Январь     1973 года. Краснодарский политехнический     институт. Кафедра высшей математики.
          Ужас,     кошмар и жуть! Конец света почти. Я     схлопотал «пару»[1]     на первой в жизни сессии и на первом же     экзамене. То, что таких «олухов царя     небесного», не умеющих брать простейший     криволинейный интеграл[2],     набралось полторы дюжины, утешало мало.     Окончательно добивало ещё то, что теперь     мне предстоял путь на голгофу, в наш     деканат, за получением тёмно-синего,     похожего на смерть и одновременно на     конец тёмной ночи, плотного картонного     квадратика, дающего право с сего дня и     до окончания сессии сдавать экзамены     не с родной группой, а с любой другой.     Главное, чтобы пересдать злосчастную     математику до часа икс, то есть до     последнего дня сессии!
    —     Значит,     так! Двоечник — староста группы! Что     уже само по себе полнейший моветон! —     пробасил декан, сверкая глазами. —     Делай,     что хочешь, но чтобы двойку до конца     сессии исправил! Иначе вот этой не     дрогнувшей рукой подпишу приказ об     отчислении.
    — Но     ведь некоторые хвост в течение второго     сем-м-местра — промямлил я, удивляясь     собственной наглости.
    —     Убирайся     с глаз моих долой! Ступай к Маличу     Гайсовичу. Он как раз сейчас экзамен     по Истории КПСС принимает! И не дай бог     тебе получить что-нибудь ниже пятёрки.
    — Но     я ведь ещё не го-то-вил-ся. Как же мож-но?     А вдруг и там…, тогда всё?
    — Нахал!     Историю нашей партии советский ребёнок     обязан изучать с первого класса средней     школы, так что часа на то, чтобы освежить     в памяти даты и решения её съездов будет     достаточно. Ступай с глаз моих вон и     пригласи следующего недоросля. Из-за     таких, как ты, в стране может дефицит     картона образоваться!
         Кафедра     Научного коммунизма и истории КПСС.
         — А     тебя каким ветром сюда занесло? — Малич     Гайсович смотрел снизу вверх, не вставая     из-за стола. — У меня сегодня по плану     девчачья, то есть, я хотел сказать,     женская группа экзамен сдаёт. И таких     верзил, да к тому же старост другой     группы, в ней не предусмотрено!
    Я     молча протянул синий квадрат, подписанный     деканом.
    —     Значит,     досрочно? Вне вверенной тебе группы?     Знаешь, как это у нас, у коммунистов,     называется? Впрочем, на лекциях ты     присутствовал. Это раз. Вопросы дельные     задавал. Это два. А три, тяни билет и     можешь не готовиться, потому что мне     нужен не ответ на него, а только номер,     который я впишу в ведомость.
    — Но     ведь там вопросы? Как же... — опять     промямлил я.
    — Их     я тебе сам задам, причём в гораздо     большем количестве, чем в билете     напечатано. Надеюсь, понятно, почему?
    Я     обречённо кивнул и повернулся, чтобы     сесть за ближайший стол и хоть немного     подумать о значимых вехах в истории     Коммунистической партии Советского     Союза.
    — Куда     поплёлся, синебилетник?
    — Так,     я это, готовиться.
    —     Отвечай,     какое важнейшее событие мы всей страной     отмечаем в эти дни?
    Если     скажешь, то продолжим, а если нет, то     сам понимаешь!
    Неожиданно     у меня проснулся дремавший в глубине     души нахальный чёртик, который тут же     выпалил:
    — Давай,     жги! Чего терять? Военно-морские силы     или, на худой конец, стройбат примут     бывшего студента с распростёртыми     объятиями.
    —     Тридцатого     декабря двадцать второго года образовано     государство — Союз Советских     Социалистических Республик, — на одном     дыхании гаркнул я.
    — Надо     же, знаешь. Наверное, газеты читаешь.
    —     «Советскую     Кубань». Ежедневно! И ещё «Правду».     Комсомольскую.
    — Ну,     раз так, тогда продолжим. Сколько     республик в союз входит ты наверняка     знаешь, в вот сколько автономных, можешь     сказать? — при этих словах Малич Гайсович     хитро прищурился.
    — Если     республик, а не округов, тогда двадцать.     Автономные республики — это     самоуправляющиеся регионы, по сути,     являющиеся одной из форм автономии для     национальных меньшинств, населяющих     территорию СССР.
    Преподаватель     довольно крякнул и продолжил:
    — Если     назовёшь их столицы, скажем, штук     пятнадцать, то отпущу с богом. Правда,     замечу, что его нет.
    Вот     и всё! Приплыл! Ну пять, ну семь, я,     поднатужившись, ещё вспомнить могу. Но     полтора десятка уж точно, не знаю.
    Но     чёртик, сидевший внутри, идти в армию     никак не хотел: «Хозяин, ты чего умолк?     Переводи разговор на целый мир, показывай     интеллект! Вперёд! Не дрейфь, прорвёмся».
    — Малич     Гайсович, эти столицы такие маленькие,     можно сказать, что почти и не города.     Хотите, я вместо них прямо сейчас назову     столицу мира любого государства на     земле?
    (Хвала     нашей школьной учительнице географии     и её обязательному к посещению,     воскресному кружку.[3])
    — Так     уж любого? Неужто все знаешь?
    —     Проверяйте.
    — Давай     Эфиопию, — горячился преподаватель.
    —     Аддис-Абеба.     Государственный язык — амхарский.     Федеративное государство, парламентская     республика.
    — А     теперь Непал, — потребовал Малич     Гайсович.
    —     Катманду.
    — А     Марроко?
    — Рабат.     Но самым крупным городом страны и     главным портом является Касабланка.
    — Будем     считать, что мировую географию ты сдал.     Причём на отлично, но ведь явился пред     мои очи сдавать что? — преподаватель     вытер пот со лба и заглянул в лежащую     перед ним ведомость
    —     Ис-то-рию,     — выдохнул я.
    — То-то     же. Забирай четвёрку и беги дальше.     Извини, синебилетникам я выше никогда     не ставлю, принцип у меня такой. Девчонки     в коридоре совсем истомились. Хотят     побыстрее от переполнявших их исторических     знаний избавиться.
         ***
     Через     день предстояло выдержать тяжёлый     экзамен по начертательной геометрии.     Почему тяжёлый, да потому что я по     природе своей — левша. Черчу левой, и     этим всё сказано.
    Правда,     девушки, уже прошедшие этот непростой     этап в своей жизни, говорят, что доцент     Каданов — душка. На те вопросы, которые     изложены в экзаменационном билете не     обращает никакого внимания, а на то,     что начертил на ватмане, — ноль внимания.     Даже не разворачивает, банально     откладывает в сторону. Задаёт простенькие     устные вопросики, просит на листочке     нарисовать эпюру[4]-     другую и всё! Хватаешь зачётку с пяхой     и летишь в соседнюю кафешку обмывать     или объедать успех пирожным «Картошка»[5].
         Получив     столь исчерпывающую информацию, я не     поехал в нашу знаменитую «Рощу», где     спекулянты втридорога продавали     дефицитный прочный чешский ватман, а     сходил в наш «Дом книги», где в отделе     канцтоваров приобрёл за тридцать копеек     отечественный (именуемый в студенческой     среде ёмким словом — «промокашка»)     тонкий и воюющий с ластиком[6]     не на жизнь, а на смерть, постоянно терпя     поражение в виде мгновенно образующихся     дырок, лист ватмана.
              День     экзамена. Кафедра начертательной     геометрии КПИ
         — Берите     билет и идите готовьтесь, — Каданов,     не отрываясь от записей и не поднимая     головы, ткнул пальцем в разложенные на     столе листочки.
    — Номер     тринадцать, — еле слышно вымолвил я,     холодея от ужаса, затем на негнущихся     ногах поплёлся за последний стол.
    Дрожащими     руками что-то несусветное изобразил     на «промокашке», понял, что начертил     не то, попросил у соседки ластик - и     получил, но не мягкий, для карандаша, а     жёсткий, для борьбы с чернилами.
    Стал     стирать, но вспомнил о дырках и бросил     это опасное занятие.
    Взглянул     на доцента, тот не разворачивая чертежи,     клал их в общую кучу, задавая экзаменуемой     студентке вопросы, ответы на которые     совсем не требовали письменного     объяснения.
    «Ну,     слава богу. Язык у меня подвешен и без     костей, как-нибудь выкручусь, что я,     слабее девчонок, что ли?» — мгновенно     пронеслось в голове.
    Хватаю     ватман и уверенной походкой топаю к     Каданову.
    —     Позвольте!     А как вы оказались в женской группе.     Кто такого здоровяка в этот цветник     посадил? — доцент оторвал взгляд от     ведомости и стал внимательно меня     разглядывать.
    — Вот,     — я протянул тёмно-синий квиток.
    — Так-с.     Значит, двоечник! А отпетый или нет, это     мы сейчас узнаем, — при этих словах     преподаватель развернул мой ватман:
    — О!     Да это совсем не начертательная     геометрия, это как его, вспомнил, это —     абстракционизм. Предлагаю, когда вас     с треском выгонят из Политеха, найти     себя в этой области.
    Минут     пять он рассматривал моё творение, даже     посмотрел чертёж на просвет.
    —     За-дай-те     устные вопросы, я... я учил, чес-слово, —     бормотал я, надеясь на чудо.
    И     оно явилось.
    —     Устные,     говорите. Извольте. Садитесь рядом. Вот     листок бумаги и, хорошенько подумав,     изобразите на нём, скажем, проекцию     прямой на плоскость.
    Дав     задание, доцент поманил пальцем очередную     студентку, потом ещё одну и ещё. Наконец,     вспомнив обо мне, недовольно буркнул:
    —     Показывайте.
    Я     протянул листок с жирной точкой     посередине.
    — Это     что? — Каданов нацепил на нос очки.
    —     П-п-п-роекция     прямой, — ответил я.
    — Так-с.     Значит, ну правильно. Чего же вы дрожите,     как лист ватмана на ветру? Даю следующую     задачу.
    После     проверки четырнадцатого по счёту     задания, преподаватель вынес вердикт.
    — Вы,     молодой человек, не безнадёжный. Во     всяком случае, мясо в вашей голове мною     с некоторым трудом, но обнаружено.     Ставлю твёрдую четвёрку. Бал снижаю     вот за это, — он показал на мой лежащий     отдельно от других чертёж. — И ещё     примите дружеский совет. Никогда не     идите работать ни в какой проектный     институт. Ей-богу, это не ваше!
         ***
    Пожеланию     доцента я внял в полной мере. Работая     в министерстве, принимал работы у     ГИПов,[7]     был членом государственных комиссий,     и даже поучаствовал в создании учебника     по строительству предприятий нашей     отрасли. Но сам за кульман[8]     не садился ни разу!
         ***
    Ах     да, чуть не забыл. Высшую математику я     всё-таки пересдал. В последний день     сессии. Успел. От страха вызубрил всё     или самостоятельно разобрался в теоремах     или формулах, за давностью лет уже и не     вспомню.     
    И     степуху мне декан назначил. А как же     иначе, ведь староста и без стипендии –     это нонсенс.
          же     моветон!
         
[1]     — Двойку. [2]     — интеграл,     вычисляемый вдоль какой-либо кривой. [3]     — см. Рассказ А. Ралот     «Антананариу» https://proza.ru/2018/05/22/178? [4]—     чертёж, на котором     пространственная фигура изображена     методом нескольких (по ГОСТу трёх, но     не всегда) плоскостей. [5]—     очень известное в СССР     лакомство. Его изготавливали кулинарии     и кондитерские во всех регионах страны.     А кафе и столовые держали это пирожное     в постоянном ассортименте своей     продукции. [6]—     канцелярский предмет, который     используется для удаления следов с     бумаги. [7]—     Главный инженер проекта. [8]—     высокоточное устройство,     обеспечивающее возможность проведения     прямых линий заданной длины под любыми     углами в плоскости чертёжной доски.