Борис Филановский


Да-да та самая. Которая с картами. И наколдовала тройку, семёрку и туз питерскому немцу Германну. (Этот молодчик судя по всему просто резался в очко). Неверно истолкованный им предсмертный лепет Пиковой дамы довел инженера Германна до финальной сцены. «Что наша жизнь – игра». И пуля в лоб. Драматическая история. Недаром сразу два гения посвятили этой драме свои классические творения.
Однако жила она, как известно многим питерским обывателям, вовсе не на Набережной Невы. Особняк Пиковой дамы находился на углу Гороховой и Гоголя. Теперь улицу Гоголя переименовали в Малую морскую. Трудно понять логику государства. Резонно, что Гороховая улица имени начальника ЧК Дзержинского как-то не вписывалась в географию нового демократического Санкт-Петербурга. К слову сказать, что-то я не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл Гороховую улицей Дзержинского. Не прижилось. А вот Гоголь, казалось бы, вполне себе такой прогрессивный Гоголь. Автор бессмертной комедии «Ревизор». Тем более, он и жил где-то здесь, за углом. Чем он провинился перед новой посткоммунистической Русью, ума не приложу. Может оттого, что впал в мистицизм? Но позвольте, во времена Кашпировского и Алана Чумака мистицизм скорее характеризовал Н.В. Гоголя с положительной стороны (как писали в моё время в характеристиках с места работы). Неужели Рудый Панько? Тогда надо сказать зорко смотрели из далёких 90-х в будущее. Видели во тьме времён Крым и Донбасс. 
Несмотря на сложность международной обстановки особняк графини стоял там на углу. Да и по сию пору стоит, не разваливается. Но хозяева переменились, это уж точно. Пролетарская революция победила в войне с дворцами. Была ли реализована первая часть слогана: мир хижинам, (или во всяком случае - перемирие), точно неизвестно. Но дворцы – теперь все наши, народные. Скажем, в графинином дворце поместилась зубная поликлиника без вывески. Это как раз свидетельствовало, что вывеска есть. Но она напоминает невидимые миру слёзы. Тех нас, кому на роду не написано быть внутри. Тайная вывеска всем известной тайной организации. Большой секрет, про который только тупой американский шпион мог не знать. В доме Пиковой дамы располагалась спец-поликлиника для спец-контингента. 
Но речь-то идёт о чудесах.  И когда у меня окончательно разболелись зубы, кто-то из наших институтских, имеющий связи там, но сердобольный, устроил меня на приём в эти зубные эмпиреи. Поскольку там у них всё импортное (ну, не по душе было всё советское). Мои пломбы должны были сиять неземным заграничным светом. За чисто символическую плату - примерно четверть моей инженерской получки. С этими светлыми мыслями я переступил заветный порог. Неласковый цербер попросил назвать пароль. «К Никифорову, назначено». Этот СЕЗАМ открыл мне путь в светлое будущее.
Никифоров весь сиял. Халат аж хрустел. Румянец во всю щёку. Русый чуб. Полон рот новеньких зубов. Кого-то он мне мучительно напоминал. Конечно, тракториста из «Кубанских казаков». Упаси боже, я не против тракторов. И казаков. Просто дантисты хоть и рифмуются с трактористами, но рифма эта уж очень дурного вкуса.
Я сел. Открыл пасть. Доктор осмотрел мои зубы. Очень внимательно. Постукал какой-то железкой, поковырялся другой железкой и просто сказал: «Такие зубы я бы выкинул к чёртовой матери. Но если вы настаиваете, будем лечить.»  Он был прав. Блокада, послевоенное, тоже не очень-то сытое время, да и просто жизнь в Питере сделали своё дело. Зубы ни к чёрту не годились. И он начал их сверлить. 
Это было сильно, доложу я вам. Такие ощущения не забываются. Мне сразу захотелось во всём признаться. Например, в том, что да, действительно я был завербован иностранной разведкой. Статья 58-я по мне плачет, вяжите меня люди добрые. По-видимому, на эту человеческую реакцию и была рассчитана лечебная процедура. «Не беспокоит?» - спросил дантистских дел мастер. И радостно улыбнулся, продемонстрировав все свои зубы. Видимо, этот человек не зря прошёл суровый отбор, и не только блистательная анкета привела его на это место. Должны же быть у человека специальные способности, чтобы на лучшей западной аппаратуре умудряться так незаурядно работать.
Тут мне в голову пришла спасительная мысль. Ладно, один разочек я-то выдержу. А вот бедным чекистам каково? Им же надо всю жизнь садится в это пытошное кресло. И терпеть. И не сметь признаваться. Поскольку они чисты перед законом по определению. Поскольку они-то и есть закон. Т.е. обречены на добровольные страдания, которые (страдания) входят в программу испытаний тайных агентов. И заодно реализуют евангельскую истину, что страдания облагораживают (тайных агентов в том числе). Правда, возможно эта лечебная процедура вовсе не предназначена для медицинских целей, а только для разоблачения врагов народа, пробравшихся в стальные ряды наших органов. Это слабое утешение грело меня во время всей так сказать лечебной процедуры. 
А зубы, что зубы. Я попал в конце концов в обычную районную поликлинику. Симпатичная кучерявая докторша с помощью дребезжащей родной бормашины как-то умудрилась ловко завершить все операции. И зубы перестали болеть.
Но с тех пор я проникся большим сочувствием к нашим чекистам, к их нелёгкой, подчас и опасной работе. И особенно к их не менее опасной заботе о своём личном здоровье. Мне хотелось, чтобы этот текст рассматривался как мой вклад в наше дело мира и капитализма (чуть было не написал –социализма). Поэтому прошу рассматривать этот немудрящий рассказ как акт поддержки наших славных органов. Ведь трудно себе представить, что в эту железную когорту проберётся какой-нибудь обладатель хромой анкеты. Так что среди радостей нашей жизни мы не должны забывать о страданиях бедных наших чекистов (теперь уже стыдливо именуемых феэсбешниками). Тем более, что не далее, как год назад, по Малой морской проходили мы с Татой мимо дома Пиковой дамы. И что же – то же красноречивое отсутствие вывески. Белые занавески. Белые халаты. Если бы медицинское учреждение было мужчиной, можно было бы воскликнуть: жив курилка.