Лада Григорьева

-1-

"27 декабря 1890 года я добрёл до холма у Камышёвого озера. Уже несколько ночей мне не спалось, всё что я пытался сочинить, ужасало. Я пытался компенсировать недостатки усложнением темы. Но даже изощрённая техника не спасала. Я понимал, что лучше ничего не писать, чем опускаться до подобных экспериментов, но не творить не мог. Днём спасали домашние дела, а по ночам становилось просто невыносимо. Я отправился к древнему холму, как обречённый, зная, что это нехорошее место. Его и днём-то все сторонились. Я взобрался на вершину и в тишине (особой похрустывающей морозной лесной тишине) я услышал беззвучный стон. Это был невысказанный крик нимфы Сиринкс, убегающей от влюблённого в неё Пана. Тихое волнение пожелтевших трав над водой, звериные следы на отмели – всё вокруг точно удерживало возникшую мелодию. И я тоже полностью растворился в этой несыгранной пьесе, в той музыке, которая предшествует звукам, богатство которой несравнимо ни с одной вещью, сыгранной когда-либо на сцене. Завороженный я простоял там до рассвета, а потом побежал домой и просто записал то, что услышал..."

Анна помнила этот отрывок из дневника композитора Жаркова наизусть. Этот интерес был связан не с любовью к искусству, а с чисто коммерческим расчётом. Слишком большая сумма была поставлена на карту. Ради неё Анна и отправилась в глухой лес на ночь глядя. Она точно знала, что есть ещё один человек, который тоже читал воспоминания Жаркова и поэтому обязательно придёт сюда в эту ночь. В ожидании Анна присела у морщинистого бородатого дуба и огляделась: вокруг было много серых, однообразных камней, которые расположились почти по кругу. Когда луна, выплыла из-за тёмного облака, один из валунов повернулся..... и обжёг Анну жёлтыми, сверкающими огнями. В этот миг время для неё замедлилось, сжав всё происходящее в острое, как кощеева игла, слово "волки".

-2-

В мире города Анна – талантливый психолог, чувствовала себя, как рыба в воде. Когда несколько месяцев назад продюсер маэстро Полякова пригласил на встречу лучших специалистов по управлению сознанием, Анна по обыкновению заняла самую выгодную позицию наблюдателя. Продюсер повёл себя невероятно вызывающе и бесцеремонно. Анна поняла, что таким своеобразным способом он пытается проверить: действительно ли у него собрались мастера своего дела. И что же? Вместо того, чтобы обуздать его, загипнотизировать, подчинить – все обиделись и ушли. Продюсер, тучный, покрасневший, как бык на ринге, уставился на оставшуюся хрупкую женщину, которая скромно взирала на него, спокойно сидя в шикарном кожаном кресле. Когда она с кротостью невинной гимназистки, представилась: "Анна", продюсер не смог крикнуть на неё, сам не понимая почему. Анне стоило немалого труда погасить его кипящее недоверие. Он почувствовал неодолимое желание рассказать этой робкой, ненавязчивой гостье мучавшую его тайну. Из дрожащего полушёпота Анна поняла, что всемирно известный флейтист Поляков сбежал. И теперь их фирме грозят космические неустойки за отменённые концерты. Разумеется, они наняли детектива, и тот, нашёл Полякова в переходе у метро Балтийская. Артист, на выступлениях которого был неизбежный аншлаг, несмотря на запредельную стоимость билетов, запросто играл в сыром, прохладном туннеле рядом с торговкой семечками. Прохожие же, никак не оценив своё счастье, пробегали мимо. Изредка кто-то из жалости кидал ему монетки. Торговка недовольно бубнила, что "только свистуна-зануды здесь не доставало". Но полное отсутствие признания ничуть не смущало виртуоза. Поляков наотрез отказался вернуться, и детектив, которому было запрещено применять силу против уточённой натуры, ушёл несолоно хлебавши.

– Поэтому мы и позвали представителей психологического жанра, – продюсер презрительно сморщился, – шарлатаны. Я никогда им не верил.

Анна задержала дыхание и нажала на точку около мизинца, чтобы покраснеть. Вышло замечательно, её собеседнику стало неловко. Он смущённо побарабанил по массивному столу со старинной чернильницей и вздохнул:

– Сможете помочь?

– Смогу, – коротко ответила Анна.

-3-

Несколько месяцев назад, в последнее воскресенье октября Анне удалось попасть на концерт Полякова. В этот день потемневшая Нева, возбуждённая шквальным ветром вздымала двухметровые волны, но большой зал Консерватории был полон. Маэстро только начал исполнять "Сиринкс", как из-за непогоды погас свет. Артист не только не сбился, а напротив, темнота раскрепостила его. Флейта задышала, точно живая страдающая нимфа, для которой преследования изнемогающего от любви Пана, были хуже гибели. Неистовый вопль о спасении, мука безнадёжности упали на зрителей незримой томительной пеленой. С этим невозможно было даже дышать. Зал замер потрясённый, подавленный. Пан настиг нимфу, но в его руках она превратилась в тростник. Боль от потери просветила грубого Пана, он в изнеможении срезал тростник и прижался к нему губами. И Сиринкс зазвучала, оживая благодаря дыханию влюблённого Пана. В зале было так тихо, точно Поляков находился здесь один и пытался разбудить мир для страшных, но невероятно высоких, очищающих чувств. Общая эйфория едва не захватила Анну. Она не могла позволить себя подчиниться магии Полякова и забыться...Отчего-то ей стало жаль маэстро, жаль именно в минуту его неподдельного триумфа. Поэтому, когда она узнала о бегстве Полякова – не удивилась.

-4-

Анна вжалась в дуб, прикрывая дрожащей рукой шею. Ей почудилось, что волчица смотрит на неё с презрением. Всё знания о психотехниках, управлении людьми, контроле над собой оказались нелепой выдумкой перед мудростью свободного лесного зверя, которому есть за что ненавидеть слабых, но хитрых и безжалостных людей. Анна поняла, что стая ждёт сигнала от этой огромной волчицы, но та медлит, потому что в каждом даже самом кровожадном хищнике есть древний запрет на убийство человека, и приступивший его теряет рассудок, становится одержимым и тоже гибнет. Волчица чуяла это, но неодолимая сила заставляла её продвигаться всё ближе и ближе, всё сильней кружил ей голову запах страха, который всегда исходит от жертвы. Анна закрыла глаза и в темноте, словно снова оказалась на концерте, услышала флейту.

Поляков действительно пришёл сюда, и на поляне у озера заиграл "Сиринкс", не взирая на мороз. Звуки чистые и ясные, как лесной воздух, привлекли внимание стаи. Волчица осторожно повернулась и двинулась к музыканту. За ней потянулись и другие волки. Анна хотела крикнуть, предупредить, но язык не слушался её, а ноги сами понесли её прочь, к дороге. О том, что случится с артистом, она боялась думать. Поляков продолжал концерт, как ни в чём не бывало, точно хищные звери - вполне привычные зрители. Волки действительно расселились полукругом, подняли морды к небу и слегка покачивались в такт.

Музыка кончилась. Анна с облегчением услышала за спиной лёгкие шаги Полякова. А вдали волчица вдохновенно завыла, пытаясь повторить услышанную мелодию.