Наталия Мавроди


(Рассказ из серии "Картинки памяти", 1915 год)

«Уснула Тасенька. Умаялась бедняжка!», –Дуняша, вошла в летнюю кухню, неся перед собой большую кастрюлю с водой. «И как же нынче ее зубки мучают! А тут еще жара эта! Дождя бы...» – продолжила она, ставя кастрюлю на печь.
Даша ничего не ответила, только слегка кивнула головой. «Да, хорошо бы, – подумала она. – Как я устала, кто бы знал!» – и вздохнув, осторожно вынула из большого абрикоса косточку.
Сегодня она варила варенье из абрикосов. Абрикосы были крупные, как персики, с красными бочками. Это было её любимое варенье: косточки надо было вынимать так, чтобы половинки не распались, а потом в пустые абрикосы она закладывала ядра грецких орехов.
Даша совсем не выспалась. Тася действительно плохо спала, ночь получилась мучительной. А тут еще в голову лезли всякие мысли. Илья опять поздно пришел домой. Она наговорила ему всякие глупости о том, что она устала, что, наверное, у него кто-то появился, что она совсем не живет, а чувствует себя так, будто стала какой-то домашней вещью и что-то еще в этом духе. Но хуже всего было то, что Илья ничего на это не ответил: не стал ужинать, лег спать. Даша ночь провела в детской. К утру задремала вместе с обессилившей от беспокойной ночи Тасенькой. Дуняша не стала будить утром хозяйку, сама накрыла завтрак для Ильи Николаевича. Обедать в перерыв он не пришел. Что-то у них не ладилось.
Даша в последнее время стала раздражительной, ее ничего не радовало, казалось, что жизнь прошла и ничего хорошего впереди уже не будет. Разве такой она представляла себе семейную жизнь?!
Илья был на восемь лет старше ее. Даша любила мужа и гордилась им, все, что он имел, добился своим трудом. В тринадцать лет ушел из дома, уехал из деревни в город. Работал и в порту, и на заводе. Потом, скопив денег, поехал учиться в Москву, и вот теперь все чаще поговаривали о нем как о будущем коммерческом директоре завода. Может действительно он задерживается на работе?
Дуняша подсела рядом и взяла абрикос.
— Не надо, я сама, – попросила Даша, – займись глаженкой. А то мы не услышим, если Тася проснется. Она такая беспокойная.
Даше нужно было побыть одной. «Что бы я делала без Дуняши?», – с теплотой, глядя вслед уходящей девушке, подумала она.
Они были почти ровесницами. Евдокия, так она представилась при первой встрече, жила с ними уже почти год. Она появилась в их доме сразу после рождения Таси. Ее брат был извозчиком при заводской конторе, в которой работал Илья. Узнав о том, что у Ильи Николаевича родилась дочь, он поинтересовался: не нужна ли им домработница, и предложил услуги своей сестры Евдокии. Сам Степан уже три года служил в городе. Ему очень нравилась городская жизнь, хотелось и сестру вывести в люди: поживет в культурной семье, пообтешется, обучится готовить городские блюда, одеваться и говорить по-городскому, а там, глядишь, и замуж выйдет. Девушка она работящая, спокойная, рассудительная, да и самой Евдокии уж больно нравились рассказы брата о городской жизни. А тут, как раз, подвернулся удобный случай. Ему была симпатична молодая чета. Дарья Григорьевна всегда аккуратная, модно одетая, с приветливой улыбкой, нравилась Степану, она не корчила из себя барыню, как жены других служащих. Да и чувствовалось, что хозяйка она хорошая. Степан бывал несколько раз в их доме, когда приезжал за Ильей Николаевичем. Отношение к людям у них было уважительное, поэтому лучших хозяев для своей сестры он и не желал. Так в доме появилась Дуняша.
Поначалу она вела себя скованно, конфузилась от того, что не знала многого из обихода городской жизни, стеснялась своей речи, пыталась называть Дашу «барыней», а Илью – «хозяином», но при всем этом, была девушкой сообразительной и быстро приобрела городской налет. Даша запретила ей называть себя барыней и сообщила, что если Дуняша будет и дальше отказываться кушать с ними за одним столом, им придется расстаться. Она стала членом их семьи.
Внешне Евдокия была настоящей красавицей: высокая, статная, голубоглазая, с толстой русой косой, которую короной укладывала на голове, и с густым, будто нарисованным, румянцем. Походка плавная, величавая, и, вообще, от нее исходило удивительное спокойствие. В редкие дни, когда приходила Дашина мама, Даша с Дуняшей отправлялись вдвоем в поход по магазинам. Даша ловила восхищенные взгляды молодых людей, обращенные на ее спутницу, подсмеиваясь, сообщала ей об этом, от чего Дуняша смущалась, и ее румянец становился еще ярче. Да, у Дуняши все впереди!
Даша неожиданно вскрикнула от боли. Она сразу не поняла, что произошло. Это была оса. Задумавшись, она не заметила ее. Оса лежала в тазу с абрикосами и едва заметно шевелила лапками. Даше стало жалко осу и себя тоже: она показалась себе такой же осой – жалит от безысходности и сама же от этого страдает. Зачем она вчера наговорила все это Илье? Нужно было спокойно поговорить. Ему, наверное, надоели ее истерики. Он приходит домой усталый, но вместо приветливой улыбки, его встречает постаревшая, располневшая и вечно недовольная жена.
Даша встала, подошла к серванту и посмотрела на свое отражение в небольшом зеркале, встроенном в дверцу. Она пыталась увидеть себя со стороны: черные блестящие волосы, заплетенные в косу, были уложены на затылке, но короткие непослушные завитки на лбу и висках, предавали ей кокетливый вид. Волосы были длинные и тяжелые, от чего она всегда ходила со слегка откинутой назад головой. Когда они поселились в этом районе, соседи из-за этого ее поначалу считали гордячкой, думая, что она смотрит на всех свысока. Ворот платья в бело-голубую полоску с рюшами на стойке был слегка расстегнут, и позволял видеть гладкую смуглую шею. Ей шел двадцать второй год. Да, она была не так молода, как пять лет назад, когда выходила замуж, немного располнела после рождения дочки, но в целом осталась довольна тем, что увидела в зеркале. Нужно серьезно поговорить с Ильей. Почему он вчера промолчал? Ей так хотелось, чтобы он подошел, обнял и сказал, что понимает, как ей тяжело и, что он любит ее, как говорил это раньше, не хотелось стать привычной для него.
Даша управилась с абрикосами, засыпала их сахаром, накрыла полотенцем и оставила до завтра. Сняв фартук, вышла на крыльцо летней кухни.
Кухня представляла собой небольшой флигель, который находился за домом, двери выходили в маленький дворик, образованный стеной дома, соседским забором и штакетником, за которым начинался сад.
Возле забора и штакетника на клумбах росли розы, а дворик был вымощен булыжником.
Даша ощутила легкое дуновенье ветра. Это было так приятно, после изнуряющей жары последних дней!
«Может действительно будет дождь? – Даша заметила, как потемнело небо с востока. – Хорошо бы... Все оживет».
Ветер подул настойчивей.
Пока Тася спит, можно немного пошить. Она шила себе платье: через две недели Тасеньке год. Боже, как быстро летит время! Вторая половина года покатится еще быстрей. А там и новый 1916...
Войдя на веранду, Даша отдернула гардину и пошире открыла окно.
Швейная машина стояла напротив открытого окна, но Даша решила заняться тем, что можно делать вручную, пусть протянет сквозняком.
— Может закрыть окна в комнатах? Сквозняк сильный, похоже гроза будет – ветер такой поднялся! Да и пыли-то! – на веранду вышла Дуняша.
— Не надо. Пусть проветрится. Закрой только дверь в детскую. Совсем дышать нечем.
— Ой, слепой дождь! Смотрите, какие капли! – Дуняша подошла к окну и, как на чудо, смотрела на крупные капли, которые падали на раскаленный подоконник и, расплываясь, почти сразу исчезали.
Светило яркое солнце, и казалось, что это не капли воды, а яркие переливающиеся камешки сыпятся с неба. Прошло несколько минут, и дождь прекратился также неожиданно, как и начался.
Стукнула закрывающаяся калитка и Даша услышала шаги по дорожке к дому: Илья возвращался с работы.
— Илья Николаевич. Пойду накрывать на стол, – Дуняша замялась. – Где накрывать на веранде или в столовой?
— В столовой. Я не хочу кушать. Потом выпью чаю. – Даша склонилась над шитьем и попыталась сделать равнодушный вид. Это плохо получалось.
Илья вошел на веранду, сдержано поздоровался, спросил, как Тасенька, Даша ответила, что спит. Он помедлил, хотел еще что-то добавить. Даша сказала, что кушать не будет и, что ему накроет Дуняша, уткнулась в шитье.
«Нет, я что, совсем для него перестала существовать?! Ни слова о вчерашнем! Мы так и будем молчать?» – Даша со злостью пыталась вдеть нитку в иголку.
«Как ей объяснить, что у меня свои дела? С рождением Таси ее, как подменили. Только и разговоров о том, как Тася спала, ела, сколько плакала. Она ничего не слышит и не видит кроме этого. Хотя можно понять, она столько перенесла...»
Илья переоделся, поужинал и расположился в кресле с книгой: «Ничего, все образуется. Пусть успокоится. Говорить сейчас все равно бесполезно, опять начнет кричать и злиться. Она слышит только себя».
«У нас с самого начала все шло не так», – Даша опять вспомнила свадьбу. Вспомнила удивленный, неодобрительный шепот за спиной, когда их поздравляли родители, и отец вместо «Да благословит вас Бог!» сказал «Да благословит вас природа».
Потом поездку на Пасху в деревню к родителям мужа. Это было почти сразу после свадьбы.
В церкви она услышала разговор двух женщин, которые говорили нарочито громким шепотом, чтобы слышно было всем вокруг.
Даша машинально посмотрела в ту сторону, куда указала вторая, и поймала на себе взгляд девушки.
— Скоро рожать, а кто отец и не известно. Бедные родители, а еще поповская дочка! – добавила вторая.
Даша искоса посмотрела на Илью, он, казалось, всецело был поглощен службой. Она так и не поняла: слышал он разговор или нет, но спрашивать никого не о чем не стала. Разговор долго преследовал ее, и сейчас она вспомнила его опять. Илья нравился женщинам, да и он умел расположить к себе, с ним кокетничали даже пожилые женщины. Даша гнала противную, как заноза, мысль. Потом у них родилась дочь, которая умерла при родах, потом близнецы-мальчики, Владимир и Георгий, они умерли через полгода с разницей в месяц. Потом родилась Тасенька...
Даша не заметила, как пошел дождь. Резко пахнуло прохладным ветром и она услышала непонятный треск и, как ей показалось, что-то сверкнуло.
«Даша! Даша!», – каким-то чужим голосом закричал Илья. Даша вскочила и побежала в кабинет.
Первое, что она увидела, это была огромная круглая дыра в гардине с черным кольцом по краям.
— Молния! Это была шаровая молния! Светящийся шар! Я видел, как он летел! – на бледном лице мужа Даша видела только широко открытые глаза. У него был вид человека, перенесшего сильное потрясение. – Если бы ты видела, какая это сила!
И тут только Даша поняла, что произошло. Ведь сейчас кого-то из них могло не быть! Как глупо, как все глупо! Какими мелочными показались ее подозрения!
Она подошла и уткнулась лицом в грудь мужа. Он обнял ее за плечи и, когда она подняла голову и посмотрела ему в глаза, то увидела, что он улыбается. Улыбается, как маленькой девчонке, такой она и почувствовала себя сейчас.
— Я глупо себя веду? – спросила она. Это прозвучало, как просьба о примирении.
— Нет, ты просто устала.
Даше стало совсем легко: он любит ее. Это она ведет себя глупо.
— Треск, я слышала треск, – вспомнила она, – может на веранде пожар?
Пожара не было, но швейная машина была разрезана надвое, будто ее распилили пилой. Машину подарил ей Илья на последний день рождения.
Увиденное настолько потрясло Дашу, что она, остолбенев, смотрела на машину и не могла отвести взгляд.
— Давай больше не ссориться... – выдохнула она.