Николай Саяпин

"Сынок" 
   Он схватил дорожный канализационный люк, и с криком, - Всех - порешу! - пошёл на собравшуюся толпу, забыв про открытый, канализационный колодец. Шагнув вперед, он провалился в отверстие, где побывали многие, выходившие из этого заведения. А так, как крышку –«герой» держал над головой, то провалившись, как – «истинный джентльмен», закрыл за собой вход в свое «новое жилище». Собравшиеся, поглазев на – плотно закрывшуюся чугунную «дверь», стали расходиться. Костя допил пиво, осмотрел еще раз страницы местной «брехаловки», и довольный бесплатным концертом пьяного завсегдатая этого бара, пошагал прочь. Это происходило в то незабываемое время, когда Союз трещал по швам и основные силы государства, были брошены для создания лица – «Суверенной России», на международном подиуме мировой политики. Были созваны лучшие визажисты и косметологи. Стилисты и имиджмейкеры, художники, дизайнеры, врачи-косметологи и прочие специалисты в области реставрации и красоты. Лицо должно быть привлекательным во всех ракурсах и при любой погоде на международном небосводе. Спешно наводился румянец, обновлялись тени и оттенки. Рисовалась поволока ресниц, заплеталась коса и, тщательно подбиралось ожерелье. На полу-татарское лицо с еврейским носом, нахлобучивался кокошник. На оттянутые веками уши, за которые ее периодически вытягивали из очередного болота, навешивались серьги из турецкого золота. Комсомольский значок заменялся брошью с двуглавым орлом. Косоглазие, полученное от вечного выбора путей движения вперед, решили оставить, пусть мир видит в них, - «Загадочную русскую душу»! Силиконом наполнялись груди, затасканные многочисленными приемными детьми и родственниками. Вуаль из колючей проволоки, заменялась на - китайскую сетку от мух и комаров. И когда высокочтимая комиссия сказала, - Пойдёть! - этот образ был растиражирован по всем СМИ огромного континента. Остальные континенты, после некоторой игры в – «Глазам своим - не верю!» - исполнили свою работу, по информационной передаче - увиденного, оставшемуся миру! Пока Лицо Родины показывали миру, дома, на Родине этого лица, рассматривали - привычное взору народному. Тысячи лет люд российский глядит на это место и потому ничего его не удивляло. Ходили среди народа легенды, будто есть у России места и - покрасивее оного, и что наступит час, когда развернется родимая Русь, и явит народу истинное лицо - лицо матери! И случится все то, о чем говорили прадеды, а прадедам передавали их прадеды, а тем сказывали их предки, и обретет народ мать родную! Слепым она будет давать зрение, болящих одарит здоровьем, согреет бездомных и защитит слабых и немощных. И счастье настанет безмерное, и возликуют все нищие и убогие, все сироты обретут в лице этом - мать единую, любящую чад своих! Болящие узрят милосердие великое, а слабые защиту! Обездоленные найдут сострадание материнское, а замерзающие согреются теплом и любовью - ея! А пока этот великий день не настал, все тупо созерцали на то, что есть. Но и это место уже поделено кем-то. Куда не глянь - таблички: «Здесь не трогать - частная собственность!», «Здесь не нюхать!», «Сюда не смотреть!», и т.д. - Им виднее! - говорили меж собой люди, тыкая указательным пальцем в небо. Именно в это время и шел Костя, по заросшему крапивой переулку. Он был не молод, но и в старики записываться не торопился. Навалившееся время капитализма, диктовало свои правила жизни и постулаты, держаться которых он не хотел, но и отказываться было не умно. Надо было жить. А как жить, если вокруг все переменилось до степени абсурда. До грани, за которой уже от человека, как стержня земной цивилизации, ничего не остается. Начинать все заново, поздновато, а уподобляться окружающим он не хотел, да и не мог. Оставалось только искать выход, который назывался - компромиссом. Слово это он толком не понимал, по простоте своего до перестроечного бытия и малого образования. Он никогда не хотел быть богатым и знаменитым. У него нет любимых певцов, ибо все они подразделялись на - «Хорошо поет» и «плохо поет»! Он любил смотреть хоккей по телевизору, но не знал фамилий нападающих, защитников и тренеров. Но всегда радовался по поводу победы родной сборной на чемпионатах. Он не ходил в театры, но замирал от трагической сцены в спектакле по телевизору. Он был эдакой - тенью, которая жила сама по себе и ей так нравилось. Но обрушившаяся на страну истерия, заставляла что-то делать другое, не привычное, не свойственное всей его сути. Дойдя, до полуразвалившегося дома, на окраине, он уже было свернул к тропинке, ведущей к его дому, как сбоку в кустах, кто-то произнес, - Па-па... Это насторожило. Он остановился в раздумьях. Здесь никто не живет уже лет пятнадцать. Вообще на этой окраинной улице кроме него и соседа Лукина Федьки, никого нет. Озирая ближайшие кусты и повалившиеся заборы, он спрашивал себя, - Не показалось ли? – но где-то недалеко опять прозвучал тоненький голосок, - Па-па... Константин осторожно пошел на голос. Перейдя заросшую травой дорогу, посмотрел в брошенный дом-никого. - Эй, кто тут? - окликнул он, неизвестность, но никто не отозвался. Обойдя покосившийся дом, и внимательно обследовав груды старых досок, бывших когда-то сараями, он никого не обнаружил. Вернулся на стык тропинки и дороги. Постояв немного, решил идти восвояси, но сделав два шага, вновь послышалось, - Папа, - отчетливо и явно детским голосом. Костя решил подыграть неведомому голосочку, - Сынок, ты где? Сынок, отзовись? - Па-па, - уже совсем близко услышал он. Сердце сильно колотилось в грудь. - Сынок, иди сюда, иди мой маленький, иди к папе. Он звал неведомого ребенка, а сам уже не понимал, - Может ему все это снится? Может это рядом где-нибудь, спит пьяный мужик, а его сынок пытается разбудить?! Но метрах в семи зашевелилась полынь, Костя замер, чувствуя, как на голове оживают волосы. - Па-па, - послышалось из зарослей полыни. -Я здесь! - отозвался Костя, шагнув навстречу, но здесь же остановился как вкопанный. Из травы показалась маленькая детская головка, она двигалась навстречу, остолбеневшему Константину. Стало вырисовываться и тело ребенка, потом и босые ножки. Широко открытые детские глаза смотрели на него, а ротик произнес уже знакомое, - Папа. - Я здесь, сыночек, здесь, - Костя протянул навстречу ребенку руки и, подняв худенькое тельце, прижал его к себе, - Вот ты какой, вот и я рядом, папа твой, - он говорил, не зная, как поступают в таких случаях. Что делать? Может поискать вокруг, не сам же ребенок пришел сюда, на безлюдную окраину. Но решил для начала отнести ребенка домой, благо дом уже рядом. Ребенок был абсолютно голым, что еще больше пугало Костю. Ведь еще утром прошел сильный дождь. - Вот мы и дома! - улыбаясь, возвестил он, входя в калитку. Дома было прохладно, не топлено и немного сыро от утреннего дождя и худой крыши. На полу местами виднелись небольшие лужицы. Усадив мальчика на, не застеленную с утра кровать, он полез в старый холодильник, но кроме бутылки кефира, для ребенка ничего не было. Он быстро вылил его в стакан и добавил туда сахара, размешал и, посадив мальчишку на колени, стал пытаться из ложечки покормить малыша. К удивлению, ребенок стал жадно глотать кефир, протягивая свои ручонки к стакану. Костя преподнёс стакан к его губам. - Вот те - на, ну ты даешь! - радовался хозяин дома, глядя как маленький человечек, втягивает в себя молочный продукт с сахаром, - Слава тебе, Господи! - довольно произнес Костя, - Теперь и мне на душе легче будет, - малыш пил кефир из стакана и внимательно рассматривал лицо Константина. Выпив большую половину, он легонько отодвинул руку «папы». - Папа, - пропищал мальчик, пытаясь отдышаться от долгой задержки дыхания. - Ну вот, а то все мама, да мама! - вспомнил Костя слова из известного мультфильма, и посадив обратно в кровать мальца, пошёл на кухню. Надо было подумать о дальнейшем пропитании новоявленного - «сынка». Надо подумать о многом. Надо сходить на развалины и тщательно просмотреть каждый метр, каждый кустик и даже прочесать траву. Сегодня, когда на улицах пирует сатанинская идеология, может случиться все, что угодно. - Сейчас, сейчас, - громко произнес Костя, вычисляя в уме, что у него в доме есть съестного. Сбегав в кладовку, принес баночку с медом и банку соленых огурцов. Кулек макарон и одеревеневшую пачку малинового киселя. В холодильнике было три морковки, две брюквы и пять маленьких вилков капусты, которые он принес позавчера от Савки-дружка. Булка хлеба и страшненький куриный окорочёк. Не густо, если прибавить четыре банки помидор в подполе, картошки три мешка, две коробки с сухарями на печке, то не так уж и плохо на сегодня! А завтра - будет завтра. - Мы с тобой, сынок, не пропадем! - радостно воскликнул Костя, возвращаясь к ребенку. Но ребенка на кровати не было. Какой-то животный страх охватил «папу»! Он подбежал к кровати и..., из-под одеяла чуть виднелся стриженый затылок малыша. Слышалось тихое сопение. «Папаша», обессиленно сел на стул возле кровати, - Устал маленький, устал. Спи, а папа кое-куда сходит. Обходил все ямки и бугорки, все прилегающие заросли и развалины, нет никого. Даже следов никаких. Немного постоял и спешно пошел домой к «сыночку». До наступления сумерек сидел у окна и думал, - Что делать дальше? Где брать еду на случай, если ребенка придется оставить на какое-то время. Из дома уже надолго не выйти. Ах, если б была жива моя женушка, моя - Натальюшка, моя..., - Не пропадем! - прошептал Костя, подбадривая себя. Зная отлично всю горечь своего одинокого положения. За окном уже стемнело, когда послышалось - знакомое, - Папа! Все мысли вылетели из головы в миг. На этот раз к ужину была отварная картошка и чай со смородиновым листом и медом. Как давно он не радовался ужину в «семейном» кругу. И на тебе! Телевизор смотреть не пришлось, ибо все внимание было занято главной половине этой «семьи». Развлекались игрой на старой, дырявой гармошке. Костя складывал из старых тетрадей самолетики и запускал их. Они здесь же падали, и от этого их резкого падения, в доме раздавался детский смех, которого не слышали эти стены никогда. Никогда Константин не испытывал чувства, которые руководили им сегодня. Он готов был стать небом, что бы уберечь эту маленькую жизнь от беды. И здесь же он готов стать смешным клоуном, что бы этот беззащитный росток жизни звонко смеялся. Странно все было, впервые. Ему представлялось, что малыша бросили пьяные родители, и внутри Кости рождался огромный как скала гнев. То ему чудилось, что его потеряла мама, оставила дверь не запертую, и ушла к соседке языком чесать, мальчик и вышел, и хотелось отругать нерадивую мамашу и пожалеть ее, -«убивается, наверное»... Всякое думалось в эту ночь Константину, сидя на старом диване напротив кровати со спящим «сыночком». - Папа, - раздалось над ухом. Костя открыл глаза. - А ка же тебя звать? – опомнился – «папа», - Надо подумать! Чай пили тихо, "швыркая" - теплую, запашистую воду из железной кружки. - А ведь тебе год, - год с половиной, - заговорил вслух взрослый собеседник, потом тихо добавил, - А звать тебя будем Арсением, - Сенькой! Я же тебя нашел в траве, значит в сене. Сено - Сенька! Мне бы, Сень, на рынок сходить, а как с тобой поступить? Оставить дома, не дай Бог, - беду сотворишь какую с собой, так во что тебя одеть? Вот уж - кроссворд прямо какой-то?! Стоп. Сейчас я Федьку покличу, соседа. Будь здесь, пей чай и кушай мед! Костя вышел во двор и, подойдя к соседскому забору, покликал соседа. Долго Федька не мог понять, зачем Косте понадобились детские одежды. А Косте много сил понадобилось, чтоб не открыть главную тайну о найденыше. Сошлись на том, что – «дальний родственник, попросил Костю присмотреть за ребенком, пока тот съездит в Новосибирск, по срочной надобности». - Срочной! Федька ушел, а «семейка» стала лепить из старой оконной замазки зайцев, больше похожих на рогатых котят. Только после обеда явился Федор с грязным мешком из-под картошки. Вывалил содержимое на пол кухни и недовольно пробурчал. - Лариска сказала, чтоб ты сам завтра подошел. Она на тебя злая за сегодняшний прогул. Товара, говорит много, а грузить некому. Кто загулял, а кто и не ценит ее доброты! Я тебе передал, а там сам как знаешь. Он внимательно посмотрел на Сеньку, - А ведь похож, одна порода! Ну ладно пойду, дел по горло. И он ушел. Константин стал разбирать, принесённое. Все было большое, не по размеру. Пришлось брать нитки, иголку и ножницы. До самого вечера «батя» одевал сыночка. - Ничего! Зато завтра будем как на параде! - успокаивал себя «папаша». Ужинали щами из капусты и моркови с картошкой. Сенька вначале морщился, но ел. - Что кисловато? - посмеивался «папа-Костя». - Папа, - отвечал сынок - Сенька. Утром долго собирались, но к часам десяти были готовы. По тропинке шли медленно, с Сенькой не разбежишься. - Так мы с тобой и к обеду не дойдем, - объявил Константин и взял Сеньку на руки, - Вот так другое дело! Уже почти дошли до овощных складов, когда к Косте подошла женщина в черных брюках и синей блузке. - Костя?! Ты ли это? Он, вздрогнув, обернулся. Женщина широко улыбалась, по ее выражению лица было видно, что они знакомы. Знакомы давно, и достаточно близко, но он не мог ее вспомнить. Он моргал ресницами и молчал, открывая рот, как рыба на песчаном берегу. Она поняла это. - Эх, Костя, Костя! Сколько же лет мы прошли рядом, а ты не узнаешь. Валя! Я - Валя Сафонова. Десятый «Б» класс, второй школы! - А-а-а, Валя, Валя, Ва... - Школьный спектакль, я - Фея снов. Синяя фата, звезды на короне, месяц на груди... - Ах да, - Валюха! Витька Борисов - колдун, он тебя украдет, что бы дети не видели снов! - Да, да! Наконец-то вспомнил. Я иду и думаю, ты или не ты? - Я. Как видишь, я, только постарел. - Сын? - она указала кивком головы на Сеньку. - Да, сынок, - с заминкой выговорил Костя. - Какой же ты?! Где ж тебе стареть, если у тебя еще такие дети. Сколько ему лет? - Год. Год с хвостиком. - Ничего себе. У меня внучка такого же возраста! - Ну, до внуков мне еще далеко. Вот встанем на ноги, выучимся, окрепнем и тогда жениться будем. - он говорил это так задорно по отечески, что Валентина умиленно улыбалась, глядя на счастливого папу. - Валечка, - обратился Костя,- Прости, мы спешим на работу. Если опоздаем, то конец всему. Сама знаешь как сегодня с работой?! - Да-да, знаю. Ничего, бегите. Ты на всякий случай позвони мне. Я в магазине обувь, что на Кропоткина, товароведом. Звони непременно. - Да-да. Прости, некогда, - Костя подхватил Сеньку и чуть ли не бегом, поспешил оторваться от грустных и добрых глаз, улыбавшейся одноклассницы. В склад они не вошли, а влетели. Костя держал Сеньку на руках, тот на все происходящее только хлопал глазами. - Явился! Сколько можно говорить вам неотёсанным, что сегодня работу потерять можно быстро, что завтра делать будете? - загремел голос кладовщицы Ларисы Васильевны. Она закрыла дверь с цифрой пять, и подошла к Косте. Увидев ребенка, сидящего у него на руках, спросила. - Чей? - Мой, - выпалил Константин, не ожидая от себя такого категоричного ответа. Ларису это насторожило, но она не сочла нужным копаться в чужой жизни. Улыбнувшись, достала из кармана белый пряник и вручила его малышу. Тот не раздумывая взял, вцепившись в него маленьким ротиком. От чего на лице кладовщицы появилась довольная мина. - Молодец! - похвалила она, и обратилась к Косте, - Чего делать будешь? - В смысле? - В смысле детей чем-то – кормят, я слышала, или врут люди?! - А, ну да. Не знаю как, работать буду! Вернее как... -Что ты все какаешь, как-как. Думай. Нагулял, теперь выгуливай! - она рассмеялась. - Я вот хотел бы попросить тебя, Вас, те... - Только давай без заиканий и размазываний. Я баба не из романов, ты меня знаешь! - ..., - Вижу, понял. Хочешь аванс?! - Да. Понимаешь, мне бы обустроиться с сыном, так быстро свалился на голову, я того..., даже не успел ничего. А дома –«шаром покати». Ни корочки... - У мышиной - норочки! - Да. - Даю неделю. Не придёшь, пеняй на себя. Снесу вместе с хатой, понял?! - она рассмеялась громко и раскатисто, прикрывая рот рукой. - Я очень постараюсь управиться за неделю. И еще хочу попросить. Понимаешь, дома нет почти ничего из овощей, а сыну витамины нужны, ну и всяко..., там. - Зайди в седьмой и скажи Петровичу, что я разрешила. Но через неделю как штык в жо..! Она вновь закатилась, прикрывая рот рукой. На седьмом складе никого не оказалось. Пришлось с Сенькой на руках бегать по всем складам. Прошло часа два, пока с большой сеткой, набитой свеклой, луком, чесноком, морковью и безвкусными огурцами, Костя поволокся к автобусной остановке. Только дома он заметил, что у Сеньки мокрые штаны. - Это не беда сынок! Это папка проворонил, - говорил он, еле отдышавшись. Переодевать было не во что, пришлось раздеть и уложить в постель. Быстро растопил печь, повесил - мокрое на спинку стула, стул придвинул к печи. По квартире расходился запах детства. Чистил картошку, резал свеклу, лук, немного чеснока, бросил последний окорочок в кастрюлю, и сел довольный на диван. - Все будет хорошо, сынуля. Не пропадут наши труды. Всего можно добиться, если захотеть. - Папа, дай ись, - послышалось в ответ. Костя оторопел, - Э.., да ты знаешь не одно слово, а целых три! Ух-ты! Сейчас найду тебе –«ись», сейчас. Он взял морковку, поскоблил ее ножом и вручил сыну, - Наяривай! - сам закрутился в четырех стенах кухни, удивляясь. Отчего он не устал. Протащиться с Сенькой, с полной сеткой овощей целый день и не устать?!... Ночь пролетела быстро. Костя проснулся от стука в дверь. Он оделся наскоро и подошел к окну. Во дворе стояли два милиционера и какой-то мужик в серой куртке. Еще один невидимый из окна, «тарабанил» в дверь. - Папа, - послышалось из другой комнаты. Костя догадывался, зачем здесь эти люди. Тупая боль грубо заползала в грудь. Воздух становился тяжелым, дышать трудно. Грудь содрогалась от ударов сердца, но надо открывать. - Папа, - ись, - звучало из спальни. Ноги Константина не слушались. Он шел к двери, но кто-то неведомый отталкивал его от нее. - Ись, - звучал тоненький голосок. Хотелось, чтобы это все было сном. Костя спешно подошёл к кроватке и скороговоркой зашептал, - «Сыночек, ты молчи, молчи, помолчи минут пять, я скоренько отправлю всех и мы опять заживём тихо и радостно»! Только ради Бога помолчи… В дверь стучали сильнее и сильнее. Он онемевшей рукой поднял крючок. Дверь распахнулась. Стояла полупьяная женщина с папиросой во рту. - Он дома! - крикнула она тем, стоящим во дворе. По крыльцу застучали, затопали. Это шли за Сенькой. Шли забирать то, что он не хотел отдавать. Понимая всех и все, не хотел! Внутри что-то ныло, скребло, проваливалось. Вначале вошел милиционер в погонах - лейтенанта. Участковый! Знакомая личность. -Здорово Константин. - Здрасть-ть-те, - пропел как-то несуразно Костя. - Мы хотели тебя спросить. Ты нигде не встречал, здесь неподалеку ребенка, лет так - полутора? Костя смотрел на пропитое лицо женщины, на мужика в серой куртке, с ссадиной на лбу, узнав в нем того дурака с чугунной крышкой люка. Он догадывался о сути их жизни, потому заранее ненавидел эту парочку. « Зачем им жизнь маленького ангелочка? Ради чего они хотят изуродовать малую поросль человека?! Какую цель они в этом видят? Изобразить извечную схему: муж, жена, дети? Изобразить подобие социальной ячейки общества, пусть в грязи и похоти, но с внутренним криком, - «Смотрите, люди, у нас все так же, как и у вас»! Костя в упор разглядывал женщину с папиросой. Она отвечала ему полупьяным взглядом. Измочаленное лицо не указывало на присутствие хоть какого-нибудь стыда, или трагедии по поводу потери ребенка. «Зачем он им? Не мог успокоиться Константин. Не найди они его и ничего бы с ними не произошло! Ровным счетом - ничего! А как мне? Как нам?!» -Ты чего, как в рот воды набрал? Видал чего или кого? - переспросил участковый. - Папа,- ись, - послышалось из спальни. - Ись!
                                                                                                                                                                                   - Николай Саяпин