Среди первокурсников мореходки, как в городе называли их училище, Эдик выделялся скромностью и даже какой-то юношеской застенчивостью. Особенно что касалось женского вопроса… В субботние вечера на танцах в училищном актовом зале курсанты, бывало, толкутся возле девчонок, норовят набиться в провожатые после танцулек. А девчонок на танцах явно не хватало, потому как билеты продавали курсантам, и, стало быть, женский пол сюда мог попасть только через своих знакомых в училище. Так что желающим заиметь партнёршу на танцах приходилось помотаться. Эдик же, как всегда, стоит, бывало, в стороне и лишь посматривает на суматоху, в душе завидуя расторопности ребят.

Вот и в этот вечер стоял он после танцев в вестибюле у парадной лестницы, подпирая плечом колонну, и с тоской смотрел, как курсанты толпились возле раздевалки в очереди за девичьими вещами. Внезапно за спиной он услышал какой-то галдёж. Обернулся, видит: несколько курсантов наперебой предлагают услуги какой-то девушке в красном платье, а она, стараясь ускользнуть от них, поднялась на ступеньку и шарит глазами вокруг, словно ища чьей-то помощи. Девушка была симпатичная, голубоглазая, стройная, а узкое, чуть удлинённое, яркое платье подчёркивало её стан и придавало ей особую эффектность. Словом, сцена была достойная кисти художника: тёмно-синий круг курсантов и в центре на возвышении – девушка в красном с каштановыми волосами. Эдик не мог оторвать глаз от гибкого девичьего стана. Девушка держала в руке номерок на пальто в раздевалке, пряча его от назойливых поклонников, и вертела головой по сторонам. Вдруг она встретилась глазами с Эдиком, какой-то миг смотрела на него, потом вытянула руку, показывая на него пальцем, и громко сказала: «Вот он меня проводит!» Девушка протянула к нему руку с номерком. Курсанты умолкли и расступились. Эдик, как заворожённый, взял номерок. Так он познакомился с Машей… А через пять минут они ушли в городскую ночь.

Но провожанье вышло очень коротким. Только подошли они к остановке на Новочеркасском проспекте, как тут же – трамвай. Маша вскочила в вагон. Эдик хотел было за ней, но она остановила его. «Поеду одна!» – строго сказала Маша. И он не посмел ослушаться. Лишь остался у него в памяти номер телефона, который она ему назвала, когда они шли по Заневскому проспекту.

Засыпал он в эту ночь с мыслями о Маше, этом прекрасном видении в красном платье, которое внезапно явилось ему.

Утром, едва проснувшись, но ещё не раскрывая глаз, Эдик уже видел её перед собой: голубоглазую, с копной каштановых волос и гибким станом, решительную, властную и словно горящую ярким пламенем. Она представлялась ему божественной жрицей, прилетевшей с небес в их мрачноватую мореходку и бросившей огненный взор именно на него.

Днём, в воскресенье, он позвонил ей, надеясь на желанную встречу с прекрасным видением, но она сослалась на занятость и велела позвонить через неделю. Именно велела, а не попросила, потому что он почувствовал в её голосе плохо скрываемый холодок. Эдик обиделся в душе: сама ведь навязалась, а потом увильнула от провожанья и теперь увиливает от встречи. Но целую неделю он засыпал и просыпался с образом девушки в красном платье перед глазами… И в следующее воскресенье он снова позвонил. Предложил встретиться вечером. Маша сначала вновь ссылалась на занятость, потом вдруг… назначила встречу через час в самом начале Староневского. Он был несказанно рад и этому.

В этот день в полдень было солнечно и не по-осеннему тепло. На Староневском, как обычно в это время, было людно, и он не сразу заметил двух девушек, стоявших у магазина и разглядывавших его. В одной из них он узнал Машу. Именно узнал, потому что одета она была нарочито небрежно, вид имела неброский (даже лицо не подмалевала), и сразу распознать в ней девушку в красном платье, обворожившую толпу курсантов, было нелегко. Очевидно, жила Маша где-то неподалёку, потому и оделась словно наспех, как будто выскочила мусор выбросить.

Девушки, посмеиваясь, глядели на него. Эдик удивился, что Маша пришла с подругой. Он подошёл к ним. Они продолжали посмеиваться. Поздоровавшись, он не знал, о чём говорить с ними. Ему хотелось говорить только с Машей, а к чему тут подруга?

Подул холодный ветер. Эдик был без шарфика. Осенний, белый курсантский, у него куда-то запропастился, а тёплый, зимний, который всё собирался купить, он ещё не приобрёл. И вот стоял он, переминаясь с ноги на ногу, перед хохочущими девушками, а ветер холодил ему шею. Вдруг за окном магазина он увидел на витрине шарфики. «Девочки, зайдёмте в магазин. Хочу купить шарфик», – сказал Эдик. Девушки переглянулись, засмеялись пуще прежнего, но согласились.

Выбор мужских шарфов в магазине оказался скудным – одни бледные цвета. Но ему почему-то хотелось купить шарф сейчас, в присутствии Маши и словно бы сохранить в этом шарфике частицу девичьего тепла. «Девочки, ну, подскажите, какой выбрать?» – просил Эдик, а они только смеялись и всё переглядывались. Он выбрал желтоватый с чёрными полосками. Одел шарфик на шею. Конечно же, обновка на фоне чёрной курсантской шинели шла ему, как корове седло, но он себя не видел со стороны. Девушки, глядя на него, смеялись уже откровенно, не сдерживаясь.

Выйдя из магазина, Маша сказала, что им ужасно некогда. Девушки быстро простились с ним и ушли. Перейдя на другую сторону Староневского, они обернулись. Эдик видел их смеющиеся лица. Девушки скрылись за углом дома. Он остался один посреди огромного города: в чёрной курсантской шинели и с жёлтым шарфиком в чёрную полоску…

Сколько ни звонил он Маше, она всё говорила, что ей некогда, она, мол, страшно занята. Наконец, поняв, что Маша к нему равнодушна, Эдик попросил её: «Прийди хоть на пять минут. Я только погляжу на тебя – и всё. Даже разговаривать не будем, если не хочешь». «Ладно. Приходи снова на Староневский, к тому магазину. Я буду на противоположной стороне. Чтобы только посмотреть, хватит и этого», – сказала Маша.

И он пришёл. И она пришла. Стояла на противоположной стороне проспекта и улыбалась. Он послал ей воздушный поцелуй. Она расхохоталась. Через пять минут она ушла. Он снова остался один.

Так продолжалось всю осень и зиму. Он звонил, она назначала ему время. Он приходил, и она приходила. Пять минут длилось «противостояние», и она исчезала. Иногда он намеревался преодолеть расстояние между ними, но лишь только делал несколько шагов в её сторону, она быстро уходила.

Девичье видение в красном платье не покидало его: с ним он засыпал и просыпался. И он звонил и приходил на свой «пост», когда ему позволяла Маша. Но однажды, когда по-весеннему пригрело солнце и небо покрылось тёплой голубизной, она пришла не сама, а с каким-то парнем. Они смотрели на него и смеялись. Потом Маша взяла парня под руку, и они ушли.

Больше он не звонил Маше. Девичье видение в красном платье уже не мучило Эдика: оно померкло и ушло из его жизни. В его сердце вошла весна.