Елена Сазанович

12 декабря 1792 года ушел из жизни великий русский драматург Денис Иванович Фонвизин…

«Умри, Денис, лучше не напишешь…» Эту фразу однажды изрек князь Потемкин-Таврический. Очень давно. Аж в конце XVIII века. Изрек в промозглый осенний петербургский вечер.

Неторопливо выйдя из Вольного российского театра. И подозвав к себе сочинителя… Вообще-то он сказал более ясно и конкретно: «Умри теперь, Денис, или хоть больше ничего уже не пиши: имя твое бессмертно будет по этой одной пьесе». И возможно, вовсе не Потемкин ее сочинил. А какой-нибудь прогрессивный студент, фамилию которого мы никогда не узнаем.

История предпочитает громкие имена. Вот Потемкину-Таврическому и повезло. Поскольку фраза стала крылатой. И не раз взмахивала крыльями и летела прямо на торжество чьего-либо успеха. В любой год. В любое время суток. В любую погоду.

Пожалуй, только в нынешнее время крылья крылатой фразы потускнели и опустились. Все меньше тех, кто ее заслуживает. А еще меньше тех, кто бы ее повторил для одобрения чужого успеха. И фраза сократилась до минимума: «Умри, Денис…» И уже может означать разное. Например, просто зависть к успеху. Ошеломляющему успеху. Каким и пользовалась пьеса Фонвизина «Недоросль».

«Умри, Денис…» А Денис стал бессмертным. Денис Иванович Фонвизин. Великий русский писатель, один из самых известных русских литераторов екатерининской эпохи, создатель русской бытовой комедии, драматург, публицист и переводчик. Общественный деятель. Мыслитель и просветитель. Один из первых (если не первый), кто попытался вдохнуть жизнь (или реализм) в искусственное искусство. И ему это удалось. Хоть и на время. Искусство вплоть до Крылова и Пушкина по-прежнему желало быть искусственным. Декларативным и субъективным. Отвлеченным и немножко самовлюбленным. Сентименталисты по-прежнему хотели страдать и переживать. Просветители хотели просвещать. Романтики – вздыхать. Искусство не желало стать свободным. Даже от себя.

Фонвизин же свою жизнь посвятил свободе. Для державы. Для искусства. Для себя. Что и подтвердил… Ну кто еще, как не Пушкин. В «Евгении Онегине»: «Там в стары годы, / Сатиры смелой властелин, / Блистал Фонвизин, друг свободы, / и переимчивый Княжнин…»

А сам Фонвизин утверждал, что «искусство есть подражание природе, но что природа должна являться в искусстве украшенною и облагороженною. Вследствие такого взгляда из искусства были изгнаны естественность и свобода, а следовательно, истина и жизнь, которые уступили место чудовищной искусственности, принужденности, лжи и мертвенности…»

Василий Осипович Ключевский назвал «Недоросль» «бесподобным зеркалом» русской действительности. И какова была действительность Фонвизина? И в какой действительности он жил? И какой действительности сопротивлялся?

Он был потомком старинного лифляндского рыцарского рода. Фамилия которого еще долго, до середины XIX века писалась в два слова. Фон – Визин. Хотя… Ну опять же – кто еще, как не Пушкин, считал слитное написание самым верным. Той фамилии, которая была, по его словам, «из перерусских русской». Как и сам Денис Иванович… Он получил прекрасное домашнее образование, как и было положено дворянину. Затем – учеба в гимназии. И, наконец, как лучший ученик философского факультета Московского университета он послан в Петербург. Где неизбежно познакомился с Ломоносовым и Сумароковым.

Карьера Фонвизина с первого взгляда удается. Ему нет еще двадцати, когда он становится переводчиком в коллегии иностранных дел. Ему нет и тридцати, когда его назначают секретарем графа Никиты Ивановича Панина, крупного политического деятеля екатерининских времен. Позднее, по его поручению, Фонвизин пишет «Рассуждение»- политический трактат в форме памфлета, остро критиковавший порядки самодержавия. Тиранию власти Екатерины. И прямо угрожает насильственным переворотом, в случае если не будут проведены конституционные реформы.

Это сочинение быстро разошлось в списках. И оказало огромное влияние на декабристов. Как дипломат Фонвизин много путешествует по Европе. И пишет свои знаменитые «Записках первого путешественника», в которых правдиво рисует обстановку во Франции накануне революции… Вообще ко всему заграничному он относился примерно как и Ломоносов. «Славны бубны за горами…» Поэтому его остро сатирическая комедия «Бригадир», в которой он разоблачает преклонение молодежи перед всем заграничным, пренебрежение ко всему русскому, долго не ставилась. Зачитывалась автором вслух. И восторженно принималась передовой молодежью.

Фонвизин был истинным патриотом своего Отечества. Если власть разрушающая – быть патриотом значит идти против нее, что требует мужества. Если власть созидающая – быть вместе с ней, что требует не меньшего мужества тоже. Как писатель и общественный деятель он видел жестокость власти. И цинизм ее прихлебников. И продажность судей. И преступность богатых и наглых. Он видел рабов. И видел хозяев. Он видел все пороки самодержавия. И усмешку над законом.

Нет, не просто видел. Он это разоблачал. Его творения были такими же остроумными и умными, как потом и творения Крылова. Такими же правдивыми и свободными, как потом творения Пушкина. Такими же афористичными и философскими, как потом творения Грибоедова. И такими же современными. И бессмертными.

Власть – прежде всего сама Екатерина – возненавидела Фонвизина. И ничего ему не простила. Фонвизину запретили печататься. Пятитомное собрание его сочинений, готовое к выходу в свет, не издали. А затем эта драгоценная рукопись вообще «куда-то» исчезла. И, наверняка, многое из той «утерянной» рукописи до нас так и не дошло. Хотя многие его произведения распространялись из рук в руки в списках, в рукописях.

Впрочем, нам бы сегодня хотя бы прочитать или перечитать его «Недоросля». Это был бы подвиг, особенно для тех, кто по невежеству не любит или презирает чтение. И не бойтесь – пьеса читается очень легко! И если себя там «случайно» узнаете – ничего страшного! Иногда полезно посмотреть на себя со стороны. Как и на жизнь – со стороны. Которая, по словам Белинского, выставлена»как бы на позор, во всей наготе, во всем ужасающем безобразии и во всей ее торжествующей красоте».

Это истинно революционная пьеса, написанная после жестокого подавления Пугачевского восстания. Написанная в условиях страшной реакции. Нет, она не о революции. И не о том, как ее готовить. Хотя революция вполне возможна всегда. Как и война. Поскольку линия фронта четко обозначена Фонвизиным. На одной стороне – враги всему свету. На второй – друзья всему разумному, доброму, вечному. И вот-вот начнется война. Извечная война между добром и злом. Народом и «хозяевами жизни». Между Богом и дьяволом.

Эта война неизбежна. Пока властвуют и торжествуют недоросли, недоумки и моральные уроды – Митрофанушки. Пока существует извращенная тиранка Простакова, морально изнасиловавшая своего сына, «презлая фурия, которой адский нрав делает несчастье целого их дома». И жестокий крепостник Скотинин с животной сущностью своих любимых свиней. Абсолютно уверенный в своей безнаказанности и правоте: «Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи»! И невежественный и забитый Простаков, полностью затравленный своей сумасшедшей женой: «Я женин муж… При твоих глазах мои ничего не видят…»

Духовность вступает в схватку с бездуховностью. Искренность с коварством. Благородство с низменностью. По другую сторону фронта – Стародум, его племянница Софья, Правдин и Милон. Они уверены, что служить обществу и есть цель жизни. Что учение способно облагородить любого человека. А невежество и хамство могут подточить любое государство…

Увы, но зачастую добро даже в произведениях менее наглядно и выразительно. Потому что скромнее. Зло всегда ярче, потому что наглее. И невольно писателю лучше удаются отвратительные персонажи. Они даже из-под пера подло вылазят, чтобы заявить о себе во всеуслышанье: «Мы всегда есть и всегда будем, бойтесь нас!..»

Так «комедия нравов», комедия быта дикой безнравственной семьи провинциальных помещиков перерастает в трагедию всего человечества. В центре которой – госпожа Простакова. Этакая весьма колоритная фигура. Самодурка и деспот, уверенная, что все позволено, поскольку есть «указ о вольности дворянской». Позволено унижать и оскорблять. Всех ненавидеть и быть правой в этой ненависти. Сумасшедшая старуха по сумасшедшему любит только своего сына. И даже это ее не оправдывает. Скорее – наоборот. Самая ее сильная страсть не делает ее человечнее. Напротив, она выражается в каких-то неприятных, животных, изощренных инстинктах.

Безграмотная и невежественная мамаша цинично заботится об «образовании» сыночка. Хотя учителей набрала «ценою подешевле». Хитрая и жадная фурия дает советы Митрофану: «Друг мой, ты хоть для виду поучись, чтоб дошло до ушей его, как ты трудишься… Насчет деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке… Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не любит…»

Мир Простаковых и Скотининых хочет поработить любую судьбу, чтобы иметь право ею распоряжаться. Они способны на любое насилие. Впрочем, разве по-другому они умеют жить?..

Финал – как возмездие. Любимую мамочку предал любимый сыночек. Она потеряла имение и сына. Митрофанушка пошел дальше Простаковой. Что-то вроде: «Я тебя породил, я тебя и убью». В данном случае: ты породила чудовище, оно тебя и убьет. Поскольку более всех ненавидит: «Вот злонравия достойные плоды».

В этому году Денису Ивановичу Фонвизину исполнилось бы 270 лет. Кто-то об этом вспомнил? Наш мир стал гораздо циничнее и наглее. Воинственнее и деспотичнее. Лицемернее и невежественнее. Где не счесть митрофанушек и простаковых! Они по-прежнему грубо ломают чужие судьбы и рушат чужие жизни… «Умри, Денис?..» Нет. «Не умирай, Денис!..»

У настоящей литературы нет возраста. Как и смерти. Несмотря на переменчивое время. Когда меняются государство. Нравы. Мораль. Язык. Стиль. Мода. Быт. Литература тут ни при чем. Настоящие писатели всегда вне времени и вне быта. И живые. И мертвые… Впрочем, настоящие писатели никогда не умирают. Они всегда с нами. И всегда с нами говорят. Живым словом. Как Денис Иванович Фонвизин. Как и другие писатели, которые потрясли мир.

Елена Сазанович, 

член Союза писателей России