ЕЛЕНА ЧЕРНАЯ

ФАНТАСТИКА

- А вы отправляйтесь в Залетайск и выясните  всё о Червоточине. 
Упс повиновался молча. Он проследил за курсором, пульсирующим летящей стрелкой, указывающей место на голубом, сплюснутом с полюсов,  глобусе обитаемой планеты.  Глобус вращался и летел в бездонной черноте Космостара, оплетаемый причудливыми спиралями атмосферных аномалий. 
Он – Упс или универсальный поисковик-спасатель был почти выбракован последним внеплановым скан-хайнингом. Червоточина, обнаруженная в нем, не имела ничего общего с межпланетарными проходами в другие измерения, как у его соучайников по галактическому интерверу. Червоточина не подпадала под допустимые в подготовке поисковиков отклонения, давно узаконенные кодексом всепоглощающих качеств, для спецов его категории.
Упс не знал, как она появилась, и не чувствовал червоточину. Вот это особенно и тревожило генетиков инкубатория. И если он, Упс, не выяснит природу червоточины, то по возвращении просто будет растворен, рассеян, распылён. Упс представил, как микрочастицы, бывшие им,  вылетают из распылителя, который им не раз и с самых первых дней в аушнике, а потом и в аишнике, показывали в воспитательных целях.
Залетайск был еще той прорехой на человечестве. Выраженьице Упс подхватил на ускоренном мнемо-внедрении цивилизационного курса. И теперь смотрел на городок с презрением и неподдельный ужасом космостарца, видевшего многое, но такое – никогда. И о чём только думали Пре-упсы, когда выбрали Этоместо для тестирования Червоточины? 
Сверяясь по гиро-мастеру, Упс шел по странным улицам   Этойдыры, так для краткости он определил Залетайские запущенные во всех смыслах кущи.  Гиро-мастер дрогнул и замер. Упс тоже замер. Местом его окончательного назначения оказалось трехэтажным облупленным и неухоженным   зданием. Средняя школа имени «Надежды Константиновны Крупской» прочитал он над железной дверью. Он совершенно не знал, что его ждет за этой дверью, и поэтому решил выждать.
Он не знал, сколько было по залетайскому времени, когда все три этажа школы  подорвал дребезжащий на высоких регистрах звонок, а потом и монотонный рев. Рев отдаленно напоминал вой гразианского чашуанца, загоняемого в гравицапу. Но то, что последовало дальше, уже ничего Упсу не напоминало. Почти сразу железную дверь, как пушинку в невесомости,  вышиб хлынувший из здания живой поток. Живой поток  мгновенно растекся по площади перед школой, а потом распался на отдельные направления и исчез в подворотнях, переулках и улицах Залетайска, граничащих со зданием Надежды, так Упс окрестил школу. Он успел заметить, что все они были недолюди или не достигшие половой зрелости особи. А если пользоваться терминологией данной цивилизации – дети.
Червоточина Упса молчала. Он упорно сканировал свои сенсоры, но   все его ощущения были в норме: давление крови и лимфы, уровень эмоционального фона, потоотделение и умственное эхо. Он уныло вошел в здание и побрел по пустым коридорам и комнатам, в которых стояли столы и стулья, а на стенных досках осыпали мел нерешенные уравнения, пестрели ошибками недописанные предложения и уже никому не нужные задания на дом, вкривь написанные учителями.  Нужная терминология и понятийная информация уже подгрузились, и, как знал Упс, намеренно  с опозданием в интервале, который давал ему -  Упсу   время на сенсорику и, возможно, и на аварийное включение неопределенной Червоточины. Но включения не произошло.

Позже он выбрал экипировку. Теперь он ничем не отличался от недолюда или   особи доминирующего пола пятнадцати лет. УПС рассматривал себя в мутном зеркале в гигиенической комнате, туалете  для мальчиков, и старательно приглаживал  черный вихор на голове. По инструкции вихор должен был торчать, но Упсу это категорически не нравилось. Форменные брюки и кофта с ромбовидной эмблемой сидели на нем небрежно и выглядели ношеными и давно не глаженными.  Но в этом то и была фишка – его должны признать своим. Рваный полупустой  рюкзак валялся на  грязном полу.
Он вышел из туалета и столкнулся лицом к лицу с бабой Лидой. 
-Куда прешь, ослеп, Колбасников! 
Ага, заработала запущенная вариативным шаблоном легенда.
Он не мог на неё сердиться, хотя должен был заорать в ответ   что-то обидное, но  УПС насквозь видел бабу Лиду: гнилые зубы под стертыми железными коронками, искривленные тяжёлой работой кости, хромые ноги… Он промолчал. А она поковыляла с полным ведром по коридору, шумно грохнула ведро об пол, охнула и погрузила в мутную воду потрёпанную швабру. Упс ничего не ощутил, но швабра потащила бабу Лиду по коридору, выписывая вдоль половиц замысловатые кренделя, выделывая вокруг коридорных углов головокружительные виражи. Бабу Лиду кидало из стороны в сторону, как гимнастку на брусьях, но она улыбалась мечтательно и отрешенно.
Все последующие дни Упс-Колбасников или Колбаса, он же – Колбасо-Спасский, просто умирал со скуки на задней парте девятого класса средней школы имени «Надежды Константиновны Крупской». Он уже выяснил, кто она такая и очень жалел, что поздно прибыл и уже не сможет помочь с базедовой болезнью одутловатой с глазами навыкате бездетной просветительницей.
 Всех своих одноклассников он легко классифицировал по шкале знаний и умственной одаренности на отсталых и очень отсталых. Была еще шкала физического развития и особых отличий. Под особыми отличиями подразумевались притягательность   и внешняя привлекательность. Короче, как понял Упс, одни уже дозрели и желали физических контактов, а другие в силу внешней непривлекательности желали контактов, но востребованы противоположным полом не были. 
Особняком  в его классификации стояла Любка по кличке Пробка. С ней всё было понятно. А вот Каравай, парнишка с русой шевелюрой, и Куцый, хлипкий очкарик, явно опережали других по умственному развитию, хотя и не блистали физической формой. Но их умственное превосходство оценили оба пола недолюдей. Здоровяки их не трогали, опекали и не давали старшакам вершить расправу по произволу или от нечего делать.   Кстати, у Любки они не котировались. 
- Жаргон, - Упс вздохнул. Слишком прилипчивыми были подхваченные в этой среде словечки. Ну да ладно. В отчет они не попадут.
Учителя тоже были классифицированы Упсом. Но их научные компетенции и преподавательский непрофессионализм поставили его в тупик. Он не совсем понимал,  почему эти случайные люди допущены обучать недолюдей. Некоторые ничего кроме агрессии со стороны обучаемых не добивались. Они  только подорвали и без того слабую веру в себя и окончательно лишившись душевного покоя и здоровья.  Гвалт, царящий на уроках этих несчастных, хорошо, что Крупская не дожила до такого позора,  не поддавался описанию. Упс даже не знал, какие категории найти для описания системы обучения недолюдей для страниц аналитических наблюдений.
Червоточина Упса до сих пор ничем о себе не намекнула. Упс оставался взвешенным, сдержанным и в пределах своей легенды ничем себя не особо не проявил. Несколько раз был вызван к доске. Отвечал, как и положено крепкому троечнику с натугой, поглядывая на хорошистов, ожидая подсказки и «помощи зала», как ехидно заметил физик по прозвищу Михайло Ломоносов, большой зануда, задававший на дом трудные задачи. Домашку по всем предметам в классе делал только Куций, его тетради на переменах ходила по рукам.
Совершенно случайно Упс открыл, что не безразличен Любке. На уроках она оборачивалась и  кидала на него долгие взгляды. Тогда Колька Грузило, сидящий впереди, тоже оборачивался к Упсу-Колбасникову и шептал:
-Запала, давай не теряйся. Расскажешь потом.
Упс не знал, как должен не теряться Колбасников. Но Любка сама его нашла. На большой перемене она потянула Колбаснокова за рукав и коротко бросила:
- Пошли…
Он пошел за ней. Она привела его в темный угол раздевалки, заваленный старыми матами из спортзала, и резко и с вызовом спросила:
- Колбасников, или как там тебя, а скажи мне, откуда ты такой взялся?
- Какой, такой? Откуда?- эхом повторил озадаченный  и уже сканирующий Любку с ног до головы Упс. Он всегда видел ее насквозь. Всё вроде было в норме, и ещё вчера Упс ничего в ней не замечал, но сейчас, вдруг, все изменилось. Упса пронзила резкая боль. В   животе у Любки там, где обычно пусто у недолюдей  ее пола и возраста,  обозначилась и забилась новая клетка, случайный никому неведомый Космос.  Он увидел соты инкубатория, одинаковые ряды ячеек, в каждой из которых пульсировало нечто напоминающее расширяющуюся вселенную, нет галактику, и в центре каждой ярко горела  искра жизнь - Солнце. Он понял – Червоточина открылась.
Звонок прервал его боль, его видение, его замешательство.
-Эх ты, - Любка уходила от Упса-Колбасникова.
Упс остался в раздевалке и не пошел на урок. Он был рабочей пчелой   инкубатория. Он знал, что никогда не сможет стать отцом, был рожден универсальным поисковиком спасателем, интервером, которого посылали на обитаемые планеты для выполнения особых задач. Но сегодня его Червоточина определилась. Генетический сбой очевиден. В нем, в Упсе, каким-то образом сохранился инстинкт или потребность в продолжение рода расы разумных существ. И эта боль при виде зародившейся новой жизни и есть его недопустимая погрешность. Его распылят, аннигилируют по возвращении. Он понял, что обречён.
УПС с минуты на минуту ждал отзыва с планеты. Но коммуникатор молчал. Отчет, направленный им, видимо, вызвал неоднозначную реакцию у Пре-упсов. А может и у Сверх-упсов. А там бери и выше. Ему ничего не оставалось, как оставаться Упсом-Колбасниковым до особого распоряжения.
Всю следующую неделю Упс был очень занят. Он решил установить генетического носителя или отца плода. И все бы ничего, но он явно не мог определить всех, кто  имел контакт с Любкой. Он проверил всех старшаков. Даже тех, кто и близко не мог рассчитывать на благосклонность девчонки. Анализ генетических кодов претендентов ничего не дал. Упс решил расширить поиск. Но для этого Колбасников должен был проникнуть в узел дворовых связей Любки. Ему пришлось срочно сблизиться с ней. Колбасников начал подходить к ней на перемене и как-то напросился проводить после уроков до дома.
Его научный интерес к Любке перерос в дружбу. Девчонка оказалась веселой и живой. В дом Колбасникова не приглашали, но он срисовал парней, что сидели на скамейке у подъезда. И опять вышла незадача. Упс понял, что зашел в тупик. Тогда шальная мысль поразила его, и он протестировал всех учителей-мужчин. Но и это не дало желаемого результата. И тогда Упс, скорее от безнадеги провел тестирование себя.
Его отчет пестрел научными выкладками и вычислением вероятностей. Он перетряхнул всю подноготную верований и предрассудков данной цивилизации на протяжении нескольких тысячелетий. Упс пришел к неутешительному выводу,  подобное уже случалось под этим небом. Да именно - непорочное зачатие. Ему тяжело далось осознание, что это он  второй участник появления плода в Любкином чреве. Коммуникатор молчал. О нем не могли забыть, он знал это точно. Но тогда чем объяснить молчание Ра-упсов. Высшие, возможно и знали, что так будет. А, возможно, и нет.  Червоточина могла быть намеренным искажением его кода, а могла быть и случайным побочным эффектом эксперимента по скрещиванию различных видовых гуманоидных рас. Упс вибрировал от догадок и предположений. Коммуникатор молчал.
Тем временем Колбасников никого не подпускал к Любке. Он опекал девчонку так плотно, что о них уже заговорили, как о паре. Вслед им слышались нехорошие смешки. Старшаки пару раз вызывали его покурить за угол. Упс разделался с ними на раз. Больше никто из них не посмел даже смотреть на Любку. Упс наблюдал ее, как некий сосуд, внутри которого росло и крепло его дитя. Он и сам изменился. Сенсоры выдавали учащенное сердцебиение, причем оба его сердца бились учащенно. Он краснел и бледнел при виде Любки. А Колбасников теперь каждое утро ждал девчонку у подъезда. Она кидалась ему на шею. Они шли в школу, и почти не замечали никого и ничего. Червоточина поглотила Упса.
Колбасников скатился до двоек. Третью четверть он едва закончил.
Одноклассники с интересом оглядывались на пополневшую Любку. Учителя обсуждали сложившуюся ситуацию на педсовете. Кончилось тем, что родителей Любки и Колбасникова пригласили к директору. Впервые Упс не знал, как выйти из сложившегося положения. Запущенная вариативным шаблоном легенда о Колбасникове оставалась легендой, согласно которой его родители находились в заграничной продолжительной экспедиции, а он временно проживал у брата отца. Но вот где взять брата отца Упс не знал. И тут коммуникатор подкинул идею. Сверх-упсы предлагали сообщить директору о скоропостижной смерти родственника.
Но, как не мудрили Сверх-упсы, всех последствий данного хитрого хода они предусмотреть не смогли. А речь у директора зашла о временном, до возвращения родителей, направлении Колбасникова в школу-интернат. Но тут за него неожиданно, кто мог ожидать от матери-одиночки, за Колбасникова вступилась мать Любки. Надежда, кстати тоже Надежда, как и Крупская, мать Любки пожелала взять Колбасникова в дом, на своё попечение. Но и её можно понять, будет Колбасников жить с Любкой под одной крышей, то и не отвертится.  А там и до восемнадцати недалеко. А если есть ребеночек, то и муженек должен быть под боком. И никто уже дурного слова о Любке не скажет. Не покажет пальцем: нагуляла
Упс не знал радоваться ему или бежать без оглядки. Ведь если он был у всех на глазах только первую половину дня, то теперь мать Любки хочет посадить его на короткий поводок, и всё, пиши пропал человек. Может, будь он настоящим Колбасниковым, он бы и порадовался возможности жить с Любкой под одной крышей, одним домом, но для Упса всегда была важна только чистота эксперимента.  Он написал подробный отчет Супер-упсам, где изложил все доводы. Но коммуникатор предложил подождать. Ответить согласием на педсовете и у директора, а потом поговорить с матерью и дочерью и предложить оставить всё как есть. То есть не перебираться Колбасникову к ним. 
Упса волновал плод. Он один знал о возможной видовой генетической несовместимости, которая рано или поздно даст о себе знать. Он уже любил этот плод. А Любка, похоже, любила Колбасникова. Таскала ему бутерброды из дома. Он отказывался, заставлял девчонку их съедать, что она опять же приписывала чувству к ней.  Она похорошела. Она теперь верила, что не останется одиночкой, как мать, что тот поиск, который не давал ей покоя с одиннадцати лет, для неё закончен. Упс же постоянно тестировал содержимое Любки-колбы. И пока результат его устраивал.
Он с особым чувством воспринял первые толчки плода. А потом подолгу держал ладонь на круглом животе Любки. Он разговаривал, он закрывал глаза, он видел, он ощущал каждую клеточку этого живого существа, плоть от плоти его - Упса. Теперь он уже не сомневался, что Червоточина – это его сущность, что он был создан зачать и родить дитя двух гуманоидных видов. Он иногда думал, что стало бы с Любкой, если бы она могла увидеть настоящего Упса, а не   Колбасникова. 
Колбасников пребывал в любви Любки. Со стороны они действительно выглядели влюбленной парой. И уже не один педсовет в кровь хлестался на тему пагубного примера, который живьем видят все, начиная с учеников начальной школы и заканчивая выпускниками.
Особенно громко кричал физик, Михайло Ломоносов, да это и понятно, ведь по его предмету успеваемость резко упала именно в этом году:
- Вот увидите, скоро мы будем выпускать в жизнь беременных на последнем месяце. С последнего экзамена учениц будут забирать прямо в родильное отделение Залетайкинского перинатального…
Михайло Ломоносов даже ставил на голосование исключение из школы Колбасникова и Любки за аморальное поведение. Но тайное голосование выдало неожиданное решение: отклонить предложение, с результатом: единогласно.
Весна благотворно повлияла на Упса. Он не без наслаждения наблюдал природное цветение. Колбасников и Любка едва закончили год. Их табеля сплошь пестрели  трояками, а должны были чернеть честно заслуженными двойками, но по всем предметам   педагоги, не сговариваясь, тянули и натянули, вывели тройки. 
В конце мая Любка должна была родить. Колбасников помогал по хозяйству. Таскал с базара и магазина тяжелые сумки. Говорил, что летом найдет посильную работу и станет приносить в дом деньги. Его женщины не могли на него нарадоваться. Упс же заметно тревожился. Развитие плода замедлилось. А потом произошло невероятное. Плод разделился, и теперь два плода плавали в океане мироздания. Любка была счастлива и ни о чем не догадывалась. Наблюдающий Любку врач вообще считал, что нужно делать кесарево, и поэтому вообще не приглашал ее на осмотры и наблюдал абы как.
Коммуникатор теперь ежедневно слал Упсу подробные инструкции. Упор делался на роды и последующую эвакуацию. Червоточина Упса окончательно раскрылась. Теперь он все знал и понимал. Иногда ему становилось страшно, но его Колбасников был оптимистом, и  оптимизма Колбасникова хватало на двоих.
Любку увезли в роддом без Упса-Колбасникова. Сколь скрупулезно ни отслеживал Упс состояние Любки, но всё пошло не пописанному. С утра мать Надежда погнала Колбасникова в магазин, должны были привезти коляску, Упс- Колбасников отнекивался, но пришлось подчиниться. Когда он вернулся, Любку уже полчаса как  увезли на скорой.
Упс и Колбасников ринулся следом. И если Колбасников томился в приемном покое и обивал косяки коридоров, то Упс держал Любку за руку и сидел рядом с кушеткой. Любка, правда, его не видела и всё звала и звала Колбасникова. Пришел дежурный врач. Послушал живот. Нахмурился и велел готовить роженицу к операции. Воды отошли ещё дома, и Любка с глазами навыкате металась на кушетке. Схватки и боли не прекращались.
Упс знал, в чем дело. Каждый плод хотел родиться первым. Этого и следовало ожидать: межвидовая борьба всегда велась на уровне перворождения. Упс не хотел вмешиваться. Не  имел морального права. Он надеялся на врача Залетайкинского перинатального отделения. 
Любку переложили на каталку и увезли в операционную. Упс уже был там. Он осматривал инструменты и оборудование. Он знал, что сможет вмешаться только на  последнем этапе.
Наркоз подействовал быстро. И когда все надрезы были сделаны, и врач уже запустил руки, чтобы достать плод, Упс остановил происходящее. Он легонько отодвинул врача и не без трепета и внутреннего восторга изъял плод из распахнутого живота спящей Любки. Плод был прекрасен, это был маленький Упс, плоть от плоти, с чуть заметными генными вливаниями женщины другого вида. Но видимо Червоточина Упса так хотела. И получила своё. 
Включившись,  врач достал махонькую красную, как и положено новорожденным младенцам, девочку. Она была точной копией Колбасникова, и если бы он был рядом, а не обивал углы в приемном покое, то заплакал бы от счастья уже сейчас, а не на следующий день, когда увидел в окне палаты Любку с ещё безымянной малышкой на руках. 
Червоточина Упса закрылась, а вместе с ней перестал существовать и он. Перед Сверх-упсами и Ра-упсами сидел маленький Че-упс и смотрел на них синими Любкиными глазами.
 
 
ДЕТСТВО ЧЕ - УПСА
 
I.ЧЕ-УПС.
Он сидел на краю бассейна. Зеркальная гладь которого колыхалась и пестрела ранней весенней зеленью другого измерения. Справа в воде возникло белое пятно бабочки. Стремительно мелькнула легкая тень, и бабочка исчезла в клюве чёрной птицы. Че-упс вздрогнул. 
 
Из-за холма резво вылетела команда запыхавшихся от быстрого бега Упсов. Их одинаковые тела синхронно и с разбегу прыгнули в бассейн, вспенив цветочную зелень другого измерения с клочком синего неба и тонкой фигуркой в футболке и джинсах. Че-упс поднялся и побрел прочь.
 
Сколько с ним было дней, столько он и жил в двух измерениях. Ра-упс, его молчаливый наставник, пристально наблюдал за ним, как за особым объектом инкубатория. Прочие Упсы-подростки его сторонились. Их неподвижные одинаковые лица застывали в немом ужасе, когда он приближался к ним и, миролюбиво улыбаясь, смотрел в широко открытые матовые фасеточные глаза, своими дружелюбно заискивающими, с синей радужкой и чёрным, постоянно меняющим размер зрачком.
Че-упс брел и брел. Сыпучий песок шуршал и, вздымаемый его сандалиями, улетал, подхваченный боковым ветром. Марево миража накрыло его на холме, и теперь Че-упс уже шагал по улице знакомого ему до мелочей городка.
Сумка с тетрадями болталась за спиной. Если он не поторопится, то опоздает на урок. А опаздывал Че-упс регулярно, за что едкие на язык одноклассники прозвали его Спящим Йодой. 
 
Впрочем, болтаясь, как маятник между двумя мирами, он и сам не знал, что есть явь, а что - сон. Где он настоящий, а где спящий.
Граница сна-миража не имела четких рамок. Че-упс не управлял, всем управляла неведомая сила. Наставник Ра-упс молчал. И если Че-упс не был в одном из миров, то наблюдал его из другого. 
И то, что он видел, было обусловлено телепатическим видением через неизвестного контактора, всегда находившегося во втором измерении. 
 
Тайна рождения Че-упса не была ему раскрыта, и стала для него предметом постижения и инициации.
Провинциальный Залетайск, с некоторых пор, превратился в зону притяжения для разных цивилизаций. Класс, где проходил инициацию Че-упс, был сборной школьной командой подобных ему пришельцев, обучающихся с залетайцами по программе, утверждённой советом при главах Космостарского альянса.
 
Пёстрая школьная компания старалась соблюдать нейтралитет, но не всегда удавалось избежать выяснения отношений между схлестнувшимися, пробующими силы пришельцами и залетайцами.
 
Кроме того, городишка был наводнён уфологами разных мастей. Обвешенные сверхчувствительной аппаратурой они шныряли повсюду. И среди школьной тусовки стала лихачеством постоянная игра по разведению маститых исследователей на мнимые открытия. Счёт, который вели Команды, пока был ничейным.
 
Че-упс предпочёл оставаться Спящим Йодой и наблюдать. Он не присоединился ни к залетайским умникам, ни к пришельческому альянсу. Так он стал признанным обеими сторонами арбитром, беспристрастным и объективным, слово которого в спорных ситуациях считалось решающим. 
 
А проделки пришельческих сорвиголов и местных умников сотрясали городок. Летающими тарелками становились самые различные предметы. В ход шло буквально все. Однажды в небо полетело даже Чёртово колесо из парка аттракционов. После этого только огромными усилиями контакторов, имевших немыслимые связи в верхах, удалось избежать ввода регулярных космических войск во всполошенный Залетайск.
 
А средняя школа имени «Надежды Константиновны Крупской» давно и плавно преобразовалась в гимназию для одаренных детей, каковых в Залетайске заметно прибавилось со времён объявления его зоной уфологической аномалии.
В классе Че-упса, девятом, экспериментально-научном, вместе обучались представители всех гуманоидных рас из круга доступного Космостара.
 
Чудом было то, что залетайкинские одаренки, так называли местных вундеркиндов, выбрали заводилой Лию, черноволосую и с виду неприметную зубрилку. Ей подчинялись и здоровяки из качалки физрука, и интеллектуалы Колбасникова, физика, сменившего некогда легендарного учителя по кличке Михайло Ломоносов.
 
Гуманоидные, постоянно задирали девчонку. Особенно старался Бек, альфо-заводила и сердцеед, уже сейчас шедший по всем дисциплинам на золотую медаль. Золотая таблетка, как он небрежно называл медальку, обеспечит ему в скором настоящем завидную должность в команде по внедрению в искомую точку мнемиума или доступа к разуму любого гуманоида для контролинга и управления. 
 
А если это так, то Лиа должна сейчас оценить его чувства, пока не стало слишком поздно, и он не перешёл на внешнее управление ее выбором.
 
Стремительно приближался конец учебного года. Обычно, в начале июня в классе проводились финальные игры, которые помимо обычных итогов, выставленных в табелях, определяли абсолютного победителя в состязаниях по ориентированию и кросс-форменгу.
Состязания, как повелось, должен был судить Че-упс. 
Заключалось оно в беге по пересечённой местности, в данном случае по улицам, домам, крышам, чердакам, подвалам и огородам Залетайска. Причем, бегущих от точки старта к зашифрованной точке финиша никто из обычных жителей, и тем более разгуливающих по улицам уфологов, не должен был заметить. Замеченные выбывали из состязаний.
 
II.КОЛБАСНИКОВ.
После рождения малышки и болезненного разделения с носителем телесного и духовного периметра Упсом, Колбасников попал в двойную спираль пустоты. Он обрёл, казавшуюся ему поначалу чужой, телесную оболочку и, что было ужаснее всего - сознание и память. Он помнил все, чем был напичкан безразмерный мозг Упса, помнил и каждый его шаг с болезненного всплеска при включении персонального сознания в капсуле инкубатория и до мгновенного разделения Упса и его- Колбасникова, личности обусловленной легендой пребывания Упса в Залетайске. 
 
Но именно тогда он и перестал понимать, что и как будет с ним дальше. Он, как будто, потерял всю волю, а главное смысл и определённость существования в пространственном континууме.
 
И это стало первой, пронзившей его, спиралью пустоты.
 
Вторая не замедлила ввинтиться вслед за первой. Любка после рождения малышки смотрела сквозь Колбасникова.
 
Она очень холодно отнеслась к желанию Колбасникова узаконить отцовство и принять все обязанности по воспитанию новорожденной. И его Любка, ещё вчера смотревшая преданными влюблёнными глазами, отказала ему. Объяснений он так и не добился. 
И вторая пустота дополнила первую, болезненно и оглушительно.
 
Потом он совершенно спокойно, с каменным лицом выслушал на педсовете сообщение о гибели родителей в парижском метро в результате теракта и решение о направлении для дальнейшего обучения в интернат.
 
-Так будет лучше, - эхом неслось от всех, кто провожал его в Залетайске, а потом и от тех, кто встречал в интернате с равнодушными лицами и теми же заигранными до тошноты фразами.
 
Последующие пятнадцать лет Колбасников прожил в автоматическом режиме. Видимо, Упс при разделении все же врубил некую аварийную программу жизнеобеспечения. Колбасников, рассматривая себя по утрам после душа в запотевшем зеркале, очень часто ловил мысль, что он - всего лишь жалкая оболочка, биоробот, оставленный Упсом для поддержания легенды и на случай возвращения. И что, скорее всего, когда-нибудь Упс или подобный ему, вернётся и опять вселится в это тело, оставленное временно на его попечение.
 
Колбасников не знал, что «тогда» случится и не знал, когда настанет «это тогда». Собственное, вторичное - человеческое сознание, помимо первоначального, пришельческого, крепло в нем год от года. Давал себя знать биологический набор, как в шутку называл Колбасников своё физическое тело. Физическое тело не подвело Колбасникова, он был очень даже ничего, спортивен, подтянут. Черные очки носил не из пижонства, как думали окружающие, а разводя себя и остальных по разным полюсам жизни: полу разумной - у них, и разумной - своей.
 
После интерната он поступил в областной Пед, и по окончания был распределён учителем физики и химии в Залетайскую гимназию.
 
III. КЛАСС.
Собственно, класс, где схлестнулись залетайские одарёнки и пришельческие умники, можно было без преувеличения назвать осиным ульем. И это было очень мягким сравнением. Детеныши, а теперь уже подростки этого улья, напоминали скорее неуклюжих увальней времён засилья на земле динозавров, которых выпустили на прогулку по доисторическому ландшафту.
 
 Все они обладая невероятными способностями, плохо умели сдерживать свои эмоции и договариваться между собой. Колбасников не столько обучал их космогонии, физике и химии тонких энергий и прочему научному и антинаучному дайсингу, сколько предотвращал конфликты, возникающие по поводу или без повода. Он напоминал жонглера, которому вместо шаров или колец, приходилось добровольно жонглировать молниями или разрядами таких энергий, которые могли ни один раз за урок разнести Залетайск в пепел.
И если на улицах городка и на прочих уроках учащиеся обязаны были носить строгую гимназическую форму, в которой они ничем не отличались от учеников обычной школы, то на физике им разрешалось сбрасывать принятые личины и быть такими, какие они есть. Ящерами-плезианцами, альбиносами и черноносами Хемерианы, рукокрылами с планет Завелы, мнемозаврами и пвевдозаврами Колец Гросвела. На физике одаренки казались беззащитными посетителями, попавшими в зоопарк, где хищникам удалось вырваться из клеток. Но, хлипкие с виду одаренки доказали, что не всякий громила умник может тягаться с ними в умении «изымать энергии из голубого небесного сфероида и управлять мнемополем».
 
Колбасникову удавалось усмирять пыл и тех и других. Их энергий, собираемых им на каждодневных, сдвоенных уроках, хватало на освещение местной птицефабрики, молокозавода и городских улиц по ночам. 
 
Че-упс и на уроках физики оставался спящим Йодой. Но то, что он сильней каждого из них и всех вместе взятых они знали телепатически, как Отче-Космостар. Его глаза, голубые или синие, все зависело от того, на кого он смотрел, мгновенно усыпляли любого из них.
 
Лия считалась второй по влиянию на классный улей, но иногда ей с трудом удавалось держать в повиновении умников, которыми повелевал Бек. Бек был Альфой, бесспорным лидером пришельческих умников. Его красный, трепещущий от возбуждения спинной гребень, внушал ужас и грозианцам с их мощными челюстями, и завелианцам с ядовитыми длинными языками.
 
Колбасникову Че-упс и Леа не нравились. Он испытывал легкую завистливую ревность преподавателя, знающего, что его ученики одаренней его самого. Учителя мучило понимание, что они об этом если и не знают наверняка, то уже догадываются. Колбасников очень боялся, что в десятом, не только эти двое, но и все они, одаренки и умники, выйдут из-под контроля.
И наступит конец всему: в город введут регулярные космические войска. Гимназию, скорее всего, превратят в закрытую зону уфологических контактов, чего давно добиваются сторонники жесткого межгалактического контроля, и тогда прощай его кандидатская и дальнейшая научная карьера.
 
IV.СОСТЯЗАНИЕ.
 
Маршрутные карты и задание с особой тщательностью и ссылкой на особенности каждого участника составлял Колбасников. Ровно в двенадцать ночи конверты были розданы. Время пошло.
Все они очень скоро должны были попасть в некую точку, где Детство кончалось, и начинался другой, более сложный маршрут. Их ждала Инициация. 
Продолжение следует.