Владимир Губанов
Глава из будущей книги под предполагаемым названием "Морские этюды"


Когда наступает лето, и Севастополь наводняют приезжие, достопримечательностью его приморской окраины, очаровательного местечка Балаклава, становятся яличники. ʺКак интересно! А кто такие яличники?ʺ — спросите вы. А это те, кто катают публику в своих утлых судёнышках — яликах. Таким будет ответ.
Бывает, что приезжий москвич, поглядев на неохватное полотно Панорамы и вдоволь нафотографировавшись с греческими колоннами Херсонеса, вдруг заскучает на Приморском бульваре. Чем занять себя, он не знает. Экскурсии надоели. На пляжах столпотворение. Пиво в киосках тёплое. В такие минуты возьмут, да и всплывут в его памяти литературные опусы, связанные с Севастополем. И тут же на ум придут рассказы Куприна с его легендарными героями — листригонами. Так в стародавние времена в Балаклаве называли рыбаков.
Но времена переменились и рыбаки вместе с ними. Нынешние рыбаки превратились во владельцев списанных с военных кораблей шлюпок. Как они попадают к рыбакам, не совсем понятно, но современные листригоны неплохо ремонтируют их, приспосабливая к морскому извозу. В последнее время это нехитрое занятие стало привычным не только для желающих выудить что-нибудь из моря, но и для тех, кто совсем далёк от рыбацких страстей. Их стремление стать морским извозчиком объясняется очень просто: боль в голодном желудке мешает им спокойно смотреть, как по набережной шляются столичные бездельники, что пьют пиво в шикарных кафешках и легко дают долларовые чаевые. Но приезжие, оказывается, не против и на лодочке покататься, на прибрежные скалы посмотреть. Щедро заплатав при этом. Так морской извоз превратился в ремесло, позволяющее простому рыбаку или потерявшему работу инженеру подойти вечером к барной стойке и с достоинством заказать дорогой Pilsner.
Морским извозом в Севастополе занимались всегда. Разве что при социализме это занятие сгинуло, когда у рыбаков отобрали возможность заработать хоть какую ничтожную копейку. Рыбацкие лодки, безусловно, оставались украшением местного пейзажа, да и рыбаков в городе хватало, а вот яличников — нет, не было. А жаль. Если обратиться к дореволюционным временам, севастопольские яличники выглядели очень живописно, и немного смахивали на венецианских гондольеров. Ну, может быть, чуточку грубее смотрелись, нежели изысканные итальянцы. А ещё они представляли собой добросовестных транспортников, без которых полнокровная жизнь города не мыслилась. Благо обстоятельства тому способствовали. Севастополь ведь разбросан по берегам нескольких бухт. То чиновнику нужно из центра города, где на Екатерининской скопились конторы и банки, на Северную сторону перебраться (а это только на ялике возможно), то простому мастеровому за какой-нибудь надобностью захотелось на Корабельную сторону смотаться (на трамвае — долго, да, поди, дождись его), то флотскому приспичило сойти на берег, или наоборот, по-быстрому вернуться на корабль (всякое бывает: ну, засиделся у зазнобы).
Без яличников не обходились и воскресные прогулки по бухтам, что было очень популярно в дореволюционном Севастополе. Особенно в Балаклаве, сделавшейся тогда самым настоящим курортом. Морские променады смотрелись весьма экзотично. Любители такого рода романтики даже музыкантов с собой брали в море. Забавно выглядели их компании. Представьте: вечерняя Балаклава, бухта тёмным зеркалом, а по ней фелюга скользит с моложавым щёголем и парочкой расфуфыренных барышень (одна из них наверняка в этот момент ведёт пальчиком по воде); яличник тихонько шевелит вёслами и тут же рядом с ним — два татарских музыканта, кларнетист и тот, что на бубне нехитрую партию выводит. Красота.
Какой он сейчас, балаклавский яличник? Как правило, это физически сильный мужчина, обладатель крепких джинсов и несерьезной футболки. Он стоит на набережной и балагурит в компании таких же забубенных мореходов. Если рядом никого нет — возится в лодке и без конца в ней что-то перекладывает. Не забывая поглядывать на публику, фланирующую по пристани.
Будущего клиента яличник видит издалека. Безошибочно, по только ему одному понятным приметам, распознает приезжего, и когда тот приближается, невозмутимо предлагает: ʺНа лодочке покататься не желаете?ʺ Приезжий неуверенно интересуется маршрутом. Яличник тут же рассказывает, что можно запросто добраться до гротов на мысе Айя. Если времени в достатке, то и до Батилимана. Или до мыса Фиолент. О цене пока ни слова. Но разговор свой яличник непременно начинает с упоминания о гротах. Слово ʺгротʺ на москвича или питерца оказывает магическое воздействие. Приезжая в Крым, они загодя знают, что в какой-то неведомой Балаклаве, в прибрежных скалах, есть ужасные пещеры, или, как их здесь называют, гроты, что эти гроты безумно интересны, на катере до них не добраться, а посмотреть их можно, лишь обратившись к местным рыбакам. Далее, не дожидаясь, когда москвич спросит о цене, яличник озвучивает её: ʺСтолько-то в часʺ. Это означает, что счётчик в виде часов на его загорелой клешне начнёт отсчёт, когда он толкнёт ногой пристань, а остановится в конце путешествия, в момент прыжка на берег слегка измученного морской качкой пассажира. Причём яличник непременно окажется на берегу первым и галантно подаст руку клиенту, помогая ему выбраться из лодки.
Для избалованного местной дешевизной москвича путешествие на лодке в Балаклаве, несомненно, самая прекрасная забава. Одно только скольжение по бухте чего стоит! Лёгкая скорлупка неспешно плывёт под балконами домов, что были построены ещё во времена поэта этих мест Куприна. А выход в море? Где песня, которая должна звучать в эти волнующие минуты? Нет такой песни. Поэты бессильны срифмовать сказочность морских променажей. Медленно меняющиеся виды не подвластны никакому описанию. А владелец лодки? О, это уже не тот люмпен из куприновских рассказов! Вспомним одного из них: озорства ради, он раздевался догола на виду у столичных барышень и лихо нырял в море. Какое, согласитесь, бесстыдство! Сегодняшний яличник никогда такого не сделает. Он — интеллектуал. Все владельцы балаклавских лодок — дипломированная, выбитая из прежней колеи, инженерия. Они, как заправские экскурсоводы, расскажут обо всём, что попадёт в поле зрения любопытного туриста. Не путаясь в датах, поведают о любой исторической детали. Покажут, например, место, где затонул легендарный ʺЧёрный Принцʺ. И, конечно, упомянут о грудах золота, лежащего на морском дне. Причём, поведают об этом именно в тот момент, когда ялик проплывает над едва различимыми в воде мачтами затонувшего корвета. Понятное дело, слушая дипломированного сказителя, пассажиры с любопытством всматриваются в глубину и тихо ахают...
Яличник всячески старается сделать всё, чтобы путешествие на его ладье было удобным и разнообразным. Если столичному гостю захочется рыбу поудить, — пожалуйста, всегда наготове удочки. Бесплатно, кстати. Такой вот элемент сервиса. Яличник поможет и в той неприятной ситуации, когда москвича, сроду не видевшего Чёрного моря, укачает. На этот случай у морского извозчика всегда в запасе специальные таблетки. Да и вообще, любой из них знает, — вряд ли стоит перечислять, — множество способов, как привести в чувство укачавшегося на волне сухопутного отпускника.
Интересно, а в каких отношениях между собой яличники? Может быть, они конкурируют, завидуют, враждуют? Всё-таки деньги в их ремесле замешаны. Ничего подобного. Не завидуют и не враждуют. Когда богатый клиент выберет не его, а соседа, яличники никогда не злобствуют друг на друга. У них нравы и порядок, как у таксистов. Все — в очередь. Кто раньше других ткнётся носом своей лодки пристани, тот и пользуется правом первого, кто предложит услуги подошедшему клиенту. А каковы они в море, если встречают друг друга, каждый на своей лодке? Всегда приветливо машут рукой: как дела, дружище? всё ли в порядке? помощь не нужна? В случае неприятности, тут же спешат на выручку. Даже если лодка набита пассажирами и они втридорога обещали заплатить, яличник всё равно подплывёт к попавшему в беду товарищу, а если нужно, то и в Балаклаву вернётся. Не жалея топлива и потраченного времени.
Иногда яличники устраивают на пристани что-то вроде собрания. Это их дела, не будем им мешать. Кучкуются, крупнотелые такие, ростом чуть ли не до самого неба мужики, что-то обсуждают, проблемы какие-то решают, спор, наверное, чей-то сглаживают. И всё по-мирному, по-людски. По завершении собрания дружно усаживаются на парапет. Выберут самого молодого, он смотается за недорогой ягодой, другой молодой — за стаканами...
Вполне допустимо рассказать и об отношениях яличников с владельцами магазинов, разбросанных по набережной. Коммерсанты порой бесплатно одаривают их булками или пирожками. Знают: когда турист, прежде чем сесть в лодку, спросит, чем запастись для морской прогулки и, узнав, что лучше всего взять ʺводички и что-нибудь поестьʺ, яличник непременно укажет на тот магазин, хозяин которого благоволит ему.

…Заканчивается день. Балаклавская бухта чернеет, и звёзды, соперничая с неоном реклам, качаются на воде. Яличники перебираются со своими лодками к месту их ночной стоянки — возле огромного дока, ржавой стеной возвышающегося над берегом. Там есть затишо́к — уютный уголок бухты, определенный местной властью для укрытия лодок. Кто-то из яличников спешит домой, а те, у кого ещё есть силы поработать, начинают что-то перебирать в лодке, ремонтировать. Приноравливаясь к свету уличного фонаря, они рассматривают нутро двигателя, тихо матерятся и ломают голову над неполадкой. Совсем рядом, тут же по набережной прогуливаются туристы. Они замедляют шаг, останавливаясь возле лодок, читают их названия. ʺОй, смотрите — ʺСветаʺ, ʺМарияʺ, ʺНадеждаʺ!ʺ, — раздаются умилённые голоса. Яличники на такую мишуру ноль внимания. Яличники торопятся, работают. Двигатель нужно отремонтировать, завтра он должен быть исправный.