Валерий Банных

Так давно это было. В прошлом веке. И неудивительно, что некоторые читатели, прочтя написанное, не поймут многое из того что изложено.

В восьмидесятые годы, в Советском Союзе существовали пункты приёма тыквенных семечек (не знаю уж, где и как они использовались). Сдав семечки и получив соответствующую справку, гражданин мог приобрести товар, который свободно не продавался. Этим пользовались предприимчивые люди. И я со своим товарищем Виктором Трелиным решил попробовать, как сейчас сказали бы, этот бизнес (тогда мы и слова такого не употребляли).

Надо отметить, что в больших городах многие товары были дефицитны, но простейшие и мало востребованные городскими жителями существовали. В сельских же районах — тотальный дефицит. Мы погрузили в багажник, так сказать, бартерный набор: велосипедные камеры, батарейки, резиновые галоши, примитивные комнатные тапочки, бамбуковые удочки, поплавки и крючки, пластмассовую посуду и вёдра (совершенно новомодную вещь, а в селе особенно). В том числе изрядное количество водки и пива, и отправились из города Ростов на Дону в Полтавскую Область. Проехали примерно полпути между Харьковом и Полтавой и остановились у крайней хаты глухого села, решив здесь заночевать, а возможно, здесь будет наша «база». На звук сигнала автомобиля вышел мальчик лет тринадцати и спросил:

— Що?

— Позови кого-нибудь из родителей,— сказал Виктор.

— А немає їх.

— Придётся проехать дальше,— сказал я.

— Та ні батько близько. Якщо потрібно, то я покличу. Покликати?

— Да.

Пацан побежал, босиком по заросшей дикой травой целине, в сторону видневшейся недалеко МТФ (молочно-товарной фермы). Вскоре, так же бегом, вернулся обратно и, забегая во двор, крикнул нам: «Зараз прийде».

Подошёл мужчина, вопросительно глядя на нас, одет он в брезентовую робу, негнущиеся брюки которой были заправлены в неимоверно грязные сапоги. От него исходил резкий, кисловатый запах навоза.

Я протянул ему руку для приветствия, а он спрятал свою за спину со словами:

— Не чіпай, я весь в гної. Стійла чистив. Мене звуть, Микола, а ви що хотіли?

Мы с Виктором представились. Я предложил выпить пива и тем временем всё объяснить. Увидев пиво, наш новый знакомый радостно возбудился.

— Ой, пиво, аж тремтить все! Місяць, а то і більше не бачив. Може у вас і ще що-небудь є? — лукаво улыбаясь, спросил он.

— Надо будет — найдем,— ответил Виктор,— и продолжил. — Тут такое дело, Коля, мы занимаемся изготовлением лекарств из тыквенных семечек.

— Яке насіння? Не зрозумів. З гарбузова насіння?

— Да нет, не арбузных, а тыквенных,— возразил Виктор.

— Витя, по-украински гарбуз — тыква,— вставил я.

— Ой, прости, я забыл, что ты у нас хохол.

— Не совсем, но кое-что помню из языка детства.

— Так ви врачi? — перебил нас Николай.

— Скорее фармацевты. Ну, считай что врачи. Коля ты слушай, не перебивай,— продолжил Виктор. — Мы хотим попробовать в вашем селе, и соседних возможно, произвести обмен некоторых товаров, которые у нас есть, на семечки. А для этого, если можешь, пусти нас к себе на две-три ночи.

— Та що за питання? Що мені місця шкода? Такі чудові люди, як ви, будьте гостями скільки хочете. Заїжджайте і будьте як дома.

Консенсус был достигнут. Заехали во двор, Николай зашел в сарай, где снял с себя «благоухающую» робу. Оттуда вышел в трусах, громко позвал сына, приказав ему принести штаны и рубашку, и дал указание чистить картошку и достать из подвала солёные огурцы. Вскоре пришла жена, коротко поздоровалась с нами и принялась варить картошку и яйца. Сервировка стола, под навесом на улице, завершилась большим пучком зелёного лука, корешки которого были помыты от комочков земли, но не обрезаны (их откусывали и выплёвывали под ноги).

Во главе стола привезённая нами водка («казёнка» — так уважительно называли её хозяева) и, конечно же, местный самогон, который Николай охарактеризовал так: «Казенка горілка благородна. Для міських. Ми рідко її п'ємо. Ви ось, спробуйте нашої самогоночки з буряка. Ісключітельно корисна і ароматна».

Колина жена тоже присела за стол, выпила рюмочку «казёнки», съела одно яичко и ушла. Коля сказал: «Олеска у мене хоч і Гуцулка з Капрпат, але хороша і слухняна. Я не можу натішитися на неї». Что было дальше можно и не рассказывать. Самое тяжёлое — это истязание самогоном. Коля обижался, когда мы отказывались от полезной и ароматной. Приходилось мучиться. Однако мы перешли барьер и употребили втроём обе бутылки, ещё и пива добавили.

Из-за стола я встал с трудом. Обрывками помню: земляной пол в комнате намазанный коровьим кизяком, перед кроватью самодельный коврик из лоскутков, где нужно было снять глубокие резиновые галоши, выданные нам в качестве комнатных тапочек, неприятное ощущение от влажных простыней с застоявшимся запахом. Мгновенно засыпая, подумал: «Повезло мне, что у меня жёсткая кушетка. Витьке хуже — у него перина на панцирной сетке. Представляю, как у него кружится голова от этого». Что поделать? — городские привередливые.

Проснулся я от невыносимой головной боли и от ползающих по лицу многочисленных мух. Виктор сидел в своей кровати напротив и стонал со страдальчески-сочувственной улыбкой: «Твою мать,— сказал он, посмотрев на часы, — два часа уже, и когда же мы будем делом заниматься»? Услышав наши голоса, из соседней комнаты вышла Олеся и успокоила нас: «Якщо ви про своє насіння, то не хвилюйтеся. Чоловік вже все розповів, скоро люди самі принесуть.

От борща мы отказались. Начали лечиться пивом. Немного стало легче. Мы сели за вчерашний стол, где тень от навеса, положив несчастные головы на руки. Но проклятые мухи — когда надо было встряхнуть головой, отгоняя назойливую гадость, становилось ясно, что мозги наши плохо прикреплены внутри к стенкам черепа. Из мутной полудрёмы нас вывели голоса людей.

Пришёл Коля в сопровождении мужчины и женщины — семечки принесли. Женщина с радостью выменяла полведра за тапочки, а мужчина, поторговавшись, за удилище и велосипедную камеру отдал два ведра. Олеся поставила на стол огромную сковородку жареной картошки, огурцы и фирменный лук. Женщина ушла, а мужчина остался. Из недр бокового кармана штанов он извлёк бутылку, своей, лечебной и ароматной.

Понимая, что веселье только начинается, я принёс палку колбасы, сыр, бутылку сухого вина, шампанское и плитку шоколада.

Наш хозяин радостно потирал руки и орал: «Петро, синок, давай на горище, тягни кришталь, — раз така серйозна справа». Хрусталем оказались обычные граненые стаканы и рюмки, которыми заменили алюминиевые кружки. Николай начал разливать самогон, — и нам тоже. Мы категорически отказывались. Николай настаивал, убеждал, что надо обязательно попробовать продукцию соседа. Сосед же нас и спас, заметив: «Коля, ну відчепися від людей. Вони ж міські, до справжніх продуктів не звикли». Коля нахмурился, но потом отошёл.

Мы предложили выпить шампанского Олесе. Она согласилась на полстакана. Выпила мелкими глотками и рассказала нам, что уже и забыла какое оно на вкус.

— Пробувала тільки на своєму весіллі. Нічого, приємне, тільки бульбашки не подобаються.

От сухого отказалась — слишком кислое. Затем спросила:

— Можна я візьму весь шоколад ?

— Конечно бери. Это специально тебе. Мужикам под горилку, наверное, ни к чему. Все рассмеялись. Она взяла плитку и разломила пополам. Половину отдала сыну. Он поблагодарил, но за стол «з батьками» не садился.

Тем временем народ всё прибывал, некоторые без семечек (но с самогоном), не веря, что за них здесь дают ценные вещи. Мы только успевали высыпать свою добычу уже во второй мешок. Начало темнеть. Поток народа иссяк. Измученные вчерашним мы пошли спать, а веселье продолжалось без нас. В принципе, завтра можно и домой собираться — решили мы с Виктором, но завтра нас ожидало «приключение» совершенно неожиданное.

Утром разбудили громкие стенания Мыколы, почти плач.

— Ой, ё . жеш твою мать! Ой, здохну! Господи, що робити? Ой, здихаю! Ой, ё ., ой мамо. Так чи є бог на землі?! Ой, твою мать!! — вздрагивал он, набирал в рот коричневую жидкость, выплевывал её и продолжал снова,— Ой твою мать! Господи, допоможи мені! Ой, здихаю.

— Коля, что случилось? — в унисон спросили мы.

— Зуб, зараза. Півроку не проходіт. Всю ніч не спав.

— Ты что сдурел? Поехали к врачу.

— Так де ж його взяти? У нас немає.

— У райцентрі є. Тільки їхати довго, три години на велосипеді,— сказала жена.

— Та ні. Там така черга, кажуть, та й боюся я. Ніби вже трошки легшає.

Втроём мы еле уговорили его. Приехали. Действительно, перед кабинетом очередь — человек двадцать страдальцев гроздью стоят у двери. Виктор говорит: «Придержи его, а то сдуру сбежит» и резко открыл дверь кабинета. Кто-то возмутился: «Навіщо без черги пропускаєте?», другой голос возразил: «Ти що, не бачиш, що великий начальник. Може, з самої Полтави». Толпа успокоилась, с любопытством, но почтительно поглядывая на меня. Вскоре Виктор вышел, мы взяли побледневшего Николая под руки и втроём вошли в кабинет.

— Больной, садитесь в кресло,— сказал врач.

— Га? Шо? — испуганно озирался Мыкола, и сел на кушетку.

— Да нет, нет, вот сюда,— подвел врач дрожащего больного к креслу.

А затем к Виктору: «Так что? Делаем укол»? «Да, да»,— ответил Витя и достал пятьдесят рублей.

Мыкола смирился с неизбежным — открыл рот. Когда анестезия подействовала, он заёрзал в кресле и задеревеневшими губами радостно мычал: « Не бол.л.лить, не бол.л.лить». Ловким движением, в один приём, доктор вынул зуб.

По пути домой Мыкола молчал, он, ошеломлённый всем произошедшим, только иногда просил остановить, чтобы освободиться от крови. Дома также много не разговаривал, выпил стакан водки и лёг спать. Зато проснулся в состоянии эйфории, ходил по пятам за женой и громко рассказывал ей сегодняшнее приключение.

— Та ти уявляєш, заходжу — все біле: стіни білі, лавки білі, і він сам в білому халаті.. Каже сідай, не бійся, я сів, а сам боюся, а він бере.. Бере здорові такі кліщі.

— Ой, прям кліщі? — удивлялась она.

— Так. Великі, такі блискучі.. І мені в рот. Не встиг моргнути, а він — клац! І нічого немає!

— А зараз не болить?

— Ні, язиком мацаю, ямка там, трохи щипає.

И опять сначала практически теми же словами.

К вечеру, как и вчера, начали подходить люди. Получив желаемое в обмен на семечки, некоторые хотели направиться домой, но Николай задерживал их:

— Почекай трохи. Послухай. Вчора зуб рвав. Заходжу — все біле .. Він каже — не бійся .. і тільки — хрясь, і нічого немає .. Кліщі які, ти б бачив .. Зараз не болить .. Ось подивися,— и открывал широко рот.

Приходил следующий посетитель, и Мыкола начинал снова: «Почекай трохи. Послухай». И т. д., и т. д. Даже утром, проснувшись, мы слышали как Николай говорил жене: «Він каже — не бійся, а я кажу — чого бояться? — і сів сміливо».

После завтрака мы собрались уезжать домой. Хозяину подарили две велосипедные камеры и ящик пива, его жене коробку конфет «Кара Кум», а их сыну удилище. Расставаясь с нами, хозяева сподобились на целые прощальные речи:

— Їй богу, хлопці, я ніколи не був так близько знайомий з міськими, та ще такими розумними, та ще з Росії людьми. Ніколи не було у нас з дружиною такого свята на душі», — сказал Николай.

А Олеся добавила:

—Так-так. Приїжджайте в будь-який час. Дуже будемо раді. Приїжджайте. Щасливої дороги.

Их сын Петя смущённо пожал нам руки, а с родителями мы обнялись. Сев за руль я протяжно просигналил и начал движение, они смотрели нам в след, помахивая руками.

--------------

Помню, что на привезённую с Украины добычу я приобрёл большое количество магнитофонных кассет, не каких-нибудь, а японских. Японский же жене купил зонтик (очень ценную вещь по тем временам). Сыну какую-то, очень обрадовавшую его мелочёвку. Себе светло коричневые, замшевые туфли; не помню уж чьи, но не отечественные, естественно, — потому как носил их более десяти лет.

А главное, что я оттуда привёз — это светлое воспоминание о короткой, но яркой встрече с душевными и открытыми людьми украинской глубинки, которые бедны и неграмотны, живут в примитивных условиях, довольствуются очень малым, но не утратили главного — порядочности и доброжелательности.

февраль 2019 г. г. Ростов–на–Дону