детства знаком,
Словно юность, уходит далече...
В горле – муки и нежности ком.

Бор заречный – в тумане по плечи.
На подходе ненастные дни.
Катерок отвалил от причала,
Зажигая на реях огни.
Доски сходней волна раскачала.

Неприкаянный берег Оби.
И прощён, и оплакан стократно,
Катерок нашей первой любви
Уплывает в туман безвозвратно...


ФЕЛИКС
 маленькая поэма

Я бедствовал.
У нас родился сын.
Б. ПАСТЕРНАК.

По морю жизни в штиль и в шторм носим
Я был до тридцати пяти…
Покуда
Не встретил Нину К.
И не без чуда –
Как я хотел! – у нас родился сын.

Неукротим отцовства жар и пыл,
И радость в сердце отдавалась колко...
Мы имя сына выбирали долго.
Назвали – Феликс.
Чтоб счастливым был.

Мы бедствовали с молодой женой
В разгар любви.
Закат социализма
Был предрешён.
Избыток оптимизма
Не лучшей обернулся стороной.

Но были мы богаче богачей,
Хоть и не очень в жизни преуспели...
Подстерегали рифы нас и мели.
Сын выручал:
Был свет его очей –

Совсем как Вифлеемская звезда
Волхвам, дары несущим, –
Путеводен
И нашим ожиданиям угоден;
И отступали горе и беда.

Два корабля – для Феликса конвой
В житейском море;
Было по колено
Оно тогда для нас с женой...
Нетленно
Всё то, во что ушли мы с головой:

Подгузники, пелёнки, соски, плач,
И первый зуб, и первый шаг, и слово –
Всё то, что под Луной старо и ново,
В цепи потерь, бессонниц и удач...

Был не один разбит велосипед,
Освоен плейер, видик и компьютер...
И слава Богу, что живём не в юрте!
И Феликсу уже тринадцать лет.

Нуждаясь и в опеке, и в совете,
Мой поздний сын, шалун и егоза,
Полувоздушных девочек гроза
И продолженье рода на планете,
Преемник наших лиц, фигур и качеств,
Привычек раб и господин чудачеств,
Неспешно вырастает из ребячеств...
В нём – внуков облик, смех и голоса.

…За всё, что будет, перед ним в ответе,
Хочу, чтоб сын закрыл мои глаза,
Когда устану жить на этом свете...


* * *

Почему так часто снится детство?
Не уйти, наверно, никуда
От желанья пристальней вглядеться
В то, что не вернётся никогда...

Детство! Детство!
Выцветший лоскутик
Жизни.
(Постепенно из игры
Годы нас выводят.)
Как он скуден,
Свет той удивительной поры.

Мы из детства уходили просто,
Словно от вокзалов поезда...
С нас оно сходило,
Как короста
Сходит с раны, –
Раз и навсегда.

Память – это разновидность пытки...
Вижу:
Со слезами на лице –
Замерла у низенькой калитки
Девочка в бордовом пальтеце...

Рано или поздно расставаться
Надо с тем, кто дорог и любим.

Детство!
Ты ушло, чтобы остаться,
Чтобы повелением твоим
В сны мои тревожными ночами
Часто –
Со слезами на лице –
Приходила спутница печали –
Девочка в бордовом пальтеце...


* * *

Вновь – кадры памяти, резкие, как фотовспышка...
Дом на окраине. Утренней зелени дрожь.
На тротуаре под тополем замер мальчишка.
(Я на него мимолётно и странно похож.)

Юное лето. Черёмух кипящая пена.
Птиц щебетанье и замысловатый полёт.
В доме напротив играют этюды Шопена.
В доме играют. Мальчишка на улице ждёт.

Тихая музыка вдруг оборвется, как детство.
Выбежит из дому девочка. Стук сандалет.
Словно на годы вперёд захотев наглядеться,
Мальчик – с печалью и нежностью – смотрит ей вслед.

Фартучек. Бант. Две косички. Тиснение «Music»
На чёрной папке. Быть может, позволит нести?..
Всё у них в будущем. Только окажется узок
Тот тротуар для двоих – разошлись их пути...

Вместе не стали. Но музыка не виновата.
Будет Шопен – как прохладные взмахи крыла,
Как за ошибки былые – прощенье и плата –
В доме напротив. Там девочка в детстве жила.

Жизнь, словно месяц, идёт на ущерб постепенно,
То счастьем жалуя, то обжигая бедой.
Тише, пожалуйста! В доме играет Шопена
Новая девочка. Слушает мальчик седой...


ТИЛИ-ТИЛИ-ТЕСТО...

В прошлое отбросит – и ни с места,
Щурюсь на внезапный этот свет...
Нас дразнили: – Тили-тили-тесто...
Было по четырнадцать нам лет.

Точно балерина, голенаста,
Россыпи веснушек на лице,
Там меня Верижникова Настя
Ожидает – в школу – на крыльце.

Выгиб шейки и запястье тонко.
Настенька – в душе восторг и страх –
В лебедя из гадкого утенка
Превращалась на моих глазах.

Превратилась. Расцвела. И в скором
Времени от школьной городьбы
Улетела... Ярким метеором
Канула за горизонт судьбы.

... Отзовись, Верижникова Настя!
Тают, словно в марте лёд, года.
Ты – моё несбывшееся счастье,
Сбывшаяся полностью беда.

В жизни той, где оказалось места
Слишком мало лишь для нас двоих,
Ты осталась – навсегда невеста,
Я остался – навсегда жених...


* * *
 маленькая поэма без названия

В окошко тайком заглянет Луна поверх занавески;
И уведёт дорожка на выкрашенном полу
Туда, где срывает ветер майских берёз подвески,
И струйка сока стекает в баночку по стволу…

И я заблужусь надолго в лесу по имени Детство,
И вновь увижу размыто, словно сквозь частый тюль,
Как режиссёр от Бога своё гениальное действо
Ставит, где земляникой с ладошки кормит июль;

Измажет руки и губы печёной картошки сажа;
Боярышника оскома скулы цепко сведёт;
Кто-то, невидимый, сзади голосом брата скажет:
«Замри!..» и, не расколдуя, в туман сентября уйдёт…

И снова липкими станут пальцы от пластилина –
Мы щели в оконных рамах замазывали с утра.
– Бабушка! Ты на печке сегодня спать постели нам
И расскажи ту сказку – про кашу из топора…

Лежим и, уши развесив, слушаем, как смекалку
Солдат проявлял, чтоб только голодному спать не лечь.
(А память, как верный пёс, приносит из детства палку
И лижет лицо, и лапы не убирает с плеч…)

В лесу, за селом, пугая мышей, заухает филин,
И волки поодиночке перебегут шоссе.
Под утро вдруг Сивка-Бурка прискачет, горяч и взмылен,
И станет во сне катать нас без устали по росе…

…Две тысячи лет назад моё окончилось детство;
Две тысячи горных рек уже в океан утекло…
Как эхо, я слышу вой волков за селом, по соседству,
И на Луну ночами люблю смотреть сквозь стекло.

Засмотришься только и – вновь детство к тебе вернётся,
И в прятки с тобой, со взрослым, сыграет на склоне лет…
И дед пожурит слегка, и бабушка улыбнётся,
И тени в душе рассеет неиссякаемый свет…

Г. Юрга, Кемеровская обл., Россия.