Жил-был на свете Торопыга. Он всю жизнь торопился: торопился стать взрослым, торопился мечтать, торопился в люди выбиться, словом, жить торопился. За этой торопливостью порастерял он в жизненной суете всех своих друзей детства и юности. Иногда, случалось, уже лёжа в постели, перед сном, он вспоминал о них, жалел, что очень давно не встречался с ними, и, засыпая, давал себе слово с завтрашнего дня непременно разыскать, навестить их и возобновить былую дружбу… Но наступало утро, и Торопыга, как обычно, куда-то вновь торопился, забыв про свои вчерашние мысли перед сном.

Так день проходил за днём, год за годом, и не заметил Торопыга, как и старость к нему заглянула: сначала будто бы невзначай, в гости, а потом всё чаще, чаще и, наконец, поселилась у него насовсем.

А он продолжал торопиться…

Однажды Торопыга, уже по-стариковски шаркая ногами, торопился куда-то по дороге мимо городского кладбища. И, то ли мысль старческая зародилась в нём о возможном скором расставании с бренным миром, то ли он, торопясь, просто решил сократить путь, свернул Торопыга с широкой дороги на узкую тропку и побрёл мимо кладбищенских оград, мимо надмогильных памятников с крестами, звёздами, со старыми и совсем свежими надписями. Вдруг Торопыга остановился перед одной надписью и… замер. Не веря глазам своим, он ещё и ещё раз перечитывал надпись. Недавно здесь похоронили ту, которую он любил в свои далёкие семнадцать лет… Таинственно шептались ветви деревьев, и в шорохе листьев Торопыга почувствовал, что в сердце к нему крадётся тревожная мысль: может, где-то среди этих надписей бродят тени и других его друзей?.. И Торопыга, испугавшись этой мысли, стараясь не смотреть на словно внезапно обступившие его со всех сторон холодные надписи, поспешил покинуть кладбище.

Он торопился найти оставшихся в живых своих друзей, пока ещё… не встретил их здесь, среди этих печальных надписей.