Ирина Бауэр  

   Необыкновенно прозрачная, казалось, Муза Бриз парит в воздухе, расплёскивая вокруг себя солнечный свет. Мужчина был уверен: с ветром и снежной крупкой залетела в окно эта девушка.

Погружаясь в ожидание, он слышал сквозь стены, как сердечко любимой, точно мелкий зверек, бешено бьётся, когда она подавала условный стук  в дверь мастерской. А как Муза пугалась дыхания лифта, ворчания лестницы, кошачьего пения, как воровато оглядывалась в страхе, что вот-вот будет разоблачена и тогда поцелуи обесценятся, а её визит превратится в рутинное свидание! 

Она наслаждалась тайной, которая придавала  бесцветной жизни  привкус острого соуса.      

– Любовники! – шептала Муза в припадке свирепого экстаза.

 Она импульсивно оставляла на стене росчерк кистью – свидетельство своей любви к немолодому, утружденному изжогой и гипертонией известному художнику.

 ― Мы обречены любить друг друга! – уверяла она мужчину.

Мебель, соглядатай жены, не обладала стыдливостью. Диван с засохшим пятном манной каши дочери и  матрасом, обрисованным маленьким сыном, с укором поглядывал на полуголую Музу. Воздух съёжился и лопнул, как рыбий пузырь. Муза отдавалась так отчаянно, что, казалось, отвоёвывает у дивана молодость художника. 

Вечером, перед тем как расстаться, они плотно ужинали.

– Это ужасно, – грустила Муза. – Какой вкусный сыр просто во рту тает. Ужасно, что тебе нужно возвращаться домой к ней. Как только подумаю об этом, во мне всё вскипает! 

Мужчина всем видом давал понять, что любовь к Музе скрутила его по рукам, а жена долгим, как ему казалось прежде, счастливым браком. У него опускались плечи. Он встряхивал седыми волосами и надолго замолкал. Да, он женат двадцать пять лет, но только теперь, когда он встретил Музу, осознал, что прежде не жил вовсе. 

― Ты должен быть решительным!― настаивала Муза.

Художник распахнул дверь квартиры. Жена сидела верхом на подоконнике, внимательно разглядывая клейкие листья герани. Женщина что-то прожужжала. Он привык к её манере сглатывать слова.

– К твоему приходу я украсила мир, переписала рассвет, отодвинула горы, – лепетала жена.

– Ты сумасшедшая. У тебя везде свет, – проворчал он.

– Я чувствую себя пассажиром, пропустившим рейс. Я в твоей жизни? ― тихо лепетала жена. ― Я, всё не сложилось, я не предполагала.  Смотри!

Женщина распахнула шторы и перед художником открылась западающая за горизонт равнина, сшитая  из туманов и серебряных трав. Большое холодное солнце уходило вместе с  заледенелым стягом красного заката. Месяц воровато поглядывал на мужчину. Их роднило одно – Муза оседлала чужую душу, а месяц  безразличные звёзды. Предзимье обрастало туманом, как овраги шерстью. Гулял по реке водяной дух.

Но красота этой ночи не тронула художника. Ритм сердца у каждого был разный, движения, дыхание, прикосновения  не совпадали более, как это бывало прежде.   Он долго курил, глядя перед собой в одну точку, затем  наклонился и достал коробку.

– Не делай этого со мной, – прошептала жена. ― Мы можем снова попробовать.

– Нас больше нет, – сказал мужчина. ― Я всё решил.

 Он подхватил жену на руки. Затем уложил в коробку, а чтобы ей было удобно, предварительно выложил дно ватой и кусочками поролона. Жена не переставала болтать ногами, она даже пыталась выскользнуть из его рук, но сделать это  было не так просто. Жена извивалась, умоляя оставить её в покое. На худой конец она согласна уехать к дочери или сыну, предоставляя мужу полную свободу. Но его не устраивал подобный исход дела. Он задумал избавиться от жены раз и навсегда. Она представлялась ему бабочкой с бархатистым отливом изящных лапок. Переливы золотых зубчиков особенно ярко вспыхивали, когда она нехотя распахнула крылья, пытаясь улететь. Но художник изловил её. Упаковка жены далась мужчине нелегко. Она поминутно билась о  край коробки с такой силой, что художник в изнеможении откинулся на спинку кресла. 

Антиквар появился в квартире, как по команде. Незаметно. Обладая удивительным чутьём, умело перехватывал у конкурентов ценные вещи. Крадущимся шагом приблизился к столу, но художник скорее по привычке или по иной причине медлил. Антиквару даже показалось, что тот не торопится расстаться с коробкой. Антиквар тянул руки, желая только одного –  заполучить долгожданную вещь. 

― Сделка отменяется, ―сказал художник. ― Я передумал.

И тут художник увидел Музу, прятавшуюся за спиной Антиквара

– Это я его привела, как договаривались, – прошептала Муза Бриз. – Любимый, теперь между нами нет преграды. Поверь, – продолжала убеждать Муза, – лучшим решением проблемы будет, если ты отдашь коробку Антиквару, в руках которого она будет надёжно защищена.

Антиквар обладал характером истинного собирателя: он был жаден и хвастлив. Экзотика, красота сводили его с ума. 

– Наконец-то  она моя! – воскликнул Антиквар  и бросился из комнаты. 

Невесомое, полупрозрачное тело Музы изгибалось, тронутое любовной судорогою. Последняя преграда пала!

 Встречи продолжились до первых морозов. Лютая стужа и лютая красота Музы вдохновляли художника, который не замечал, что удовлетворение частенько порождает пустоту, исподволь разъедающую долгожданное счастье. Страсть отнимала много энергии и здоровья, вот почему Муза бледнела, её полупрозрачность усиливалась. Однажды, не в силах бороться с ветром, подхваченная снежной позёмкой, исчезла Муза вместе с метелью. 

Он прождал её до лета, но она так и не появилась. Художник оброс и одичал, смотрит на пустой холст и молчит. Хочется прожужжать ему:

– Радуйся, ты обладал Музой.

Но ему, глупому, не весело. Победа Музы  состоялась.