Борис Москалюк

                                                                                   Деда, ты собачек любишь или обожаешь? 

    (Из разговора  с ребенком).  

     На прииски Сашка приехал в начале  промывочного сезона, который и был в этих краях   чуть более полугода, с апреля по октябрь. На этот период  и набирали  старателей. Из переписки узнал, что люди нужны, но всех подряд, естественно, не принимают. Повезло. На одно из обращений ему положительно ответили… Потом пришло разрешение на въезд в Магаданский край. Тогда вообще было модно ездить на Север и зарабатывать деньги. И он Александр Привалов тоже поехал за длинным рублем: заработать на дом  с садом, либо на кооператив. Было ему уже за 25-ть. Только-только женился, скитаться  же по углам, тем более жить в примах не хотелось. О том кто такие  старатели – понятие не имел. По слухам, рабочие занимающиеся добычей золота, имели хорошие деньги. А вот об адском их труде на приисках мог только догадываться. Почувствовал на себе суровую реальность уже по приезду, Сашка не без иронии  вспоминал напутствия и приколы своих приятелей, их наивность.

     Делясь с друзьям, о своих планах податься на прииски,  слышал разное, но, в общем  довольно типичные ответы. Одни шутили, мол, за что же ты получил срок. Другие, просто называли его сумасшедшими – мол, летом все едут на юг, а ты вот, собрался на Север, на южный берег Ледовитого океана. Да еще какой — самый крайний и неблагоустроенный, самый далекий и неприветливый! Третьи,видимо более осведомленные о пункте назначения, начитавшись  «Северных рассказов» Джека Лондона, о золотоносных стремнинах к Клондайку, сразу без обиняков заказывали привести гостинцы в виде красной икры и рыбы, а также сувениров, в виде парочки килограмм золота. Пару килограмм??? Ха-ха! Во-первых, самородки под ногами не валяются. Во-вторых, кругом – охрана, так что и думать не смей о том, чтобы прихватить с собой самородок. Все сдается до миллиграмма, опечатывается в контейнерах. Старателей-единоличников, промышляющих на свой страх и риск, на севере не встретишь: жизнь дороже. Подметит одиночку зоркий охотник – эвенк или якут, медлить не станет, свалит, как зверя, метким выстрелом в глаз. И будет, по северным законам, прав: а вдруг это сбежавший из мест заключения уголовник притаился в снегах, не ты его, так он тебя свалит – ему свидетели не нужны.

      С этих противоречивых размышлений и начинались северные будни Привалова. Его  ж работа  на прииске начала спорится со слов  одобрения и  поддержки на его счет здешнего сторожила, моториста-универсала Тимофея Петровича, тоже выходца из Донбасса. И сказаны они были не привычно сурово:

    –  Беру  на испытание. До первого самого незначительного нарушения. И никаких потом поблажек и скидок.

    –  Поблажек  не надо, нарушений не будет,  – заверил тогда обрадованный Александр. С  долей удовлетворения он тогда   подумал, как хорошо, что  самым важным пунктом в его  контракте оказался тот, где говорится о специальности, Нужен  был электрик. Вот  так!

     Что скрывать, именно на него ссылается артельный, когда без права обжалования изгоняет того, кто выполнил свою, обычно самую черную, работу и больше не нужен бригаде. Выдадут на руки минимум,  и иди к трассе, просись, чтобы попутка привезла в Сусуман  или к Магадану. А там уж сам беспокойся, как добраться до дома, больше твоя судьба никого не интересует. В артели порядки простые: знай своё место в рабочем стою. Золота на Севере много, только надо знать: где и как его взять.  И никакой романтики, Всё оказалось куда прозаичнее и примитивнее.

     На Севере  девять месяцев зима и лишь  три – лето. Как потеплеет, с апреля, экскаваторы по отметкам сделанными геологами начинают делать «вскрышку» – снимать землю до двадцатиметровой глубины. Ковш экскаватора наваливает золотоносную породу на ленту транспортера, а там уже наготове промывочные машины, особые решета, жёлоба, где остается золотой песок, редко – самородки

     Минуло три недели.  И вдруг нежданно-негаданно к  удивлению Привалова «бугор», так местные обзывали бригадира. сообщил ему о  зарплате, начисленной  за отработанные дни…

     – Ну,  керя, узнал  каково это на краю Земли золото добывать?! –  дружелюбно обращаясь к Сашке, бугор снисходительно кинул на середину стола  тугую пачку денег. С лукаво-добродушной усмешкой в глазах, продолжил:

     – Получай! 339 рулей. Твои. Заработанные..

     Бригадиру, на вид было  под пятьдесят. Сразу видно, что Батя, так к нему  с  почтением обращались  работяги, мужик бывалый. С характером. Крепкий, взгляд прямой, открытый. Нос с непривычной для славянского лица горбинкой. Поговаривали, что нос-то у него от роду прямой был, перебили в драке, на зоне. Характер, что судьба, но о  себе и своей доле  Батя ничего не рассказывал.

     От радости  Сашка, считай, ошалел, не зная, что  и сказать. Таких больших денег он не видел никогда. Сразу триста рублей, за 15 рабочих дней почти  оклад секретаря обкома партии. Тут же  сразу представил, как удивиться его  Тома, увидев  цельную пачку денег в банковской упаковке. Ведь на эти деньги можно купить хорошую шубку. Её приезда Привалов ждал с нетерпением. Потому-то и хотелось сохранить пачку купюр нетронутой, целой. Хотелось порадовать жену, укрепить её надежу в то, что «махнули» на Север  они  не зря.                                                        

     Тамара, так звали жену, была  молодой, симпатичной женщиной, любящей, и верной, ещё и  легкой на подъем. Не заставив долго  себя ждать, известила телеграммой  о скорой встрече, что уже  в дороге, в Москве.

     Авиаперелет Москва-Магадан довольно  длительный – восемь часов над бескрайними просторами России навстречу солнцу. Далее дорога на Теньку, а оттуда на Таскан. Кругом – черно-серые  сопки с  белыми на склонах пятнами снега, смахивая при этом на  стадо  коров лениво улегшихся на таком же невзрачном просторе. Летом  же  склоны сопок перекрашивались  всюду сущим иван-чаем в фиолетово-розовый цвет Расстояние между поселками на Севере по сути безразмерные – не по несколько километров, как, например, на материке, на Донбассе.

     Поселок, куда  приехал Привалов, строился, как и десятки других здешних поселений, похоже, наскоро – из того, что под руку попадется. Бараки, балки и сараи. Местность схожа с бородавчатой кирзой, где поселение было   точкой, вкруговую зажатой сопками. В ста километрах по соседству, был большой поселок  Сусуман, с больницей, школой, детсадом и  клубом. Это в 800 километрах на север от Магадана. Люди здесь, как воспринял их Привалов, были простые и от того живые и добродушные. И, вообще, к приезжим, по его мнению, относятся  здесь довольно приветливо.

     На  «Материке» людей много, но каждый в своих мыслях и проблемах, суета цивилизации, как завеса густого тумана заволокла всю жизнь и всю человечность. А здесь, десять человек посреди мрачных сопок – одна большая дружная семья.

     Добирался утомительно. Перелет. Монотонная дорога, хотя  то по одну, то по другу стороны трассы, на небольших плато попадались странные кладбища сибирских узников, да заброшенные лагеря. Но помимо времени, проведенного в самолете,  предстоит безвозмездно отдать Магадану еще восемь часов своей жизни. Эти восемь часов теряются при переходе в другой часовой пояс. Впрочем,  на обратном пути эти часы, наверное,  возвращаются…

    Путевые  размышления Сашки нарушили слова Бати:

     – Пока не «штука», сынок, – продолжал он, – но если «рыжьё» пойдет, то есть, если артели удастся добыть достаточное количество золота, то и  выплата будет совсем не та, что сейчас А первую получку надо бы закрепить, – при этих словах, он решительно надорвал пачку, вынув оттуда, не считая несколько банкнот Усмехаясь изрек:

      – На магарыч! Наверху – Бог, по боках – мох,  впереди – ох!.

     Ум бригадира оказался расчётлив – считать копейку он умел:

     – Бери, паря, водяру, «Столичную». Четыре–  на артель хватит. «Чифирить», напиваться не будем. Прикупи к сему огурчиков маринованных, трехлитровки хватит. Пару буханок хлеба. А дичь, «горячие» – за нами.

     Дичь в этих краях никогда не была проблемой. Кругом дикая природа с непуганым зверьем и птицей. Воль трассы водились рябчики, которые не обращали никакого внимания на рев моторов машин. Смешная, ленивая птица. Водители отстреливали их, не выходя из кабины, У многих в кабинах, в специально приваренных трубах, всегда под рукой были заряженные обрезы.

     – Не желаете ли на «горячее»? – игриво, улыбаясь во весь рот гаркнул Сенька-бульдозерист, держа в руках большую миску, почти тазик, полную с горкой, с пахучими, дымящимся с пылу-жару кусками мяса. До этого, он же, каждому, разлил по большим алюминиевым кружкам наваристый бульон. 

     Привалов вначале подумал, что «горячим» будет уха. Здесь, в богатом рыбой краю, особенно ждать лова не приходится. А корюшку здесь почитают особенно, и не только за ее запах, напоминающий свежие огурцы, а за исключительный вкус. Она хороша в любом виде – жаренная, вяленая, а также в свежеприготовленной ухе.

     – А ты, кореш, что не пьешь? Чего ждешь? – учтиво-снисходительно спросил у Сашка бригадир. – Это на материке «частят» вслед за каждым тостом. Здесь, у нас каждый наливает себе сам, столько – сколько сочтет нужным. Так что, речей не жди. Пей, наливай, да меру знай. Ни в горсти дыра, в глотке.

     Налив себе примерно с полстакана водки, Сашка робко отхлебнул крепкий напиток и стал закусывать, но не мясом, а огурчиком.

     – Наливай! Пей! Каждый из нас имеет свою меру. Меру совести и меру ответа перед Богом!

     – А вообще, – вроде по делу и к месту, вступил в разговор моторист Тимофей Петрович, – на севере выжить помогают три правила: не пей, не играй в карты на деньги, не заглядывайся на баб. Этого добра здесь сколько хочешь, нужда гонит на север, поближе к богатым мужикам, баб всех мастей и россиянок, и украинок, и даже казашек, благо, те смахивают на коренных северянок. Те ж, отдают свою любовь приезжим золотодобытчикам бесплатно: им нужно крепкое потомство…

     По профессии Петрович был моторист-универсал, классный бульдозерист и экскаваторщик. Семейный, отец взрослых сына и дочери. Другими словами, человек серьезный, обстоятельный. К тому же имеющий опыт работы на севере. Да такого везде с руками-ногами оторвут.

     – Тьфу!  Мать твою…Можно же и о чем-то другом поговорить, -  пробурчал кто-то за столом.

     – Понятно, что желание предупредить, посоветовать – дело ни лишнее. Только наш-то парень с головой, сам уже кое в чем разбирается. Любит, ждет жену, дни считает, когда приедет. Вот первые деньги получил, считай, для жинки на дорогу , - степенно  рассуждал  бригадир. Да, в основном  за  столом только и его было слышно.

     Странно, впервые Привалов сидел бок о бок с людьми пока ему не знакомыми: разными, но интересной судьбы. Однако ему было уютно.

     – Да, – подумал он, – комфорт – дело субъективное, как только человек сумел не замечать какие-то неудобства, то уже начинает чувствовать себя лучше. Внушение?!

     – Хавайте! Хавайте! – настойчиво приглашал к еде Сенька. –  Это вам  не шульпенька и не баланда, а настоящая шурпа. Шурпа!

     Действительно варил«шурпу» он. По всем правилам, в большом оцинкованном ведре, залив водой разделанную на крупные куски тушку «дичи». Во-первых, в шурпу положено только один раз заливать водой, а затем в процессе приготовления вода не добавляется. Во-вторых, все овощи режутся очень крупно. В-третьих, шурпа готовится долго, она буквально томится на медленном огне. Это потом оказалось, что супец-то  «с наваром» и   дичь – то  была тушкой  собачатины.

     – Сань, зимовать останешься или на материк подашься? –  неожиданно спросил его сосед.

     – А что? –  вопросом на вопрос откликнулся Привалов.

      –  Считай, тебе повезло! Есть уже   шкурка на хорошую шапку. Право, не аляскинский маламут,  но хороша! –  причмокнув, начал пояснять сосед.

      – А там, гляди, найдутся шкурки на рукавицы,  на унты и на кухлянку. Известное дело: ни одно животное  само по себе гулять не должно…

     – Не трепись! Сам трепло, но такого… – перебил разболтавшегося соседа «геолог».

     Геологом  в бригаде называли Яна Михайловича Штепу,  человека грамотного, общительного,  готового  всегда помочь советом и делом. До этого он работал несколько лет в геологических экспедициях, в том числе непосредственно на Калыме.

     – Откуда здесь аляскинский маламут возьмется? – бросил кто-то реплику.  – Тут хватает своих аборигенов. – Не успел  «геолог» мысль закончить, как  посыпались вопросы.

    –  Акча?

    –  Причем тут акча?  На языке зэков «акча» нечто иное – как деньги.

     – Деньги?!

     – Да, деньги.   Это факт серьезный, – вновь заговорил  «геолог».

     – Суровый климат защитил Колыму от массового помешательства частных старателей, имевшего место в США в период разработки золотых приисков. И с чужого континента сюда почти никто не захаживал, –  объяснял Ян Михалович.

     – Колыма –  река-красавица. Только вот наш брат загадил её берега. Берега реки, хоть и  суровый климат, были  заселены давно, как минимум с девятого-десятого веков. С ее характером научились справляться чукчи и эвены. Они-то и дали имя реке. Например, у эвенков слово «кулу» (или «кула»), теперь уже весьма отдаленно напоминающее о современном названии реки, обозначает «склон берега, обращенный на север». –  Геолог  неторопливо  просвещал «братию» о былом, артельщики же в пол уха слушая его, продолжали  не спеша под водочку есть свежатину.

      – Реку Колыму в местных легендах сравнивают с красивой женщиной, –   неторопливо-загадочно  продолжал Ян Михайлович, – которая вырастила множество детей-притоков (всего около 35 более-менее значительных рек!). Состарившись, она раздала им задания: быть полноводными, рыбными, лесистыми — чтобы людям было, где жить, чем топить и что есть. Только приток Омолон она попросила позаботиться о ней самой. И действительно, Омолон раньше всех вскрывается ото льда и подпитывает Колыму.

     Речки текли в этом крае с гор и были такими прозрачными, что легко можно было разглядеть дно. В начале  лета, например,  красная рыба идет  на нерест, идет в реки сплошным потоком, ловить её в это время и не надо, просто собирай руками.  Ловят на северах разную рыбу, но самая дешевая считается горбуша. Выбрасывается она браконьерами тоннами, забирают только икру. Не так давно Привалова угощали жареной икрой, а  саму рыбу, оказалось, выбросили.

     Слушать  «геолога» было  интересно.  На какое-то время Сашка даже забыл о еде. Но вскоре, по репликам, невинным приколам он начал  догадываться, что   ели они далеко не уху, а  собачатину. При одной мысли об этом его чуть не вывернуло  наизнанку. Однако понимал, что робеть, то хуже. Сробел – пропал. Налив себе в граненый стакан доверху водки,  он залпом, одним махом выпил её и  по-звериному, с животной неистовостью зубами, словно клыками, оторвал кусяру  собачатины. На вкус мясо  похоже было на говядину.

     – Ну, что Санюха, попробовал супец? Испробовал, деликатес края,  –смачно с хитринкой в глазах спросил Сенька,

     –Лично мне оленина, если и кажется довольно вкусной, мясо оленя считается диетическим, но у Бобика оно не хуже. Такой, такой бульон! Он, скажу четно, помогает прочистить лёгкие. Деликатес. Корейцы, те чуть ли ни каждый день  собачек едят, даже специально выращивают…– не унимался Сенька.

     – Корейцы едят собак также часто, как мы с вами медвежатину или оленину. – возразил Ян Михайлович. – Употреблять в пищу собачатину следует осмотрительно. Если собака питалась неправильно, ее мясо может оказаться жилистым и даже вредным.

     – А мне, рыбаки в Магадане рассказывали, что в меню корейских ресторанов, по крайней мере, дюжина профильных блюд, включая паровое мясо, рубленое мясо с приправами, мясо, завернутое в листья, а также жареные кишки, ребрышки и окорочка. Самое дорогое из предлагаемых блюд — суп из собачатины с побегами бамбука, – чуть ли ни в взахлеб растолковывал свои  кулинарные  познания экскаваторщик Иван Прохоров.

     – Собачек принято есть только во второй половине лунного месяц,  –твердил своё Прохоров. Как полагают, в этот период, оно способствует укреплению здоровья, тонизирует организм, в том числе укрепляет мужскую потенцию, и вдобавок отводит несчастье.

     – Да, не травите душу парню! – резко скомандовал Батя. – Рассказали бы, – продолжил бригадир, –   как сезонники моют золото,  здесь, на северах. Не считать  чужих денег, – заранее предупредил он, –  ни  я один, но каждый из вас знает,  как они достаются. На северах – свои трудности. Кто-то любит собачек, а кто-то обожает собачатину – главное не особачиться! Вот сидим, пьем, едим как люди. Чем же мы не люди?! Только бы лето задалось…

     – А прошедшее  лето в том году было хорошее! –  отметил экскаваторщик

     – Скажешь такое! Как раз оно на выходной попало! – Ни то в шутку, ни то в серьёз произнес Ян Михайлович .

     Привалову же на ум пришла известная фраза из всеми любимого кинофильма:

     — Приезжайте к нам на Колыму.

     — Нет уж лучше вы к нам…

     Здесь, на месте, крылатая фраза   уже не воспринималась  за суровую действительность, хотя на Колыме  Александр по-настоящему  ещё  и не был. Скорее подсознательно, чем осмыслено, он вдруг  вслух повторил  слово:

     – Коо-лы-ма?! – Произнес почему-то вопросительно-протяжно, констатировав далее, – Звучит настолько холодно, что  едва только произнесешь Колыма, набегают мурашки.

     Артельщики молча переглянулись… А потом, почти каждый на перебой начал высказать  Саньке Привалову пожелания:

    – Понравится, приживёшься!

     – Летом с женой на «Казбек» сходи! – Так местные называли самую высокую в окрестностях поселка  сопку. – Узнаешь, увидишь оттуда, что напрасно называют Север крайним…

     – И  Пушкина вспомнишь, его стих о лете: Ох, лето красное!

     Кто-то подхватил сказанное и продолжил: « Любил бы я тебя, когда  б   не  гнус, москиты, да комары, да мухи»…

Сашка  чувствовал, что пьянеет, но кайфа  не было, Наоборот, становилось  муторно. Уже в полудреме, сквозь обволакивающую рассудок глухоту, всё же расслышал слова Бати:

     – Работа денежку копит, а хмель ту денежку, топит. Но, Санька, не бухарик, и  не  рвач.. Кореш из своих, – заключил Батя. – Из «своих в доску»!

6 марта 2017, Луганск.