Евгения ЛЯШКО

Курортный город уже проснулся. Жаворонки - туристы ленивыми стайками неспешно шли на морской берег занять лучшие места и насладиться в тишине мирным шелестом волн. Но у самого входа на пляж в размеренной неге утра, отдыхающие с удивлением, обнаруживали шумный спор. На согретой солнцем зелёной набережной рядом с декоративным мостиком через стройный ручей в словесной баталии сражались две привлекательные молодые женщины, поглядывая на рекламный стенд.

Татьяна убеждала упирающуюся подругу: — Ты ещё потом «спасибо» скажешь. Там интересно, как будто родной огонёк внутри разгорается, только не обжигает, греет.
— Вот ещё! — капризно сопротивлялась Катерина, отбросив пляжную сумку и по-детски ухватившись за перила мостика. — Туда только бабульки ходят! Мы же позагорать хотели!
Татьяна как будто не слышала и настаивала на своём: — Это тут рядом, перебежим через ручей и на центральной поляне в парке окажемся, где фестиваль народного творчества проходит.
Подруга сдалась. Сделав глубокий вдох и выдох, она объявила ультиматум.
— Тебя не переспорить. Значит, так. Если мне не понравится, то сегодня и завтра я буду решать, куда мы пойдём. Иначе прямо сейчас вернусь в пансионат и до отъезда не выйду.
Ироничный смех Татьяны прокатился эхом над журчавшим ручейком: — Можно подумать в номере с телевизором будет веселее.
Катерина, гневно искря глазами и краснея от возмущения, словно закоротивший перегревшийся кипятильник, резко встала перед подругой воинственной багровеющей статуей.
Татьяна замахала руками: — Всё, всё, всё, договорились. Я согласна со всем, — и улыбнувшись, промурлыкала: — Обещаю, не пожалеешь.

Огибая ухоженные клумбы и пересекая кипарисовые аллеи, молодые женщины, вышли к лавкам и теремам, диковинно оформленным под старину и забитыми доверху традиционными товарами народных умельцев. Ворчание Катерины всецело закончилось, ибо глаза разбегались от сказочной красоты. Со всех сторон на подруг смотрели самые разные изделия и вырезанные из дерева, и слепленные из глины, и плетёные из виноградной лозы, и шитые изо льна и других натуральных тканей. Поражала великолепием художественная ковка. Одни вещицы отличались брутальностью кузнеца, другие в виде рельефных металлических Жар-птиц и цветов подчеркивали его мечтательную тонкую натуру. Вязаные и сшитые игрушки манили нежностью. Расписные шкатулки, подносы завораживали, окуная в мир волшебного детства.
Гулянье набирало обороты. На каждом шагу слышался смех. Задорно играла зажигательная музыка, зазывая гостей в пляс. На сцене шли выступления фольклорных ансамблей. Туда-сюда сновали посетители фестиваля и разодетые в искусно расшитые пёстрые костюмы участники многочисленных выставок и конкурсов.
Раздача замысловатой ароматной выпечки заметно успокоила Катерину. Набрав плюшек и баранок в обе руки, и с удовольствием уплетая их, она шла молча за порхающей бабочкой подружкой, запивая сладкую сдобу ежевичным морсом.

— Ой! Там мастер-классы! Давай туда! — не дожидаясь ответа, стрелой полетела Татьяна, приметив вытоптанные полянки под рослыми деревьями, огороженные низеньким плетёным заборчиком, где виднелись массивные столы и какие-то ремесленные принадлежности.
Повсюду спешили и толпились люди, лишь Катерина, не меняя ход, продолжила шествовать на крейсерской скорости. Ей была не понятна, эта странная любовь к поделкам.
Наконец-то она разыскала подружку. Татьяна сидела за гончарным кругом в объёмном фартуке. Опьянённая весельем, она пыталась создать кувшин, который то и дело заваливался на бок. Сообразив, что это надолго, Катерина присела среди немногочисленных зрителей. Благо были свободные места, потому что большинство гостей предпочитало стоять ближе к мастерам.
Сдоба закончилась. Морс тоже. Женщина покрутила головой: «Чем бы себя занять?».
И тут она уловила удивительной красоты мелодию. Поискав глазами, Катерина обнаружила источник звука. Перебирая струны гуслей, глубоким чарующим бархатным голосом что-то то ли напевал, то ли рассказывал какой-то пожилой мужчина. Его седоватые волосы до плеч были подобраны узорчатой тесьмой. Он сидел в белой длинной рубахе, подпоясанной красным поясом на резной лавочке под широким дубом, собрав вокруг себя целый полк ребятишек, которые расположились на траве. Поодаль стояли взрослые. Сошедший словно с книжных страниц образ, как у древних сказителей былин, никого не оставлял равнодушным. Невольно залюбовавшись, незаметно для себя молодая женщина начала прислушиваться.

— ... не знала Алёнка как отцу сознаться, что сердечко её Добрыне отдано. Согласилась она исполнить родительский наказ. Ждала девица оговорённый срок, пока женихи, по указу отца её сделают по сто штук одинакового товару, коим они промышляли. Надеялась она, что Добрыня не хуже других справится. И вот настал тот день и час, когда привезли на телегах женихи свои изделия. Идёт отец Алёнки среди товаров, что-то посмотрит только по верхам, что-то в руки возьмёт, а от каких-то и вовсе голову воротит. Дивятся люди, не знают, что удумал, а Алёнка не замечает этого. Свою думу думает. Не видать Добрыни её.
Не выдержала она, спрашивает у мальчишки, что мимо пробегал: — Не видал ли ты, резчика по дереву?
— Нет, его уж давно никто не видел! — выкрикнул тот.
Вдруг из толпы донеслось: — У резчика Данилы дома теперь тьма непроглядная изделий всяких. Уж весь двор застелил.
Любопытно народу стало. Пошли все к Даниле домой. А там и правда, уж складывать некуда. Возы полные стоят, а посреди мастер сидит, да работу очередную творит.
Отец Алёнки огляделся и спрашивает: — Ты почто столько товару наделал? А ли заказ такой случился?
Данила, не оборачиваясь печально отвечает: — Хотел я наказ родителя любимой моей исполнить. Сотню товаров одинаковых сделать. Засватать Алёнку мою ненаглядную. А тут уж не одна тысяча вещиц легла, да ни одна на другую не похожа. Не могу я природу подчинить, каждая веточка по-своему выросла, свою красоту приобрела, не мне её губить. Видать коротать мне свой век в одиночестве. Опоздал я со сроком.
Довольный отец Алёнки вдруг сделался и громко как заявит: — Вот доченька моя и твой суженый! Такого я зятя искал, чтоб истинным мастером был, не штамповал бездушно, а видел шире да глубже. Не умрет его искусство в веках. У таких, как он тепло души в дело рук переходит. Уютом обрастает дом от таких творений, потому как живые они. Он и сам не пропадёт и в семье достаток будет.
Последовало несколько лиричных аккордов, и гусляр закончил притчу.

Катерина неожиданно быстро заморгала. Ей показалась, что внезапно в ней произошла какая-то перемена, ей неистово захотелось иметь дома живые вещицы.
Девушка подскочила и понеслась в торговые ряды за покупками: «Вот, что за огонёк она имела в виду. Без такого любой даже самый богатый дом пустынным и холодным будет».