Александр Палладин 

В начале лета 1949 года москвичи часто видели колоритную фигуру величавого старика, прогуливавшегося по улицам столицы. Где бы ни появлялся, всюду привлекал всеобщее внимание Мартин Андерсен-Нексё[1]. Ему вот-вот должно было исполниться восемьдесят, но выглядел писатель гораздо моложе.

Завтрак в ресторане «Националь». Среди прочего Нексё заказывает ветчину. Ему приносят обычную порцию.

— Простите, — вежливо отодвигает он тарелку. — В завтрак съедаю полкилограмма ветчины.

— Отменный у вас аппетит! — заметил я.

Писатель ухарски шевелит роскошную седую шевелюру, хитро подмигивает:

— Мне нужно быть в форме: взгляните на мою супругу...

Той было тридцать девять.

Союз писателей широко отметил юбилей великого датчанина. Торжественный вечер проходил в Концертном зале имени Чайковского. На чествование Мартина Андерсена Нексё пришли многочисленные представители московской общественности.

Юбиляр выслушал в тот вечер много благодарных слов от советских писателей и художников, от издателей и профсоюзных деятелей; получил письма, телеграммы, подарки. Симонов преподнёс малахитовую шкатулку, а уральский писатель Павел Бажов — роскошно изданный Гослитиздатом сборник своих сказов «Малахитовая шкатулка».

Проводили в Копенгаген Нексё, стали провожать на родину и других иностранных гостей. В проводах всегда участвовала широкая писательская общественность. На Внуковский аэродром выехали до рассвета — так рано начинался рейс на Париж. Но вылет беспрерывно откладывался. Удобно устроилась в кресле Эльза Триоле, прикорнул и Луи Арагон. Постепенно умолкли и провожающие. На ногах оставался один Сергей Михалков.

Он весело поглядывал на французских друзей:

Снится им, они уже

Приземлились в ПарижЕ...

Эльза приоткрыла глаза, шутливо погрозила пальчиком. Но Михалков всё каламбурил:

             Триоле и Арагон —

             Выходите на перрон.

И жестом регулировщика указал на выход.

Осенью Фадеев вновь пригласил Луи Арагона и Эльзу Триоле. 

— Надо бы им хорошенько отдохнуть, — сказал мне Александр Александрович. — Прогуляйтесь по каналу имени Москвы. Закажите пароход, пригласите наших писателей, и непременно — Ираклия Андроникова. Наши французские друзья его ещё не слышали.

День выдался отменный. На берегах реки сверкало и переливалось на солнце золото лесов Подмосковья. Эльза Триоле не расставалась с сестрой — Лилей Брик. В те времена говаривали: мужья у обеих сестёр — самые выдающиеся поэты.

Хозяином поездки был Леонид Максимович Леонов. Он был внимателен, любезен, тонко вёл беседу. Мы сидели в просторном салоне парохода. Вдруг за дверью раздался удивительно знакомый голос.

— Боже мой! Алексей Толстой! — воскликнул Арагон и даже приподнялся.

Но в салон вошёл... Андроников. Он был в ударе. Добрейшей души человек щедро раскрывал своё необыкновенное дарование. Казалось: вот на минуту присел рядом с тобой Василий Качалов; вот вступает в разговор Александр Остужев; вот неторопливую беседу затеял сам Алексей Максимович Горький...

Ираклий Луарсабович одним из первых в нашей стране обзавёлся магнитофоном. Звукозаписывающий aппарат пришёлся мастеру устных рассказов как нельзя кстати — стал добрым подспорьем в литературных трудах, служил копилкой любопытных историй и фактов, хранил тембр голосов людей значительных, интересных. Богатством записанного материала писатель мог воспользоваться в любой момент.

Друзьям он охотно демонстрировал диковинный по тем временам аппарат. Магнитофон у всех вызывал удивление и восторг. Но случилось и пренеприятное. Вот что мне рассказал об этом Ираклий Луарсабович:

— Решил показать новинку почтенному другу — Корнею Ивановичу Чуковскому. Его дача в Переделкино недалеко от моей. Прихожу, ставлю магнитофон у дивана, хозяин спрашивает: «Что это у тебя в футляре?». «Сущая безделка. Если захочешь, потом покажу». Присели. Незаметно для Корнея Ивановича я включил магнитофон. Потекла дружеская беседа, а в них он был откровенен. Наговорились вдоволь. «А сейчас, Корней Иванович, — молвил я, — удовлетворю твоё любопытство. Приготовил тебе сюрпризик». Чуковский с интересом наблюдал, как я перематывал катушку с записью только что состоявшейся беседы. Он явно предвкушал что-то необыкновенно приятное... Но потекла лента, и Корней Иванович взорвался. Бледный, с искажённым лицом он вскочил с дивана и перешёл на «вы»: «Ну-с, милостивый государь, не ожидал от вас такого! Как вы посмели? Желаете выставить меня на посмешище? Вовек вам этого не прощу! И знать вас больше не хочу. Извольте покинуть мой дом, и немедля». Успокаиваю старика: «Это же шутка, передаю катушку в твоё распоряжение». В ответ — гневный топот ногами. С тех пор долгое время Корней Иванович не хотел ни видеть, ни слышать меня.

14 октября 1964 года отмечали 150-летие Лермонтова. В Москве, в Большом театре, на торжественном вечере должен был выступить Андроников.

Накануне разговаривал с ним.

— Ираклий Луарсабович! Довелось прочесть уйму воспоминаний современников Лермонтова. Многие утверждают: в облике нашего поэта, в его натуре было нечто демоническое. Один, например, свидетельствует: в зале Благородного собрания (ныне — Дом Союзов) в полном разгаре бал-маскарад. Весёлый шум, блеск, ликование... И вдруг всё разом смолкает; публика, как по сигналу, оглядывается на входную дверь. В сверкающий зал вошёл невысокий, невзрачный на вид человек.

— Именно так, — подтвердил Андроников.

— Обратил внимание на некую закономерность: круглые даты, связанные и с жизнью, и со смертью Лермонтова, приходятся на большие события. В 1914 году Россия готовилась к столетию со дня рождения поэта, был образован Всероссийский юбилейный комитет, успевший выпустить подарочные издания произведений Лермонтова. Но празднование не состоялось: разразилась Первая мировая война... Весна 1941 года. Страна готовится отметить печальную годовщину — столетие со дня гибели поэта. Образован комитет во главе с Фадеевым. И тут — фашистское нашествие...

— Сам думал об этом, — помрачнел Ираклий Луарсабович.

— 1939 год, — продолжил я невесёлую хронологию, — 125 лет со дня рождения поэта. И тоже не удалось отпраздновать — война с белофиннами. И вот — нынешнее сто пятидесятилетие!

— Вроде бы ничего не должно случиться...

Случилось! [2]

АЛЕКСАНДР ПАЛЛАДИН

[1] Писатель, один из основателей Компартии Дании. Его именем назвали один из батальонов Интернациональной бригады, сражавшейся против франкистов во время Гражданской войны в Испании.

[2] В тот же день состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором сняли с занимаемых должностей и отправили на пенсию Никиту Сергеевича Хрущёва.

 http://news.ap-pa.ru/news/i4840-aleksandr-palladin-nepodrajaemyj-podrajatel-iraklij.html