Светлана Замлелова

Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»

В самом деле, где бы ни заговорили о русском языке, непременно вспомнят и тургеневские строки. А слова «великий и могучий» давно стали перифразом, обозначающим русский язык. Стихотворение это появилось отнюдь не случайно, и написано не под влиянием мимолетного порыва. В предельно сжатой форме Тургенев выразил отношение к теме, давно и горячо его волновавшей. С полным правом можно назвать Тургенева настоящим борцом за чистоту и правильность русского языка. В этом отношении он считал себя учеником и последователем Пушкина. 
В знаменитой речи на открытии памятника А.С. Пушкину Тургенев назвал заслуги поэта перед Россией достойными национальной признательности, поскольку русскому языку Пушкин сумел дать окончательную обработку. В результате этой обработки, считал Тургенев, русский язык «по своему богатству, силе, логике и красоте формы признается даже иностранными филологами едва ли не первым после древнегреческого». 
Известный западник, Тургенев даже и славянофилов недолюбливал из-за… русского языка. Ведь мечты славянофилов вернуться к прежнему, допетровскому, укладу неизбежно подразумевали и возвращение к прежнему языку. Но тот, допетровский, язык, по мнению Тургенева, был настолько тяжел, что и мысли-то свои излагать на нем было трудно. И только с Пушкина русский язык достиг наконец своего совершенства, «развился так богато, сложился так поэтично». 
Эта горячая, ревнивая любовь к родному языку сочеталась у Тургенева с верой в народ, в его «прекрасное будущее», о чем он неоднократно писал и говорил. В том числе в знаменитом стихотворении в прозе: «…Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» В воспоминаниях о Тургеневе писатель-публицист Н.В. Щербань рассказывал, как однажды, участвуя в разговоре о «судьбах России», Тургенев заметил: «И я бы, может быть, сомневался в них, но язык? Куда денут скептики наш гибкий, чарующий, волшебный язык? Поверьте, господа, народ, у которого такой язык, народ великий!» О том же примерно поведала и детская писательница С.И. Лаврентьева, в разговоре с которой Тургенев также говорил о своей вере в «прекрасное будущее» народа, «выработавшего такой язык». 
В своих собственных воспоминаниях писатель признавался, что преданность его «началам, выработанным западною жизнью, не помешала <…> живо чувствовать и ревниво оберегать чистоту русской речи». 
Это чувство языка у Тургенева было настолько же обостренным, настолько тонким, насколько у выдающихся композиторов и музыкантов бывает тонким музыкальный слух. Неуместное, неточное слово, коряво построенная фраза, иностранные заимствования вызывали у него почти физические страдания. Именно такое впечатление производят его высказывания о языке, рассыпанные в письмах и статьях, в воспоминаниях и романах. Едва ли не первое, на что он обращает внимание в любом тексте – будь то переписка, литературно-критические или естественнонаучные изыскания, поэзия или проза, – это язык, то, как именно автор владеет словом. И первым делом он отмечает, насколько точен, уместен, красив и правилен язык пишущего. 
Выше и лучше пушкинского языка нет ничего, по мнению Тургенева. Из Пушкина целиком вышел, выработался и Лермонтов – та же сжатость, точность и простота. Но у Лермонтова, считает Тургенев, «кое-где проглядывает рисовка, он как будто красуется…» Самый талантливый из русских беллетристов – Л.Н. Толстой, но… «слог его крайне неправилен, полон галлицизмов, запутан и т.д. У Толстого прекрасное понимание красоты, образов, положений – грамматического же чутья никакого». Выдающимся по праву писателем считал Тургенев Гончарова. А вот с точки зрения языка Гончаров «правилен, широковещателен, сух и скучен». Гениален Гоголь. Однако «что же касается до его слога, то он никуда не годится, Гоголь почти не знал по-русски <…> Слог его запутанный, отличающийся чисто малороссийской мешковатостью…» Другое дело русский язык Белинского – это «славный язык, ясный и здоровый». Язык же Герцена «до безумия неправильный», однако же приводит в восторг: «живое тело». А вот у кого по-настоящему хорош язык, так это у А.Н. Островского – «эдаким славным, вкусным, чистым русским языком никто не писал до него».
Читая тургеневские письма, убеждаешься, что не было для него худшего оскорбления, чем обвинения в написании художественных произведений не по-русски. «Я никогда, ни единой строки в жизни не напечатал не на русском языке!» – восклицал он с обидой, обращаясь к разным лицам. Такое обвинение, по его мнению, равносильно отрицанию всякого таланта и зачислению в бездари (или в графоманы, как сказали бы сегодня). Писатель, пишущий, а уж публикующийся и подавно, не на родном языке, – вовсе никакой не писатель, утверждал Тургенев. Это всего лишь «мошенник и жалкая, бездарная свинья». 
Но долг писателя не только в том, чтобы использовать родной язык, но и беречь его, хранить чистоту его «как святыню» и – Боже упаси! – не заимствовать иностранных слов, не брать у тех, кто беднее. Такие советы Тургенев дает и собратьям по перу, и тем, кто еще только начинает, делает первые шаги в литературе. Кого-то он призывает избавляться от красивостей, лишенных точности и живой, настоящей красоты. Кому-то настоятельно советует не допускать в язык галлицизмы, понимая под галлицизмами не просто французские слова, но обороты, не типичные для русского языка, появившиеся после перевода с французского на русский, – ведь во времена Тургенева для многих его соотечественников французский язык был первичен. 
Любопытно, что сегодня, несмотря на засилье англицизмов в русском языке, большинство сограждан, совершающих, в соответствии с «трендом», свой «шопинг» в дни «сейла», с целью, например, изменить «лук», отнюдь не владеют английским языком. Зато и по-русски начинают говорить коряво, не просто смешивая английские слова с русскими, но и повторяя вслед за плохими переводами голливудских фильмов обороты, неправильные для русского языка. То и дело можно услышать, а то и прочитать: «ты в порядке?» или «мне было десять» (вместо «мне было десять лет») и т.д. 
В свое время Тургенев утверждал, что добросовестному писателю следует избегать такого подхода. Нужно взять за правило, призывал он: не заимствовать бездумно иностранные слова, не использовать штампов или ходячих выражений, которые в большинстве своем неточны и даже пусты. Нужно стремиться к тому, чтобы «ясно, просто и сознательно верно воспроизводить словом то, что пришло в голову». 
Другой совет, постоянно встречающийся в письмах к писателям, это писать проще. Надо писать, чтобы рассказать, а не чтобы доказать. Писать уверенно, бойко, быстро, искренно. В художественном тексте не нужны доказательства, подробные и многословные разъяснения, что делает текст вязким и скучным; не нужна слащавость или вычурность, заменяющая обычно посредственность и пошлость. Советы эти Тургенев раздавал не для того, чтобы ответить что-нибудь вопрошающим, он и сам следовал изложенным правилам. Оттого-то проза его и остается по сей день образцом стиля и языка. 
В историю русской литературы Тургенев вошел как один из выдающихся мастеров слова, для которых владение родным языком как инструментом литературной работы стало настоящим искусством. Это искусство владения языком не сводится только к грамотному построению фразы, точному выражению мысли или передачи образа. Например, когда современный писатель пишет про «густой, как мед, коньяк», читателю только и остается, что догадываться, о чем идет речь. О меде и в самом деле можно сказать «густой», чего никак не скажешь о коньяке. Зато коньяк оставляет на стекле подтеки, о которых действительно можно сказать, что они напоминают мед – ведь густой и тягучий мед тоже оставляет на стекле подтеки. Современный автор уловил это сходство между коньяком и медом, но передать его не сумел, а точнее – сделал это неумело, коряво, что и говорит об отсутствии чувства слова и способности точного, правильного его использования. 
А что же Тургенев? И что это вообще такое – владение языком? Откроем хотя бы «Записки охотника». В рассказе «Хорь и Калиныч» автор описывает домашних животных, которых не видит, а только слышит: «Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать...» Здесь так же, как и в примере с коньяком, все сравнения – животные наделяются человеческими чертами. Но сравнения эти не просто художественные, употребленные красоты ради, а и весьма точные. 
Свинья, применительно к которой вроде бы неуместно говорить о задумчивости, действительно может похрюкивать, как будто задумавшись о чем-то. Представим себе задумавшегося человека, но при этом вынужденного, например, отвечать на вопросы. Такая речь будет медленной, отрывистой, негромкой… Вот именно так и похрюкивала, вероятно, свинья, которую Тургенев назвал задумчивой. Кто же знаком близко с собаками, не усомнится, что рычать они могут так, словно и впрямь наделены чувством собственного достоинства, принимая при этом весьма характерный вид. Поэтому слова «собака с достоинством зарычала» – это не только рассказ о происходящем, но и портрет животного. Тургенев описал внешность зверя через издаваемые им звуки. Мы видим, насколько точны и выразительны тургеневские сравнения. 

Но это еще не все. Язык Тургенева полон тончайших стилистических и смысловых оттенков. Авторский выбор слова – это всегда отдельный, о многом говорящий творческий процесс. У Тургенева он кропотливый, а конечный выбор – до мелочей продуманный. Так, Калиныч из того же рассказа отправляется на пасеку «вырезать нам сот». И в то же время он «сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку». В одном случае используется глагол «вырезать», в другом – «вырезывать». Герой рассказа «Касьян с Красивой Мечи» «беспрестанно попевал вполголоса». И опять же: не «пел», не «напевал», а вот именно «попевал». Как видим, все эти слова имеют немного разные оттенки, и задача автора – выбрать не просто нужное, но и самое уместное в определенной обстановке слово. 
Таковы особенности именно русского языка, способного к передаче едва уловимых оттенков. Потому и литература, созданная на русском языке, не может замыкаться единственно на сюжете, а писатель, пишущий по-русски и не утруждающий себя выбором слова, напоминает художника, не владеющего рисунком. 
Словесный рисунок Тургенева безупречен. Помимо точности и емкости, помимо способности передавать оттенки происходящего с помощью одного нужного слова, Тургенев подвижен и артистичен. Его крестьянин, помещик, разночинец – все говорят со свойственными родной среде особенностями. Но колорит этот сдержанный, осторожный, продиктованный чувством меры. Тургенев – противник как чрезмерного увлечения просторечием, так и напыщенности, вычурности, претенциозности. Устами Базарова он будто и сам восклицает: «О друг мой, Аркадий Николаич! Об одном прошу тебя: не говори красиво». Красивости, по мнению Тургенева, изрекать проще, чем создавать настоящие, живые описания с точно подобранным словом, с верно понятой и метко отображенной сутью. Проще греметь «всеми громами риторики», нежели вникнуть и живо рассказать простыми словами. «Попробуйте понять и выразить, что происходит хотя бы в птице, которая смолкает перед дождем, и вы увидите, как это нелегко». 
Рассуждения о языке Тургенев перенес и в другие романы. Так, в романе «Дым» Потугин, затеяв спор о славянофильстве и необходимости учиться у других народов, обращается за примером к русскому языку. Ведь когда Петр I начал реформы и привнес в Россию разные новинки, в языке оказалось огромное количество неизвестных прежде слов. Но со временем эти слова словно бы растворились, язык поглотил их, а в собственных недрах нашел, чем заменить, – новое было усвоено и переработано. Так и во всем: не нужно бояться перенимать новое и незнакомое – усвоенное новое непременно становится своеобразным и оригинальным. 
О чем бы речь ни шла, русский язык для Тургенева всегда является примером, к которому писатель обращается постоянно. Язык всеобъемлющ и вездесущ, он объясняет прошлое, скрашивает настоящее и предсказывает будущее. Поистине, он один – поддержка и опора. Удивительно, но слова Тургенева о русском языке звучат и сегодня злободневно. В самом деле, «как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?» И снова, как и сто пятьдесят лет назад, вся надежда в России на родной язык, на то, что народ, его породивший, достоин прекрасного будущего и что будущее это наконец-то настанет…  

Светлана ЗАМЛЕЛОВА

http://sovross.ru/articles/1723/40494