Михаил Веллер

 Отрывок из книги "Мишахерезада"

 
Ну, во-первых, мы не все читали. Обычный большой тираж был сто тысяч, такого на всех желающих не хватит. Полки магазинов были заставлены в основном книгами номенклатурных, партийно одобренных писателей, и их никто не брал. А также уродов из «братских» стран «народной демократии».
Во-вторых, чтобы читать, надо было сначала «достать» — дефицит ведь. Просто так не купишь. Надо знакомиться с продавщицей или директором, оказывать знаки внимания, чтоб они оставляли тебе под прилавком чего хорошего.
В-третьих, интеллигенции после работы делать было нечего, а пила она меньше пролетариата. Чтение было виртуальной формой жизни. А по телику смотреть было нечего, а газет уж вообще никто не читал.
В-четвертых, престиж образования был очень высок. Богачей-то не было, достаток идеологически не поощрялся. Культурный человек в табели о рангах стоял выше некультурного: концерты, выставки, театр, книги, — уж кому что где возможности позволяли. Стеллаж с «престижными» книгами был вроде серванта с хрустальными вазами или голубого унитаза.
В-пятых. Количество наименований приличных книг было очень невелико. Но уж кого поощрительно утвердили в планах издательств — тех переиздавали бесконечно. Таким образом, книги приличные занимали огромный сегмент «рынка спроса». Грубо говоря, все читали одно и то же.
Итак.
Корней Чуковский, Самуил Маршак, Агния Барто, Сергей Михалков. Вот на этих четырех детских поэтах выросли два поколения советских детей. Классные стихи, на всю жизнь запоминались!
А был еще Михаил Ильин с замечательнейшими познавательными книгами «Сто тысяч почему» и «Откуда стол пришел». Как оно все в мире и в хозяйстве устроено.
Королем детской прозы был Николай Носов со сборником рассказов «Мы с Мишкой». Это было так чудесно, это было так смешно!.. А потом он написал «Приключения Незнайки и его друзей» с продолжениями. Это детская литература высшего мирового качества.
Буратино, Буратино!
Аркадий Гайдар издавался такими тиражами, что не читать его было физически невозможно. Мальчиш-Кибальчиш стал фигурой фольклорной. «Нам бы день простоять да ночь продержаться». «И все хорошо, да что-то нехорошо».
Интересно, что переломный возраст для читающего человека — десять лет. Уже не ребенок, еще не отрок. «Королевство кривых зеркал» Губарева уже детсконько. А «Три мушкетера» еще раненько.
Оп:
Осеева, «Васек Трубачев и его товарищи». Александра Бруштейн, «Дорога уходит вдаль». Чудные были книжки. А кто сейчас вспомнит Якова Тайца, Иосифа Дика и сонм коллег? Был тоскливый «Ленька Пантелеев» Леонида Пантелеева и нравоучительно-малоинтересный «Витя Малеев в школе и дома» того же Носова.
И бесконечно перечитываются бесконечные сборники сказок: русские, украинские, армянские, азербайджанские и т. д. Какие-то они не совсем интересные… Гримм, Перро, кто там еще, это еще из младенчества, сколько можно перечитывать…
И тут к пятому классу мир книг начинает стремительно разворачиваться! Их делается много, интересных и совсем интересных!
Издали трехтомник фантаста Александра Беляева! «Ариэль»! «Человек-амфибия»! «Властелин мира»! А еще был Александр Казанцев, а тут появился Иван Ефремов!
Врывается мусорный поток разнообразных «Военных приключений» и «Библиотечки солдата и матроса». Их эстетический уровень отроки оценить не в силах — глотают сюжеты и характеры с ударными фразами. Во главе отряда — «Майор Пронин» Льва Овалова, «умный-умный — а дурак». Следом — «Смерть под псевдонимом», «Кукла госпожи Барк», «Атомная крепость», «Гранит не плавится», «Рассказы о капитане Бурунце», «Капля крови». Современность, интересность, патриотизм.
Жюль Верн! Роскошный двенадцатитомник, серо-голубоватый, отличная бумага и иллюстрации.
Дюма. Дюма — это Дюма. Хотя с первого прочтения тяжеловат отроку: язык, знаете, не очень такой наш обычный. «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» уже остаются на всю жизнь.
Оказывается, есть Майн Рид и Фенимор Купер, и это прекрасно, что они писали такие толстые романы. Каков последний из могикан!
И вплывает блистательный капитан Блад, и даже странно, что Сабатини жил в XX веке!..
У Алексея Толстого был не только «Золотой ключик», который уже взрослому прочтется издевкой. Нет, хрен с ним с «Петром I» — есть «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита»! Эти «повести для юношества» останутся поколениям взрослых, их будут многократно экранизировать, их имена и названия станут нарицательными!
Открывается Джек Лондон. Он был великий писатель, Джек Лондон. Он был самым издаваемым писателем в СССР из всех, кто не входил в школьную программу. Нужны же были в СССР хоть какие-то переводные писатели? А он был социалист, из бедняков, реалист и романтик, оптимист и борец. И он умер, ничего плохого уже не скажет про нас. И платить ничего никому не надо, тем более мы не в концепции, никому за бугром и не платили. Дорогие мои… миллионы и миллионы советских людей были воспитаны на Джеке Лондоне, его северных рассказах и «Мартине Идене», его мужестве и несгибаемом «духе белого человека».
У тебя начинал формироваться вкус. Потому что Алексей Толстой и в блестящих наших переводах Лондон — они писали хорошо.
Гениальный фильм «Последний дюйм» поднял интерес к и так популярному у нас Джеймсу Олдриджу. «Дело чести». «Морской орел». «Герои пустынных горизонтов»!
Митчелл Уилсон. «Брат мой, враг мой». «Живи с молнией» наши уроды велели назвать «Жизнь во мгле».
Хемингуэй и Ремарк заняли место на наших полках в хрущевскую оттепель, и эти не покидали его никогда. Влияние Хемингуэя переоценить трудно. Он уничтожил пафос, патетику, красивость возвышенных фраз и любую нечестность. Хемингуэй — это был стилистический возврат к честности, которую давно забыли как выглядит.
В начале шестидесятых взошла звезда Александра Грина, умершего за тридцать лет до этого в Старом Крыму. Черт возьми! «Алые паруса» в живой жизни пережили сонм его блестящих современников, на празднике «Алые паруса» белый корабль с красными парусами выходит на Неву, и гремит музыка, и танцуют семнадцатилетние…
Настоящая книга — это больше, чем литература. И судить ее надо по иным критериям, чтобы понять…
Бабель, Олеша, Лавренев.
«Тайна двух капитанов» Каверина и «Белеет парус одинокий» Катаева.
«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»!
А были и советские бестселлеры, давно вышедшие из оборота. «Порт-Артур» Степанова. «Мужество» Веры Кетлинской. «Битва в пути» Галины Николаевой. «Живые и мертвые» Симонова. «Русский лес» Леонова.
На рубеже шестидесятых новая литература пошла потоком. «Коллеги» и «Звездный билет» Аксенова, «История одной компании» Гладилина, Кузнецов, Владимов. Рассказы Юрия Казакова и Василия Шукшина.
И — поэзия! Она взлетела в ширь поднебесную, как никогда! Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава! Стадионы. Залы ломились. Двухсоттысячных тиражей и близко не хватало.
Для узкого круга классической интеллигенции всегда оставались Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Цветаева. Бориса Слуцкого читали и почитали уже меньше. Оглушительная слава стихов Константина Симонова к шестидесятым осела. Бродского читал в списках узкий продвинуто-диссидентский круг.
Огромной любовью старших школьников пользовался Эдуард Асадов. Он был прост, он был лиричен, он призывал к хорошему. Девушки также любили Щипачева и Доризо.
А еще в живом обороте, для души, были Багрицкий, Тихонов и — несмотря на присутствие в школьной программе — Маяковский.
Можно что угодно говорить о наличествовавших в школьной программе «Как закалялась сталь» Островского и «Повести о настоящем человеке» Полевого, а также «Молодой гвардии» Фадеева, но без этих трех коммунистических книг, накачанных патриотизмом, энергией и борьбой за светлое завтра, среднего советского человека не существовало.
Поле чтения было до чудесного эклектично!
«Овод» Войнич и «Маленький принц» Экзюпери. Блистательный О. Генри и красиво-стилистичный Паустовский. Ричард Олдингтон и Эдгар По. А также вехово абсурдный ряд: Кафка, Камю, Пруст, Сартр, Ионеску, Беккет, — высокий деграданс.
Появилась высокая когорта прозаиков о войне: Василь Быков, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов.
Перевели Фолкнера, Маркеса, Стейнбека, Франсуазу Саган.
Вдруг все бросились читать и цитировать Лорку. Его убили фашисты! Мы не знали, что убили за гомосексуализм, а не за стихи.
А подписные издания! О, подписные издания! Эти подписки выделяли по лимиту на работе, их перекупали, их доставали как могли. Приложения к «Правде» и «Огоньку», «Известиям» и чему там еще. С серебром и золотом, в коленкоровых переплетах и на отличной бумаге. Тридцатитомный зеленый Бальзак, двадцатитомный лазоревый Голсуорси, четырнадцатитомный серый Мопассан, четырнадцатитомный фиолетовый Лондон, кого только не было. Классные издания, выверенные, корректные, полные.
Стендаль, Гюго, Диккенс, Теккерей, даже Гейне и Лопе де Вега — были живым чтением!.. Если брать чтениехороших книг на душу населения — тут СССР был безусловно впереди планеты всей.
И такая еще вещь. Коммерческого чтива резко не хватало. И с невысокими лобиками людишки читали «Одесские рассказы» Бабеля, Шерлока Холмса, О. Генри и даже Эдгара По, не говоря уж о Зощенке, который еще не был упомянут, — читали как развлекательную литературу, не понимая большей части ее ценности. Но — читали!
Станислав Лем и Рей Брэдбери были фигурами знаковыми у нас. Фантастика — это было серьезно. Гаррисон, Шекли, Азимов, Кларк, — имели миллионы поклонников.
Слушайте, Стругацких читала вся молодая интеллигенция страны! Упивалась, впечатлялась и находила ответы на вопросы.
А потом еще придумали: сдай двадцать кило макулатуры — и на́ талон на покупку дефицитной книги. Потом талонами торговали у пунктов приемки — четыре рубля. И — тиражи Брэдбери и Дюма могли тут достигать четырех миллионов копий за раз!
Семенов со Штирлицем, Пикуль с историей и Булгаков с Мастером — а как же. В топ-десятке.
Понимаете, «Юность» (миллионный тираж), «Новый мир» (двухсоттысячный тираж) и «Литературную газету» (некий охрененный тираж) — читали все, кто смог достать. Публикация там — как пропуск в литературный истеблишмент. Опубликованное там — предписано к чтению и обсуждению меж приличными людьми. Это нормально, это приличествует, это престижно, это штрих достоинства и продвинутости. Это культура, это уважение к себе, это причастность к кругу посвященных. Ну, а поскольку из страны не дернуться, а в стране ни вздохнуть, ни пискнуть, и энергия в человеке частично не востребована и реализации хочет, — вот по этому по всему — чтение было серьезной частью жизни. Вот.

МЫ ПЕЛИ


А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги.

Поезд длинный смешной чудак,
знак рисует, чертит вопрос:
Что же что же не так, не так,
что же не удалось?

Люди идут по свету.
Слова их порою грубы.
Пожалуйста, извините, —
с улыбкой они говорят.
Но тихую нежность песни
ласкают сухие губы,
и самые лучшие книги
они в рюкзаках хранят.

Опять тобой, дорога,
желанья сожжены.
Нет у меня ни бога,
ни черта, ни жены.
Чужим остался Запад,
Восток — не мой Восток.
А за спиною запах
пылающих мостов.
Сегодня вижу завтра
иначе, чем вчера:
победа, как расплата,
зависит от утрат.
А мы уходим рано,
запутавшись в долгах,
с улыбкой д’Артаньяна,
в ковбойских сапогах.

Ты у меня одна,
словно в ночи луна,
словно в степи сосна,
словно в году весна.
Нету другой такой
ни за какой рекой,
ни за туманами,
дальними странами.

В тех странах в октябре еще весна,
плывет цветов замысловатый запах.
А мне ни разу не пригрезился во снах
туманный Запад, неверный дальний Запад.
Никто меня не поджидает там,
моей вдове совсем другое снится.
А я иду по деревянным городам,
где мостовые скрипят, как половицы.

Если друг
оказался вдруг
и не друг, и не враг,
а так.

Над Канадой, над Канадой
солнце низкое садится.
Мне давно уснуть бы надо,
только что-то мне не спится.
Над Канадой небо синее,
меж берез дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
только все же не Россия.

Идет на взлет по полосе мой друг Серега,
мой друг Серега, Серега Санин.
Сереге Санину легко под небесами,
другого парня в пекло не пошлют.
То взлет, то посадка,
то снег, то дожди.
Сырая палатка,
и писем не жди.

Здесь надо сделать перерыв, отложить гитару, затянуться протянутой сигаретой, здесь все молчат, и это молчание в такт, здесь горит свеча в бедной комнате общежития, или фонарь во дворе, или костер в лесу, или автомобильная покрышка в пустыне, здесь еще не решены судьбы, еще бесконечно будущее, еще огромна и могущественна страна, даже если эта мать несправедлива, здесь твоя жизнь ищет свой смысл, твоя любовь жаждет единственное обретение, здесь поколение соединяется в братстве, перед тем как врозь ринуться каждому по тропе трудов и лет, но как связка снопа, как перетяжка прутьев в ветшающей человеческой метле, за тонкой перегородкой памяти всегда здесь звучание и слова, неопределимая значимость настроения и счастливая печаль надежд и грядущих потерь: это ветер времени, воздух эпохи, этот нотный рисунок ложится на душу, как татуировка, и душа твоя томится ощущением неизбежности и непоправимости будущего, проницая грань жизни и смерти и влекомая делами и потерями ценою в жизнь. Короче, хочется выпить и добавить, хочется любви и геройства, хочется гордиться и оплакать величественную и прекрасную трагедию жизни, по возможности собственной. Звенят стаканы, летят искры, мы готовы к судьбе и согласны платить цену, потому что это и есть счастье — платить высшую цену за желанную судьбу.

Министры — шулера,
король — дурак,
шуты, шутя, играют в короля!

Мы мечтали о морях-океанах,
собирались прямиком на Гавайи,
и как спятивший трубач спозаранок,
уцелевших я друзей созываю!
Уходят, уходят, уходят друзья,
одни в никуда, а другие в князья.
В осенние дни и в весенние дни,
как будто в году воскресенья одни…
Уходят, уходят, уходят, уходят мои друзья.

Ах Караганда, ты Караганда,
ты уголек даешь, да на-гора года,
кому двадцать лет, кому тридцать лет,
а что с чужим живу — так своего-то нет.
Ка-ра-ганда!..

Проходит жизнь, проходит жизнь
как ветерок по полю ржи,
проходит явь, проходит сон,
любовь проходит, проходит все.

Покрепче, парень, вяжи узлы.
Беда идет по пятам.
Сегодня ветер и волны злы,
и зол как черт капитан.
Лицо укутай в холодный дым,
водой соленой омой —
и снова станешь ты молодым,
когда придем мы домой.

Песня — это была свобода. Мы пели только то, что не показывали по телевизору, не слышали по радио, не печатали в книжках и журналах. Если прорывался Высоцкий — это была наша победа: это от нас он пришел и к ним тоже, официальным, но не от них к нам.

Корабли постоят, и ложатся на курс,
но они возвращаются сквозь непогоды.
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
я коней своих нагайкою стегаю, погоняю!

Уходим под воду
в нейтральной воде.
Мы можем по году
плевать на погоду,
а если накроют
локаторы взвоют
о нашей беде!
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья!
Спасите наши души, спешите к нам!

Понимаете, любое время имеет свой музыкальный фон. Свой поэтический задник. И этот нестройный мелодичный гул — сумма внутренних движений народа. Скажи мне, что вы поете, — и я скажу вам, что вы за люди. Самовыражение.

А что за мною? Все трасса, трасса,
да осенних дорог кисель,
как мы гоним с Ростова мясо,
а из Риги завозим сельдь.
Что за мною? Доставка, до́быча,
дебит-кредит да ордера,
год тюрьмы, три года всеобуча,
пять войны, но это вчера.
Что за мною — автоколонны,
бабий крик, паровозный крик,
накладные, склады, вагоны…
Гляну в зеркальце — я старик.

Вы слышите — грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки:
вы поняли, куда они глядят.
Вы слышите — грохочет барабан:
солдат, прощайся с ней, прощайся с ней!
Уходит взвод в туман, в туман, в туман,
а прошлое ясней, ясней, ясней!
А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
А по полям жиреет воронье.
А по пятам война грохочет вслед.

Она была во всем права,
и даже в том, что сделала,
а он сидел, дышал едва,
и были губы белые,
и были черными глаза,
и были руки синими,
и были черные глаза
пустынными пустынями.

Нас разбросал людской водоворот.
Идут года, растет зеленый лед,
но все равно: сквозь память напролет
по набережной девочка идет,
она в снегу, как в голубом огне,
она спешит, она идет ко мне.

Пони девочек катает,
пони мальчиков катает,
пони бегает по кругу и круги в уме считает.

В этих песнях, в этих стихах с нехитрой мелодией было все, что надо: романтика и идеал, любовь и смерть, война и подвиг, юность и старость, тюрьма и родина. Иногда это была очень наивная романтика, очень жестокий надрыв и очень примитивная лиричность. Высокая поэзия мешалась с уличным самопалом, как шампанское с сивухой, но искомый эффект достигался: было хорошо.

Кто позабыл своих невест,
кто третий месяц рыбу ест,
кому приносит злой норд-вест
по пуду горькой соли:
Святая Дева, Южный Крест,
Святая Дева, Южный Крест,
Святая Дева, Южный Крест
и твердые мозоли!..

Спасибо вам, святители,
что плюнули да дунули,
что вдруг мои родители
зачать меня задумали
в те времена далекие,
теперь почти былинные,
когда срока огромные
брели в этапы длинные!

Встанем и выпьем поименно за тех, кто вкладывал не уча: что жажда жизни, тоска по счастью, притяжение великих дел и любовь к родине — это одно чувство. Галич, Городницкий, Окуджава, Визбор, Кукин, Анчаров, Клячкин, Ким. Высоцкий. И еще сто…

Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,
из-за озерной выглянув воды.
И кстати, та вчерашняя молочница
уже поднялась, полная беды.
Она была робка и молчалива,
но Ваша честь, от Вас не утаю:
вы несомненно сделали счастливой
ее саму и всю ее семью.
И граф встает. Ладонью бьет в будильник.
Берет гантели. Смотрит на дома.
И безнадежно лезет в холодильник —
а там зима, пустынная зима.

Нет — было одно официальное исключение: пели все:

Ваше благородие
госпожа удача,
для кого ты добрая,
а кому иначе.
Девять граммов в сердце
постой, не зови:
не везет мне в смерти —
повезет в любви!

Обратные примеры были ужасны, когда юные девушки в постукивающих вагонных сумерках затягивали лирично:

Веселей, ребята! Выпало нам
строить путь железный, а короче — БАМ.

Души требовали песен, а петь можно было только то, что знали… Милых певуний хотелось заткнуть и отдать в детский дом на перевоспитание.

В Кейптаунском порту,
с пробоиной в борту,
«Жаннета» поправляла такелаж!

Вот с этого в школе и начиналось самостоятельное существование в социально-эстетическом пространстве. Что логически перетекало в крамолу:

А по Брежневу мы движемся вперед!
Ну а если он, того, маненечко помрет, —
то скажет всю правду нам История,
та самая, которая
ни столько, ни полстолько не соврет!

И не церковь, и не кабак,
и ничего не свято.
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!

У Геркулесовых Столбов лежит моя дорога.
Пусть южный ветер по утрам в твою стучится дверь.
Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
И вина сладкие не пей, и женихам не верь.

Я хотел только сказать, что какое время, такие и песни. Что поешь — то живешь. Нет, ну классик же тоже говорил, типа: ни в чем не выражается душа народа так, как в песнях.

Как на Дерибасовской, угол Ришельевской,
в восемь часов вечера разнеслася весть:
как у нашей бабушки, бабушки-старушки,
четверо налетчиков отобрали честь!

На морском песочке
я Марусю встретил:
в розовых чулочках,
талия в корсете.

И вдали мелькал его челнок
с белыми, как чайка, парусами.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
и когда наши кони устанут степями скакать,
и когда наши девочки сменят шинельки на платьица, —
не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.


ВОЗДУХ КАЛЕНДАРЯ

— 1953 год
Похороны Сталина. Расстрел Берии.
— 1954 год
Начало освоения Целины. Призывы на комсомольские стройки.
Повесть Эренбурга «Оттепель» даст имя эпохе.
— 1955 год
Создание Варшавского договора: соцлагерь против НАТО.
— 1956 год
XX Съезд КПСС, разоблачение культа личности Сталина, осуждение террора.
Восстание в Венгрии, его подавление советскими войсками.
Суэцкая война — Египет с СССР против Израиля с Англией и Францией.
Летает первый советский реактивный лайнер Ту-104.
Начало массового жилищного строительства — «хрущевки».
Выпуск автомобиля «Москвич-402».
— 1957 год
Первый космический спутник Земли — СССР открыл космическую эру.
Антипартийная группа (Молотов, Маленков, Каганович и «примкнувший к ним Шепилов») пыталась сместить Хрущева, который в результате вычистил сталинскую гвардию из Партии.
Всемирный Фестиваль молодежи и студентов в Москве.
Спущен на воду ледокол «Ленин» — первый в мире надводный корабль с ядерным реактором.
Роман Ефремова «Туманность Андромеды».
Фильм «Летят журавли».
— 1958 год
Скандал с присуждением Нобелевской премии Пастернаку фактически за «Доктор Живаго».
Восьмилетнее школьное образование стало обязательным, в вуз можно поступать только с двухлетним трудовым стажем.
Фильм «Последний дюйм».
Выходит автомобиль «Волга», «Победа» снята с производства.
— 1959 год
Впервые человечество увидело обратную сторону Луны — снимок передан советской космической станцией.
Победа революции на Кубе — первое социалистическое государство в Западном полушарии.
Всесоюзная перепись населения — нас 209 миллионов (в 1989 г. будет 286 млн).
Урезание личных подсобных участков, запрет держать скот.
Фильм «Баллада о солдате».
— 1960 год
1 мая над Свердловском сбит американский разведывательный самолет У-2, пилот Френсис Гари Пауэрс захвачен.
Сокращение армии «миллион двести» (вместе с сокращениями 1955 и 1958 гг. это составит 3 млн 300 тыс. человек).
«Год освобождения Африки» — 17 стран обрели независимость, колониальная система ликвидируется.
— 1961 год
Полет Гагарина в космос.
Денежная реформа: укрупнение 1 за 10, маленькие купюры.
Испытания 100-мегатонной супербомбы на Новой Земле.
Президентом США становится Кеннеди.
Построена Берлинская стена.
Запущен первый агрегат Братской ГЭС — крупнейшей в стране, самой знаменитой всесоюзной стройки.
Самый многотиражный в мире литературный журнал «Юность» (выходит с 1955 г., главный редактор Валентин Катаев) печатает «Звездный билет» Аксенова. Евтушенко, Вознесенский, Аксенов и Окуджава — главные авторы молодой половины читающей страны.
XXI Съезд КПСС принимает 20-летнюю программу построения коммунизма.
Сталина выносят из Мавзолея.
— 1962 год
Карибский кризис: грань ядерной войны.
Неурожай, закупки зерна в США, хлеб с гороховой и кукурузной мукой, повышение цен на продукты.
Хрущев в Манеже на выставке современной живописи: скандал!
Фильм «Человек-амфибия».
— 1963 год
Договор о запрете ядерных испытаний в атмосфере, в воде и в космосе подписали США, СССР и Англия.
Убийство Кеннеди.
На Пленуме ЦК КПСС Хрущев громит молодых писателей.
В советском прокате — фильм «Великолепная семерка».
Наши хоккеисты — чемпионы мира!
— 1964 год
Хрущев дает Героя Советского Союза Насеру. Заполняется водохранилище Асуанской плотины, которую СССР строит Египту.
Суд дает Бродскому 5 лет трудовой ссылки.
Снятие Хрущева. Пришли Брежнев, Косыгин, Подгорный.
— 1965 год
Советская космическая станция «Венера-3» впервые достигла поверхности планеты!
Америка развернула войну во Вьетнаме, СССР помогает Вьетконгу.
— 1966 год
Смерть Королева, имя Генерального Конструктора рассекречено.
Суд над Даниэлем и Синявским (симптом конца «оттепели»).
Журнал «Москва» публикует роман Булгакова «Мастер и Маргарита».
— 1967 год
Шестидневная арабо-израильская война.
Убийство Мартина Лютера Кинга.
Солженицын завершил написание «Архипелага ГУЛАГ».
В Боливии убит Че Гевара.
— 1968 год
«Пражская весна». Советские танки в Чехословакии. Появление диссидентов.
Студенческие волнения в Париже, Германии, Италии, кампусах США: «революция цветов», «сексуальная революция», хиппи, ЛСД.
Убийство Роберта Кеннеди.
Гибель Гагарина.
— 1969 год
Советско-китайские бои за остров Даманский.
Американские астронавты высадились на Луне.
— 1970 год
Арест члена «Черных пантер» Анджелы Дэвис.
Автогигант в Тольятти выпускает «жигули» — советский «фиат».
Нобелевская премия по литературе присуждена Солженицыну.
Выходит «Белое солнце пустыни».
— 1971 год
Умер Хрущев.
При приземлении погибли космонавты Пацаев, Волков и Добровольский.
Александр Галич, бард и диссидент, исключен из Союза писателей СССР.
— 1972 год
Убийство израильских спортсменов на Мюнхенской олимпиаде.
Высылка Бродского из СССР.
Президент Садат выслал из Египта советских специалистов.
— 1973 год
Военный переворот в социалистическом Чили, убит президент Альенде.
Арабо-израильская война, советские авиация и ракетчики в египетских рядах.
В телевизоре потрясение: «Семнадцать мгновений весны».
— 1974 год
БАМ объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.
Солженицын выслан из СССР.
Барышников остался в Канаде после гастролей театра.
— 1975 год
Во Вьетнаме победили северные коммунисты, американцы эвакуируются из Сайгона.
Восстание на большом противолодочном корабле «Сторожевой».
— 1976 год
Беленко угнал в Японию свой «МиГ-25».
Эмигрировал во Францию Гладилин, родоначальник «молодежной прозы» эпохи оттепели.
— 1977 год
Принята новая Конституция СССР взамен «сталинской» 1936 года.
— 1978 год
Матч за звание чемпиона мира по шахматам в Багио между Карповым и эмигрировавшим в Швейцарию Корчным.
«Новый мир» печатает трилогию Брежнева «Малая земля», «Возрождение», Целина».
«Метрополь», неподцензурный альманах реально ведущих писателей.
— 1979 год
Исламская революция в Иране.
Ввод советских войск в Афганистан.
— 1980 год
Московская олимпиада.
Смерть Высоцкого.
В Польше возник профсоюз «Солидарность».
Началась Ирано-Иракская война.
Арестован и сослан в Горький Сахаров.
Умер вечный брежневский предсовмина Косыгин.
— 1981 год
Да разве что съехавшего на лекции в США Аксенова лишили гражданства.
— 1982 год
Умер Брежнев. Страна затрещала в последних усилиях и спазмах.
— 1983 год
Вот на этом, собственно, и кончилась эпоха. Кончился «развитой социализм», схоронили Андропова и Черненко, сложили анекдоты о гонках на лафетах и исполнении обязанностей после тяжелой болезни не приходя в сознание.
А в пространстве долго оставалось: Юрий Власов стал чемпионом по штанге в Риме Олимпиады-1960, Попенченко нокаутировал чемпиона Великобритании на второй минуте, битлы были выше любых эталонов, еврейская эмиграция семидесятых пресеклась с Олимпиадой-80, средняя продолжительность жизни выросла до семидесяти лет, лучший концерт года по телевизору — на День милиции 9 ноября, а телевидение пришло только на рубеже шестидесятых, а в восьмидесятые стало заменяться цветным.