Анна КУЗНЕЦОВА

     Когда-то…  Много лет назад… Прошлое всегда вспоминается как очень далёкое.
     На самом деле не такое уж далёкое: всего  восемь лет назад, до этой осточертелой войны со второй  половиной Украины, а я живу в другой половине, на Донбассе, -  писатели города Луганска раз в месяц любили собираться в Дома творчества «Светлица». Какие чудные были встречи! Они были на протяжении 15 лет! Сюда приходили поэты и прозаики, барды и певцы, художники, скульпторы, приходили врачи, инженеры, учителя, сварщики и многие другие, кому поэзия, хорошее художественное слово, встреча с родственными по духу людьми – праздник. Большой праздник!
     Публика была настолько разнообразной как по образованию, так и по качеству художественного произведения принесённого автором, что иногда Лена, сидящая рядом со мною, чтобы не произнести жёсткого или другого, подразумеваемого  критического словца, со вздохом произносила: « Колготки!». В  этом слове было всё -  понятное только нам! – И сарказм, и разочарование в авторе, и скуку, и почти скрытый мат: ну как можно принести людям на обсуждение такую чушь, такое сырое произведение?
   - Не понимаю, -  говорила  Ленка, - они что, совсем не соображают, где лирика, а где обычное графоманство?  Не по-ни-ма-ю!
     Одним словом: колготки! Такое у нас было ругательское слово.
     Сейчас, уже без Ленки, у меня появилось другое выражение, объясняющее нелепый 
поступок, мысль или недоразумение. Я в таком случае говорю: « МА-МА МЫ-ЛА РА-МУ » - и развожу руками.
     Ленка – это она только у меня Ленка, к тому же, я её при ней так и не называю, просто не люблю никаких сюсюканий. Помню, мы студентами жили в общежитии и у меня была «закадычная» - как тогда говорили, подруга, звали её Катей Гавриловой. Катька и Зойка – и всё!  И никаких нежностей! – «Катька, давай картошки пожарим?» - «Давай!» - Или она мне: « Зойка, давай в кино в «Октябрь» сходим?» - И так всегда, по-дружески, по-домашнему говорили мы.
     Жизнь так сложилась, что моя талантливая, строгая и принципиальная Ленка, любимица всех посетителей «Светлицы», должна была уехать далеко-далеко из Луганска, туда, где плещется тёплое Средиземное море, выбрасывающее на свой берег красивые разноцветные камушки,  среди них иногда встречаются с дырочкой посередине, их зовут куриным богом.  Найдя такой камушек, надо обязательно загадать желание. У неё – сбылось!
     Нет у нас здесь моря…  И вряд ли я смогу среди наших мергелевых обломков найти своего куриного бога. А ведь мне так надо самой его найти и загадать одно-единственное желание: чтобы прекратилась эта восьмилетняя война на Украине! Даже фашисты во время Великой Отечественной войны в 1943 году находились в Луганске лишь 13 месяцев, а нацики лупят по нам ВОСЬМОЙ год! Это, если умножить 8 лет да на 365 дней, то будет…. Ужас!
     Ну как это можно забыть? Как? – Я думала, что никто, никогда, ни за что – не забудет! 
     Луганск две тысячи четырнадцатого года:  это сплошная осада. В городе нет света,  воды, связи, зарплаты,  работают редкие магазины, у многих нет еды, лекарств, пенсий.
     Осада!
     Регулярные обстрелы как окрестностей, так и самого города: снаряды ложатся и в центре, и на дальних кварталах, люди передвигаются перебежками, маршруток почти нет…. А на улице жара: +40! Невыносимо душно и нет воды…. Когда её привозят, то хватаешь две пятилитровые пластиковые фляги и рюкзачек с мелкими бутылками – по 1,5 и 2 литра, спешишь вниз, где воду наливают из водовоза, которого часто приходится ждать несколько часов, а потом прёшь всё это, с поминутными остановками, на седьмой этаж. Иногда у машины, от аккумуляторов удаётся зарядить мобильный телефон, но связи почти нет, так – урывками, пробивается к тебе кто-то, или ты к родным. Узнать хотя бы: живы ли?
     Этот ад луганчанам запомнился навсегда. На-всег-да!
     Так думают многие. И я тоже. Думала до вчерашнего дня. Пока не открыла Фейсбук и не посмотрела одно очень средненькое видео, снятое на мобильный телефон.
     От апреля 2014 года до 24 февраля 2022 года прошло восемь лет, если не считать пару месяцев. И вот, после долгих ожиданий, Россия признала наконец ЛНР и ДНР. Признала и сказала: нацистов надо не только остановить , но и изгнать, за эти годы убито более 14 тысяч мирных жителей, деточек невинных – 500 ангелочков. А  сколько стёрто с донбасской земли сёл, поселков, городков, какой огромный урон нанесён большим городам! Не стану перечислять, список будет на много миллионов рублей.
     И вот в том минутном видео в Фейсбуке я увидела такую картину: люди южной окраины Украины подошли к машине с российским флагом и требуют, чтобы они убирались из Украины, им и так хорошо, они ничего не хотят менять….
     Я помню похожую, но в другом городе, на Луганщине, картину, когда женщины с детьми выходили на дорогу, бросались навстречу танкам, расставив руки, пытались остановить украинскую армию, нагло ворвавшуюся на Донбасс в 2014 году…
     Две даты с разницей в восемь лет: никто не хочет войны! А воюют… Что происходит? Кому это надо? Зачем?
     Но самым удивительным было не видео, а подпись под ним, пояснение и убеждение человека, что им сегодня плохо, они не могут вот уже - СЕМЬ ДНЕЙ!!! -  спать, их дети пугаются взрывов, которые звучат на окраине  селения, на западе Украины. И этим человеком оказалась не кто-нибудь, а моя хорошая знакомая из Луганска, посещавшая вместе со мною и моей умницей-Ленкой  луганскую «Светлицу». Зовут её Любой, не Любкой, не могу ей так сказать, между нами нет равенства или большой дружбы,  тем более, что ей под 60, а нам с Ленкой нет ещё и 50 лет. Она писала стихи на русском, украинском, на сербском языках. Делала это мастерски, моя Ленка ни разу не прошептала ядовитое слово -  «колготки». Это были совершенные стихи, отточенные, выверенные автором, - разве такую назовешь Любкой? – Конечно, нет. Были у неё и статьи в Альманахах, короткие рассказы. Это не человек с улицы, который написал в своей жизни десяток стишков и ходит, гордится собою, любуется; это была зрелость, ум, талант.
     В августе 2014 года на Луганск сыпались снаряды, как дождь, - с утра лупят с одной стороны города, а через несколько часов обстреливают с другой стороны или в ближайшем населенном пункте.  Во время такого бесконечного обстрела, когда в доме нет ни воды, ни еды, ни лекарств, –  у её мужа начался острый приступ инфаркта. Долго терпеть не получалось, одолевала боль в сердце. Сама она не могла помочь мужу, наконец, дозвонилась до скорой, но врач не приехал, так как  не было бензина – осада! Предложили самим  добраться до больницы. 
     Машины у знакомых не было, оставалось идти пешком…  С большим усилием, задыхающегося, с трудом переставляющего ноги, хватая ртом горячий воздух, останавливающегося каждые двадцать метров, чтобы отдышаться, она дотащила на себе  едва живого мужа в терапию.
     Ему сразу оказали помощь, хотя за окном  и свистело, и бухало серьёзно. На второй день из-за постоянных обстрелов и, чтобы спасти людей от украинских снарядов, больницу решили закрыть, могли потерять и последних врачей… В одном отделении уже  разрушена стена. Ей с мужем тоже предложили покинуть палату, другого выхода не было.
    В тот же день Люба как-то смогла перевезти дизелем мужа в шахтёрский городок, имея в руках лишь документы да его таблетки. В чём были одеты в августовский день, в том и поехали. А из квартиры – только ключи в сумочке.
     Через несколько дней, не знаю подробностей, как ей это удалось, она уехала в Харьков, из которого тогда сюда, в Луганск, для его обстрелов! – нацики возили снаряды и танки. Потом они перебрались в Киев, где она училась в юности, где остались друзья, где всё знакомо, но самое главное – там тишина, покой, никакой войны. На берегу Днепра сидят с удочками мужчины, ловят рыбку, о Луганске никто ничего не говорит. Словно его и нет, да и вообще его судьба никого не интересует. 
     И даже в Киеве, где тихо и мирно, где не стреляют по больницам, водопроводам и высоковольтным линиям, где есть врачи и лекарства, мужа она не сберегла, через два месяца его не стало, -  надорванное здоровье не восстановилось. Она тяжело перенесла потерю мужа, оставшись с двумя взрослыми сыновьями. Снова много работала, писала, выступала в печати, интернете.
       Не знаю, что было с нею дальше в течение прошедших восьми лет, кто был с нею рядом, с кем общалась, чем жила, что читала, чем занята сегодня. Но час спустя я там же, в интернете, на Фейсбуке, нашла ещё одно, новое видео с её комментарием, мол, они, украинцы  непременно победят Россию и пусть они поскорее убираются с их земли…. 
     Поблымкав глазами, не веря написанному, я вновь перечитала её комментарий. Я была в ступоре: Люба, ты забыла, как по обстреливаемому Луганску ты тащила на себе умирающего мужа? Ты забыла: кто тогда стрелял по вам с мужем? Это можно забыть? 
     Я откинулась в кресле, в котором сидела, и с горечью прошептала: «Ма-ма мы-ла ра-му»… Это означало, что я не могу понять человека, которого знала несколько лет. 
     Что происходит в мире? Что им там, в Киеве, вталкивают в голову, чтобы можно было забыть и простить даже смерть горячо любимого мужа???
     А в моей семье тоже потеря: в прошлом году умер мой единственный брат. Ему ещё и шестидесяти не было. Из Алчевска к нему в гости привезли девятилетнюю внучку, а на второй день начался обстрел посёлка. Бог его знает, куда упадёт следующий снаряд? – Брат разволновался: он в ответе за девочку. – Что делать? Что делать… - Метался он по дому. Это был второй инфаркт.
     Соседи вызвали ему скорую, укололи всё, что было у фельдшера в сумке, отпаивали его привычными таблетками, но ничего не менялось, - он корчился от боли, говорил, что у него печёт в груди, дышать тяжело. Фельдшер сказал, что может в данной ситуации только одно - отвезти его в областную больницу. 
     Господи, за что ему, фельдшеру, дали первую категорию, если он за долгие годы работы в больнице, не усвоил, что инфарктника даже в туалет не поднимают, никаких движений и беспокойств! Он же попёр брата за 60 километров по жутким ухабам – дороги не ремонтировались тридцать лет! - в областную больницу. Довезли. Через полчаса брат умер. Сосуды полопались…
     Не будь этой сволочной войны, мой брат ещё бы жил и жил. А кто считал: сколько ушло молодых и не очень молодых людей не от пуль врага, но не без помощи войны – от постоянных тревог, страха, недоеданий, болей,  ужаса увиденного? Ну что можно сказать, просматривая свежие новости, выставляемые в интернете? Нет рядом со мной моей подруги, поэтессы Ленки, которая, возмущаясь или не понимая глупость человека, говорила твёрдо: «Колготки!». Лена, какие колготки, я теперь нашла другие слова, ибо как можно достоверно понять - почему так двуполярно меняются люди? Кто придумал эту нашу внутриукраинскую войну?
     Что происходит? Чем их там, на другом конце страны, пичкают? Люба не курит, не пьёт, не колется…  Но изменилась до неузнаваемости!
     Не по-ни-ма-ю! Не понимаю…
     Обессиленно опускаю руки, долго, отупело смотрю в мигающий экран и также растерянно, безнадёжно повторяю: «Мама мыла раму…» Абсурд!
     Впрочем, в мире очень много абсурда, да хотя бы эта фраза: мама мыла раму. Какая, к чёрту, рама, весной хозяйки прежде всего  моют окно, - СТЕКЛО! – а не раму! 
     Пытаясь понять Любу, чего я только не придумала, чтобы объяснить такие крутые перемены в сознании высокообразованного человека, пока мой личный материнский инстинкт не прошептал мне: сыновья… - Сыновья? Два черноглазых красавца, будущих учёных. Точно!
     Да, всё может быть, ведь они там рядом с нею, они живут, как по лезвию ножа ходят. Она их берегиня, она не может допустить, чтобы их забрали на войну… На войну с Востоком… На погибель. Чтобы они с орудиями прибыли в Луганск и лупили по своему кварталу, по дому, в котором родились и жили?
     И тут меня попустило. Заклокотало в горле, набежали неожиданные слёзы.
     Прощаю… Прощаю… Прощаю…
     А вот что стало истиной причиной её действий, её неожиданных комментариев - это нам, её друзьям, ещё предстоит понять. Надеюсь, - мы ещё встретимся, ключ от её луганской квартиры  с нею, лежит в её старой сумочке.

7 марта 2022года.                                                            АННА КУЗНЕЦОВА
Г.Луганск