РАССКАЗ

 
«Каждый  человек может быть вполне самим
собой только пока он одинок. Стало быть, кто
не любит одиночества – не любит также и
свободы, ибо человек бывает свободен лишь
когда он один.»
Шопенгауэр.
 
Виктор Петрович заблудился. Он не сразу обнаружил этот факт, как любой человек, попавший в подобную ситуацию, а тем более он, Виктор Петрович, грибник с пожизненным стажем, любитель природы, профессионал лесных прогулок. Он и представить никогда не мог бы, что все так получится. Грибная охота, как Виктор Петрович называл походы за грибами, с детства увлекала его, и если зиму он любил за азарт рыбной ловли, то летом спортивный азарт он испытывал от лесных прогулок с корзинкой в руках.
 Вроде бы ничего волнительного в этом нет – ходи себе по лесу да выискивай во мхах, под листочками,  среди зарослей или на полянках, на буграх, освещенных солнцем или в низинах, в сырых местах, притаившихся крепышей со шляпками, но Виктор Петрович ничего не мог с собой поделать. Каждый раз на таких прогулках сердце его то учащенно билось в поисках очередного красавчика в шляпке, то замирало от восторга, когда на глаза ему попадался крепыш – боровичок в шляпке набекрень, всем своим видом говоривший: «Ну что? Как я тебе?!»
 Нет, для Виктора Петровича это было весьма  волнительное занятие, не оставлявшее его равнодушным.
 В этот раз он поехал за грибами один, сознательно не взяв с собой жену, чтобы никто не мешал ему получать удовольствие от любимого занятия. 
 Его жена Вера умудрялась заблудиться в родном городе, среди знакомых улиц, но это не мешало ей смело гулять по лесу, причем каждый раз она, быстрая на ногу, без опаски могла уйти в чащу леса, не обращая внимания на мужа и его громкие вопли «А-У-У!!».
 Виктору Петровичу приходилось, забыв про грибы, бегать, орать во все горло и искать ее по всему лесу, что жену ничуть не смущало. Такой «хоккей» в лесных прогулках был Виктору Петровичу совсем не нужен. Сам он легко ориентировался в лесу по солнцу, но в пасмурный день ситуация была иной.
В тот день все начиналось хорошо. К обеду небо затянули облака и, взглянув наверх, Виктор Петрович с  тревогой обнаружил, что солнце ему не помощник в поиске обратной дороги. К этому времени он, видимо, успел далеко отойти от машины. Напрасны были его попытки воспользоваться брелком сигнализации - призывных сигналов машины он не слышал. Виктор Петрович с полной корзинкой растерянно оглядывался по сторонам и не знал куда идти. До вечера было еще далеко, но надо что – то делать. Виктор Петрович посидел на мягком мху, выпил водички из бутылочки и пошел прямо, куда–то вперед.
Все оказалось серьезней, чем он думал. Два часа блуждания по лесу прошли безрезультатно. Связи не было, мобильник не показывал ни одного деления антенны. В лес он всегда ездил налегке, с одной бутылочкой воды, да и та уже закончилась. Виктор Петрович начал прикидывать, что ночевать ему придется в лесу, потеряв надежду засветло найти не то что машину, а хотя бы выход из леса. 
Вдруг подул вечерний ветерок, и Виктор Петрович уловил слабый запах, казавшийся странным на фоне сладких лесных запахов. Виктор Петрович воспринял его, как запах цивилизации среди лесных зарослей, потому что это был запах кофе!? Он не мог ошибиться! Ветерок принес запах кофе, ни с чем несравнимый. Виктор Петрович знал про слуховые галлюцинации, слышал про всякие зрительные видения и миражи.
- Неужели и с носом случается такое? – усомнился он в своих ощущениях и  в недоумении покачал головой. Запах то появлялся, то исчезал вместе с ветерком. Виктор Петрович испугался, что ветерок утихнет, и тогда он потеряет направление дразнящего запаха, поэтому  осторожно, словно опасаясь спугнуть ветерок, он пошел на запах.
А запах продолжал дразнить – то исчезал, то вновь появлялся. Виктор Петрович следовал в его направлении. Ему пришлось продираться сквозь густые заросли, которые сменили просторный, с мягким мхом, бор. Под ногами зачавкало, ноги ощутили сырость, но он решил идти до конца, пока будет возможно. Вскоре чавканье под ногами прекратилось, заросли закончились, оставив о себе воспоминание в  виде мокрых ботинок.
Всё это время он опускался вниз, по склону оврага и оказался на лужайке, окруженной высокими соснами. Склоны оврага были пологими, с непроходимыми зарослями. На лужайке, среди высоких сосен, оказалось сухо, ноги утопали во мху, так любимом боровиками.  С противоположного склона из родника струился ручеек вдоль оврага, скрываясь в кустах. Но главное было не это. Виктор Петрович чувствовал, что запах кофе из еле уловимого превратился в навязчивый, щекотал нос, обращая на себя внимание так же, как обращала на себя внимание палатка, стоявшая посреди живописной лужайки. Виктор Петрович   оторопел и от запаха, и от вида палатки. 
Вокруг не было ни души. Палатка была обычная, для зимней рыбалки. Перед палаткой стоял складной столик, откуда и разносился на всю округу запах цивилизации. Источник его представлял собой обычную кофеварку, стоявшую на погашенной газовой мини– плитке. Виктор Петрович подошел к столику. В кофеварке еще оставался кофе, наполняя все вокруг ароматным запахом. Кофе был черным. Такой Виктор Петрович не любил. Он взял кофеварку, еще теплую, и сделал маленький глоток, от которого поморщился - кофе без сахара он не любил еще больше. 
 Виктор Петрович стоял с кофеваркой в руках, не решаясь подойти к палатке. Его не покидало ощущение, что за ним наблюдали все время, пока он стоял и пока возвращал кофеварку на место. Разглядывая лужайку, он не сразу заметил спускавшийся в палатку с ближайшей сосны проводок и, считая себя бывалым технарем, а не каким- то там гуманитарием, принял этот проводок за обычную антенну для приемника. Не успел он во всех подробностях разглядеть лужайку, как от этого занятия его отвлек голос за спиной.   Он услышал дружелюбное: 
- Я вижу, что у меня гости. Добро пожаловать, хотя не ждал, но Вы на татарина,       вроде, не похожи. 
Виктор Петрович обернулся на голос. К нему приближался мужчина среднего роста, сухощавый, но не тощий, с кружкой в руке. Короткая стрижка и спортивный костюм молодили его, хотя возрастом своим он был близок к Виктору Петровичу, никогда не умевшему правильно определить возраст по внешнему виду ни мужчин, ни женщин.  Из большого нагрудного кармана куртки у незнакомца торчал то ли смартфон, то ли большой плоский мобильный телефон.
- Я, знаете ли  - продолжал незнакомец, весь вид и поведение которого говорили о том, что он является хозяином этого островка цивилизации:
- Никак не ожидал к себе гостей. Как Вам мой кофе? - спросил он, хотя Виктор Петрович точно помнил, что кофеварку вернул на место до появления ее хозяина.
- Он черный, - машинально ответил Виктор Петрович:
-  Я такой не люблю.
 Спохватившись, он добавил: 
  -   А как Вы узнали? Вы следили за мной из кустов? Я это чувствовал.
- Нет, что Вы - возразил хозяин лужайки, подходя к столику:
- Все элементарно, не удивляйтесь. Я ходил на вечернюю прогулку - он поставил свою кружку на стол:
-  А Вас я увидел здесь, - он постучал пальцем по нагрудному карману с телефоном:
- У меня тут вокруг - рука его описала дугу в сторону стоявших вокруг сосен:
-  Висят камеры. Они срабатывают от датчиков движения, и мне на телефон идет сообщение о сигнале и изображение с камер. Все элементарно - снова повторил он: 
- Так что я Вас давно увидел, хотя и находился вдалеке.
-   Все так серьезно?  - вопросом ответил Виктор Петрович, которому совсем не понравились все эти шпионские штучки.
- Не пугайтесь  - словно угадал его мысли незнакомец:
-  Никакой я не шпион. Это у меня привычка уже, как у жертвы цивилизации – окружать себя всем тем, с чем имеешь дело в повседневной жизни. Я ведь инженер, специалист по новым технологиям. Наверное, будь я музыкантом, то все бы у меня тут было увешано нотами, и я бы тогда не походил на шпиона. Вот так все элементарно. Кстати, - добавил он:
-  Меня Павел зовут, - произнес он это просто, не упоминая отчества, что было бы уместно для его возраста.
- Вы знаете, - продолжил он. -  Природа как–то не располагает ни к галстукам в одежде, ни к отчествам в общении, раскрепощает она от всего этого, природа, - посмотрел он на Виктора Петровича, словно ожидая в ответ подтверждения своих слов.
- Ах, да - спохватился Виктор Петрович:
-   Виктор, можно еще проще – Виктор, с ударением на второй слог - протянул он руку в ответном жесте: 
- Я понимаю, что Вы не ждали меня тут увидеть, но я еще больше Вас не ожидал этой встречи, хотя полдня искал людей. Заблудился я, - признался он наконец
   - Как сопливый пацан, стыдно сказать. Всю жизнь грибы собираю, а нынче крутнулся где–то, да еще солнце скрылось в облаках, а без него я в лесу, как древние моряки - без звезд. Плутаю я без него.
- Знаешь  - ответил Павел: 
- Выкать среди естества природы - это лишнее, как и отчество.   Давай перейдем на «ты» для полного знакомства, Виктор.  Надо сказать, что ты зашел очень далеко в лес, скоро ночь и тебе не успеть выбраться обратно, - то ли успокоил, то ли расстроил Павел Виктора Петровича своей правдой. 
- Да я вообще понятия не имею, куда идти, просто шел прямо, куда ноги ведут, - оправдывался Виктор Петрович. 
Тем временем небо, закутанное облаками, темнело быстрей, чем наступала ночь, поджидавшая своего темного часа.
- Коль скоро ты нарушил мое одиночество нечаянно, то я не дам умереть тебе с голоду - Павел нырнул в палатку и появился обратно с кастрюлькой, накрытой крышкой: 
- Я поужинал, но тут еще на двоих хватит - он поставил кастрюльку на плитку и зажег газ. Это было как раз то, нехватку чего Виктор Петрович остро ощущал. Он хотел есть. Вместо хлеба у Павла были сухарики, но Виктор Петрович прекрасно приговорил их в компании с лапшевным супом. Жизнь налаживалась, что окончательно подтвердила кружка горячего сладкого чая. Виктору Петровичу уже нравилось на лужайке, только он испытывал неудобство от своего незваного присутствия на ней. Но новые мысли нахлынули на него вместе с тревогой и волнениями.
- Жена! - вспомнил он, успокоив свой желудок:
- Она с ума сходит дома! Что делать?! Связь тут не ловит
Но Павел успокоил его голову так же легко, как и желудок:
-  Конечно, это ведь элементарно, - он достал из палатки ноутбук:
 - Ты можешь даже увидеть ее, если она умеет, - кивнул он в сторону открытого ноутбука. Но Вера не умела.
- Мне хотя бы позвонить ей, - без надежды в голосе вымолвил Виктор Петрович.
-  Я же говорю, что это элементарно, - Павел достал из кармана телефон: 
- Я работаю в НИИ новых технологий и для нашей работы связь через спутник всего лишь необходимый минимум, - пояснил он:
-  Говори номер.
Виктор Петрович нетерпеливо схватил телефон. -  Алло ! Вера!
- Ты где?! Что с тобой?!, - перебил его крик, летевший в ночную тишину словно с далеких звезд. 
- Вера, ты успокойся, - старался перекричать Виктор Петрович:
-  Все хорошо! Я заблудился! Завтра буду дома. Заночую в лесу, мне дали позвонить. Все! Конец связи!   - он отключил телефон, зная, что жена может вести разговоры до рассвета. Главное он сказал.
Павел  выбрался из палатки, в которой горел свет. 
- Это что? Аккумулятор? – кивнул в сторону палатки Виктор Петрович.
- Давай еще по чайку - бодренько предложил Павел, ставя чайник на плитку:
-  Под звездами чай вкусней, проверено, ведь звездный свет растворяется в кружке, и ты тогда пьешь чай с вечностью Вселенной - то ли шутя, то ли всерьез добавил он:
-  А что насчет твоего вопроса, то ты почти прав, - тоже кивнул он в сторону палатки: 
- Да, это батарея, только солнечная. Кстати, забыл сегодня побриться - он скрылся в палатке и  вылез обратно с электробритвой, после чего подошел к сосне. Виктору Петровичу показалось, что он  просто в дерево воткнул вилку шнура. Бритва зажужжала в его руках, и от неожиданности звук тот показался громом средь ясного неба.
- Все элементарно просто, -  пояснял Павел, водя бритвой по щекам:
-  Самым сложным  для меня оказалось забраться на дерево, чтобы установить солнечные элементы. Оцарапал руки и колени. Зато теперь у меня есть электричество. Элементы заряжают батарею, а адаптер выдает и двенадцать вольт, и двести двадцать вольт – сколько угодно. Элементарно, - повторил он, заканчивая свое показательное бритье
.Виктор Петрович сидел и невольно чувствовал себя доктором Ватсоном, которому лесной Шерлок Холмс рассказывает элементарные вещи. Но ему все было интересно: и лужайка, и ее загадочный, всемогущий хозяин, исполнявший любые желания. 
- Знаешь, - обратился Павел к Виктору Петровичу:
- Не могу себе отказать по вечерам в общении с костерком. Это моя слабость, как и звезды. Они дуэтом работают: костер здесь, на Земле душу согревает, а звезды - они сверху очищают ее своим светом, своим молчанием.
Виктору Петровичу казалось, что Павел каждым словом приоткрывал ту дверь, за которой скрывались его мироощущения, и о которых сам Виктор Петрович не задумывался в своих каждодневных заботах.
Павел развел костер, место для которого возле палатки было обложено большими камнями. Чайник вскипел и они с полными кружками, не сговариваясь, подсели к костру, создававшему магический уют в темноте ночи. Полулежа у костра с кружкой чая, на перине лесного мха, Виктор Петрович уже сомневался, что когда-нибудь воспоминания о случившемся с ним злоключении вызовут у него сожаления. 
       Павел нарушил молчание: 
- Завтра я покажу тебе направление твоего пути, а сейчас покажу, где мы находимся.
 Он придвинул к себе ноутбук и быстро застучал пальцами по кнопкам: 
- Смотри картинку со спутника в инфракрасном режиме. Видишь? Это лес, – ткнул Павел пальцем в середину серого бесформенного пятна: 
- Это трасса,  - палец ткнул в черную полосу на краю пятна, по которой тянулись яркие точки, выдавая фары автомобилей. 
- Это мы с тобой,  - палец ткнул в яркую точку посреди серого пятна.
- А где же моя машина? – с видом обескураженного Ватсона подал голос Виктор Петрович, втайне надеясь, наконец, увидеть  бессилие и беспомощность самозваного Холмса, но в ответ услышал невозмутимое: 
- Минутку, сейчас увеличим изображение и пройдемся по соседним квадратам.
Виктор Петрович непроизвольно потянул шею к экрану ноутбука и увидел, как границы серого пятна разбежались в разные стороны и сверху стали видны   кроны деревьев, монотонной вереницей проплывавшие вдоль экрана. Вопрос не поставил Павла в тупик. Вскоре на экране сквозь ночную тьму леса Виктор Петрович увидел прямоугольные очертания своей машины. Это была она, без сомнения, даже можно было различить синие блики ее окраски.
- Ну вот, - без эмоций произнес Павел:
- Нашел хозяин свою машину. А находится она в том направлении - ткнул он пальцем в сторону, далекую от того места, где Виктор Петрович вышел на лужайку. 
- Завтра я отведу тебя туда, и все будут счастливы. Ты - своим возвращением, а я – своим одиночеством,  -добавил Павел. 
-  Так все просто!  - подумалось Виктору Петровичу. Тело его лежало у костра, а чувства его были повержены на лопатки безграничными возможностями нового знакомого.
- Что–то я не слышал про такое НИИ в нашем городе, – начал он снова сомневаться.  Неудивительно,    - Павел убрал ноутбук в палатку, где по-прежнему горел свет, превращавший палатку в уютный теремок: 
- Неудивительно, потому что город мой далеко от этих мест. 
- Ты путешествуешь? -  не унимался Виктор Петрович:
-  Разве можно быть счастливым в одиночестве?
       Они продолжали попивать чаек. Ночь под звездным небом сближает людей, даже незнакомых, а         костер располагает к беседе
-  Вряд ли я путешественник - возразил Павел:
-  Путешественники стремятся к новым местам.  Их тянет туда, куда стремятся все, где толпы людей, а я сбежал от всего этого, от суеты, от людей, от цивилизации. Правда, - он усмехнулся. -    Полностью от нее сбежать невозможно, - он указал пальцем на карман с телефоном. -  Все мы теперь ее рабы и заложники удобств, можно только выбрать меньшее из зол. 
Виктор Петрович молчал, чувствуя, что будет продолжение у рассказчика, не имевшего ничего против случайного слушателя.
- Увольнение мне не грозит, - продолжал Павел: 
- Я уже на пенсии, иногда приглашают помочь. Каждое лето я забираюсь куда - нибудь в глушь, отдохнуть от людей, от всего. Да... Тело устает от физических нагрузок, а душа устает от суеты, от чужого пустословия, от давления на нее со всех сторон, от государства - от него тоже устает. Ведь государство – это машина, и каждое государство – это своя марка машины. Каждая такая машина везет по–своему. Мы с тобой одного возраста - он посмотрел на Виктора Петровича: И знаем об этом. Раньше было как? Усадили нас всех в кузов такой вот государственной машины и повезли вперед, в светлое будущее. Только в кузове том никто не сидел, глядя в окошечко, а все вкалывали ради топки, в которой горел огонь, двигавший машину вперед. Потом опрокинули машину вверх колесами, вытряхнув людишек из кузова - кто в грязи утонул, кого задавило, кто сгинул – никому дела не было до тех людишек. Когда поставили машину на колеса, все вокруг ахнули – обернулась иномаркой та машина, что раньше всех везла вперед, мать честная! Вот радости–то было! Только поставили ее на колеса задом наперед, и погнала она в обратную сторону, круша все на своем пути. Вот тебе другая государственная машина,  - Павел говорил неторопливо, и речь его звучала подобно преданиям древних сказителей в ночи. А Павел продолжал: 
- Мчится теперь эта машина подобия иномарки, сверкая боками.  Мчатся в ней только те, кто ею лихо и реально рулит, не замечая и не желая замечать того, что те, кто работают и обслуживают эту машину, давно выброшены из кузова и не успевают за ней, за машиной этой, потому что мчится она без всяких правил, потеряв страх перед любыми правилами.  И кузова нет никакого у этой иномарки, не предусмотрено для обслуживающего персонала, а есть только уйма динамиков, которыми увешаны ее бока и через которые гремит реклама о ее прелестях, о том, что машина эта всех обгонит, всех победит и все вокруг пометит своими выхлопными газами.
 Не только бывшие пассажиры в ужасе от новой машины, но и весь мир в ужасе ждет своей участи, которая постигнет его, когда эта блестящая машина, битком набитая одними рулевыми, врежется в  не замеченный рулевыми столб.
 Каково ехать в такой государственной машине, из которой во все стороны разлетаются запчасти в виде медицины, науки, образования, социальных гарантий, а рулевых волнует лишь одно – удобств езды?  Каково это? Лично я от такой езды устал,  - Павел вздохнул: 
- Здесь, в лесу она не чувствуется. Раньше умудрялся как-то смехом спасаться – посмеешься над юмористами и легче становится, а с годами подумалось. - Ведь это мы над самими собой смеемся. Надо бы этим юмористам морду набить.  Это не мы, это они над нами смеются, что мы ничего не можем изменить в жизни, похожей на абсурд. С тех пор смеяться расхотелось и спасаюсь я не смехом, тишиной я спасаюсь,  -   спокойно добавил он, потянувшись за чайником. Павел улыбнулся: 
- Я люблю свою страну, а не государственную машину.  Здесь ее колеса на меня не давят  - он развел руки в стороны: 
- Здесь здорово! Не входишь в контакт с шестеренками машины. Это наподобие рыбки в аквариуме, - усмехнулся он:
 - Она чувствует себя свободной, пока не стукнется лбом о стенку. Так и я не чувствую здесь никаких стенок, а чувствую себя человеком, причесываю свою душу, потрепанную от контактов с цивилизацией, все более загоняемой в гараж государственной машины. Интересно получается, – снова усмехнулся Павел:
-  Ты живешь и вроде бы не нужен этой машине государственной – катит она, везет саму себя в свое удовольствие, но в то же время сидишь и ждешь, когда ты понадобишься   какой – нибудь долг исполнить, забытый или вновь придуманный, при гараже обязанностей числишься, пока на выборы какие –нибудь не позовут. Впрочем,  - он опять усмехнулся. -  Скоро и для этого не понадобишься. Там сейчас столько рулевых рулит, что им хватит самих себя выбирать. 
Павел не походил на страстного оратора, призывающего всех превратиться в его единомышленников. Виктор Петрович чувствовал, что Павел мог бы ничего этого не говорить и чувствовал бы себя при этом ничуть не хуже. Получилось все просто и естественно, как сама природа, и речь его не походила ни на нытье, ни на жалобы.
Виктор Петрович слушал молча и был далек от мысли возражать. Все слова Павла укладывались в его голове подобно мозаике, занимая пустовавшие, словно предназначенные для них, места. Он сам всю жизнь проработал в строительной компании и хорошо знал, что значит быть винтиком государственной машины. Слова Павла подействовали на Виктора Петровича настолько, что он даже приуныл, вспомнив о двух предстоящих годах до пенсии. 
-   Ты разве сам не замечал? - Павел повернулся в сторону Виктора Петровича:
-  Стоит лишь обратиться в любую дверь государственной машины, как тебе тут же дадут понять несвоевременность твоего визита, неразрешимость твоей проблемы или намекнут о цене вопроса, и обязательно дадут понять, что ты являешься помехой для работы госучреждения, занятого важными делами. 
Виктор Петрович молчал, все еще помня последнее посещение поликлиники. Он знал, что без валерьянки больше туда не пойдет. Павел откинулся на мягкий мох, сунув руки под голову:     -  Не-ет, здесь, в лесу, хорошо. Может быть это эгоизм – позволять себе то, что хочешь, и я много лет себе этого не мог позволить, а теперь  знаю, что мой эгоизм – это не за чужой счет, за счет моего одиночества, ради отдыха от чужого эгоизма. 
Павел сладко потянулся, лежа у костра.  Глядя на него, Виктор Петрович вдруг вспомнил, что уже завтра ему надо будет окунаться в свои повседневные проблемы, а Павел и завтра вечером, и послезавтра будет так же лежать у костра и любоваться звездам ночного неба. Виктор Петрович не хотел ему завидовать, он порадовался за Павла, который продолжал:
-  Мне здесь нравится,  - он махнул рукой: 
- Главное, родник есть. Я здесь с начала лета и думаю на тот год здесь остановиться. Так что, никакой я не путешественник, - подытожил он свою речь. -  Скорее, я беглец. Беглец от цивилизации, которую люди все больше превращают в государственную машину. Ты случайно набрел на меня, но ничего случайного в мире не бывает, значит пришло такое время, и ты встретил меня там, где я спрятался от людей.
Виктор Петрович не собирался ни в чем возражать Павлу. Его слова  эхом отзывались в его душе. Сам себе он признавался в том, что его тяга на рыбалку, его вылазки за грибами привлекали не результатом, не добычей, а желанием уединиться, побыть одному, наедине со своими мыслями. Слова Павла были ему понятны и близки. 
-  Извини, - виновато обратился он к Павлу: 
- Я нарушил твое уединение. Я не нарочно. Так вышло.
-  Ничего,   - не меняя позы ответил Павел:
-  Я уже два месяца тут живу, отдохнул от людей. Ты меня не раздражаешь. Все нормально. Хорошо, что есть интернет. Я перечитываю уйму книг. Главное, с пользой его применять, а не копаться в нем, как в помойке.
 В палатке продолжал гореть свет, а они так и лежали у костра.
- Здорово у тебя тут,  - не выдержал  Виктор Петрович, окончательно проникнувшись магией  обстановки.
-  Да! -  откликнулся Павел:
- Я даже не знаю, когда лучше: днем или ночью. Как можно не любить свою страну, всю эту красоту?! - пожал плечами Павел: 
- Только, чтобы почувствовать эту любовь, надо забиться в такую вот глушь, где никто не помешает этому, чтобы это вошло в твою кровь вместе с тишиной ночи, с молчанием звезд.
 Они даже не заметили, что летняя ночь подходила к концу. Виктор Петрович не ощущал бессонной ночи. Он поднялся и набрал в бутылочку воды из родника. Вода была неповторимо вкусной.
- Слушай!  -  спохватился он: 
- Надо было грибов пожарить, - он потянулся за корзинкой, но Павел замахал руками: 
- Даже не думай! А мне что тут делать? Я люблю грибы собирать, забирай с собой свои трофеи. 
Он с утра заварил себе кофе и знакомый запах заполнил лужайку.
- Смотри, - предупредил Виктор Петрович:
  -  Выдаст тебя твой кофе. Я ведь к тебе на запах пришел. 
Позавтракав, они отправились в путь, искать дорогу к людям, на которой стояла машина Виктора Петровича. Павел помог ему выбраться из оврага наружу, в окружавший овраг лес. Уточнив еще раз направление, он добросовестно сдержал свое обещание и вывел Виктора к машине. Идти, действительно, пришлось долго и Виктору Петровичу оставалось удивляться тому, как он далеко забрел.
    Поставив корзинку в машину, Виктор Петрович подошел попрощаться:
-  Знаешь, возьми мой номер телефона. Если ты  не будешь возражать, следующим летом позвони мне.  Я приеду тебя навестить, чтобы ты поделился со мной своим одиночеством.
Павел кивнул в знак согласия. Душа его, вылеченная одиночеством, снова требовала общения.