ИГОРЬ КАРАМНОВ ХАРЦЫЗСК
Из поэмы « Дыхание тайны»- 4

Горят дни, горят, но не с нами:
для девушки я – как чужой
совсем,
и какой Мураками
напишет о жизни такой.

Но вдруг на стене – вдохновенье:
афиша, что Бах зазвучит
в ближайшее воскресенье…
Орган – сдовно дней динамит!

Пишу я на сей раз посланье,
афишу – в большущий конверт,
и – несусветные планы
насчёт непредвиденных жертв.

А в пятницу Саша, знакомец,
с которым на танцы хожу,
рассказывает, экономя
жизнь слов,
но такое, что – жуть:
«Она передать попросила,
что не пойдёт никогда
с тобой…»
О, вселенские силы!
Да это ж не просто беда…

Бреду я в бреду,
даль – дробится,
Бештау лик – как слюда,
а сердце, сердце – как птица –
кричит: «Никогда,
никогда…»

Добрёл я до самого парка,
какая тропинка средь плит?
Закат – удивительно яркий,
а небо – вот-вот и сгорит.

Но Солнце цепляет уж горы,
вечерняя тень
и – звезда,
манящая, будто узоры,
под стон: «Никогда,
никогда…»

И вспомнил я: был как-то случай –
сорвалось одно рандеву…
И я тогда думал, что лучше
не спрашивать… Так проживу.

Я взором листву крон пронзаю,
горит и всё ярче звезда,
а вот я спрошу и узнаю:
причинную связь с «никогда».

Как миг или два пролетели
минут восемнадцать,
звезда
от лиственной галереи
со мной навсегда, навсегда…

Стучу я в дверь, за которой..,
что будет?
Но робости – нет!
И дверь открывается скоро –
такой не предвиден сюжет…

Не щелка – дверь настежь открыта,
и девушка сразу:
– Входи. –
Я переступаю орбиты,
я чувствую: жизнь – впереди!

5

Обман – окаянное дело,
но Саша мне подло солгал,
земля же под ним и не тлела:
такой вот судьбы карнавал.

На поезде в тот самый вечер,
когда над моей головой
горела звезда,
он беспечно
уехал в свой город родной.

Дорога – и скатертью может,
а, может, совсем и не так,
и совесть, хоть чуточку гложет:
обман не бывает пустяк.

Тогда я об этом подумал,
когда всю-всю правду узнал,
а через день мы безумно
в концертный поехали зал.

Одни лишь цветы на ладонях
за окнами – гор череда…
О чём же споёт нам Леонтьев?
Какой будет в небе звезда?

Не пел ничего он о море,
о чайках или орлах,
но будто бы с волнами споря,
был в голосе чудный размах.

Куда-то карабкался голос,
Бештау ему – по плечу
и даже – далёкие горы,
о космосе я промолчу.

А после одной из небесных
и будто бы песен о нас
цветы, как спасенье от бездны,
Леонтьеву дарит Кавказ
в лице Ярославы целует
и что-то шепчет…
Кроссворд!
И песню не удалую
Леонтьев поёт, словно лорд,

поёт так, что кажется плавно
ласкает голос плечо
таинственной Ярославы…
Она – словно небо влечёт!

6

Окончен концерт…
Мы из зала,
грустя, но с улыбкой ушли.
На бархате неба – кораллы –
две звёздочки,
две с небольшим
изогнутым месяцем счастья,
как будто бы песен простых…
О чём вы кричите запястья
в молчании звёзд золотых?

Автобус исчез наш
аль в горы
в небесную высь укатил…
Идём мы,
но – только заборы
да песен любовных распил.

Особенно той, что о cheri*…
Свежа ночь!
Как песня нежна!
Зачем нам французская стерва
и – printemps?**
Пусть – наша весна!
И – воздуха вдох своевольный,
ведь в песне – всего лишь глоток
под неспешащие волны
к тому, кто совсем одинок.

Но вот – на дороге равнинной
летящая, словно весна,
туда, где аккордов лавина,
а, может быть, и – тишина?

Рукой торможу я машину,
водитель нам рад, как пират,
и говорит, что с ундиной
ласкался весь вечер вчера.

Сегодня, сейчас – по пути нам
и денег он, нет, не возьмёт…
Ах, месяц оттенков кармина,
весна никогда не умрёт!

Машук притаился, как ливень,
в таинственно-сладостной тьме,
мы едем, ох, как же красиво,
как будто летим на метле!

Вдали – огоньки и предгорья,
ущелье, в котором Баксан
неукротим, как и море…
за морем – загадка – Иран.

И сквозь темноту и ограды
дыхание роз задарма,
не Бунина – нашего сада
душа расцветает сама!