Шорт-листы крупных литературных премий пересекаются неслучайно

Евгений Водолазкин поделился  своими мыслями о новом романе «Брисбен», Тотальном диктанте, Священном Писании и идеальном читателе. 

– Евгений Германович, в конце 2018 года в «Редакции Елены Шубиной» вышел ваш роман «Брисбен». Если «Лавр» рассказывает о человеке, способном на жертву, то каков герой «Брисбена»? Почему основным персонажем новой книги стал именно музыкант?

– Если бы я сделал моего героя писателем, то все бы подумали, что описывается известно кто... На самом деле мне нужен был собирательный образ человека, занимающегося творчеством. Я выбрал музыку. Каков этот герой? Прежде всего он, простите за каламбур, не герой. Обычный, в общем, человек, способный испытывать как сочувствие, так и раздражение. На пике своей славы – скорее раздражение и усталость. Постигшая героя беда многое в нём меняет.

– Как вы создавали своего героя? Существует ли прототип Глеба Яновского?

– Можно было бы сказать, что герой – плод моей фантазии, но это, пожалуй, будет преувеличением. Потому что фантазия не создаёт своих образов с нуля. Она обязательно на чём-то основывается. В данном случае речь идёт о многих известных людях, у каждого из которых я брал понемногу: черты характера, жесты, манеру говорить. Например, манеру сопровождать игру голосом я взял у выдающегося пианиста Гленна Гульда. Событийной же основой во многом послужило то, что я сам видел или пережил. Касается это преимущественно юности героя. Обращение к моему собственному опыту, впрочем, не делает Глеба Яновского моим alter ego. Несмотря на сходство наших биографий, это совсем другой человек – потому хотя бы, что события, как камешки смальты, могут быть расположены в разном порядке и создавать, соответственно, разные мозаики.

– Долго ли вы писали роман? Насколько тяжело шла работа над ним?

– Года три. Я работал над текстом каждую свободную минуту, потому что помимо литературы я занимаюсь ещё древнерусскими исследованиями. Работа над «Брисбеном» ничем не отличалась от работы над «Лавром» или, скажем, «Авиатором». При моей занятости я не имею права на капризы вроде ожидания подходящего настроения. Другое дело, что я обычно пишу не более одной-двух страниц в день – до тех пор, пока чувствую в своём тексте энергию. Теоретически могу писать и больше, но всякий раз в таких случаях замечаю, что написанное теряет в силе и свежести.

– Использовали ли вы в «Брисбене» приёмы, характерные для древнерусских текстов? С какими материалами вам легче работать: историческими или современными?

– О средневековой манере повествования я не забываю никогда – просто потому, что я постоянно читаю эти тексты. Разумеется, в данном случае я не мог использовать её сколько-нибудь последовательно. Речь может идти не столько о приёмах, сколько об интонации. Она повлияла на те фрагменты романа, которые посвящены прошлому Глеба и написаны вымышленным петербургским писателем. Имею в виду характерное для многих средневековых текстов «сплошное» и несколько монотонное повествование, в котором события без особой отбивки следуют друг за другом. Заметьте, что псевдоним вымышленного писателя – Нестор.

– Если говорить о литературе XX и начала XXI века, какие книги вы бы рекомендовали к прочтению?

– Знаете, здесь я совершенно не оригинален и следую сложившемуся канону. Ведь канон этот складывается неслучайно. В нём соединяются две составляющие: высокое качество текста и столь же высокий читательский интерес. Эти составляющие обязательны, потому что произведение – это не только текст, но и восприятие. Только в голове читателя текст способен реализоваться. Исходя из этого, я думаю, что иерархия текстов – полезная вещь. Условный список классики формируют многолетняя читательская традиция, литературоведческие исследования, критика, школа и некоторые другие вещи. Звучит, может быть, банально, но это я советую читать прежде всего. Что касается современности, то здесь мнения в полной мере ещё не устоялись. Мне нравятся многие, и список здесь может быть длинным. Чтобы не превращать нашу беседу в алфавитный перечень, ограничусь несколькими именами. Из наших писателей – Фазиль Искандер, Владимир Маканин, Владимир Шаров, Саша Соколов. Из иностранных – Патрик Зюскинд, Кадзуо Исигуро, Джулиан Барнс.

– По оценкам критиков и отзывам читателей, многие ваши книги пронизаны православным мироощущением и даже в каком-то смысле ветхозаветны. Насколько, по вашему мнению, вера актуальна для современного человека?

– Я уважительно отношусь к читателю и никогда не навязываю ему своих взглядов, в том числе – религиозных. Христианство – это религия свободы, потому что только свободный выбор ценен. Не думаю, что религия определяет нынешнее время. Я отдаю себе отчёт в том, что многие мои читатели неверующие, и их опыт для меня также важен. В конце концов, и верующие, и неверующие стоят перед одними и теми же проблемами. Например, проблемой смерти. Что касается Священного Писания, то мне, как христианину, дороги обе его части: первая готовит вторую. Ветхий Завет отличается пронзительным ощущением истории, а значит – времени. Новый Завет – это в каком-то смысле упразднение времени. Одна из важнейших для меня идей об отсутствии времени выводится из него.

– В 2015 году вы стали автором текста Тотального диктанта. Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями от этой работы и мнением о всероссийской акции грамотности. Что сейчас происходит с языком литературы?

– Это очень интересный опыт. Работая с командой Тотального диктанта, я понял, что такое настоящие энтузиасты. Начинался Тотальный диктант как студенческая затея, почти игра, но из этой игры выросло в высшей степени серьёзное явление. Кто мог подумать, что нелюбимый обычно в школе диктант вызовет такой огромный интерес: сейчас его пишут сотни тысяч людей. И даже если для кого-то из участников это своего рода спорт, в конечном счёте за этим спортом стоят внимание и любовь к родному языку. Что касается языка литературы, то он так же разнообразен, как сама литература. Есть суровые повествователи, для которых язык, мягко говоря, не является самоцелью. Есть и вдохновенные стилисты, пробующие на зуб каждое слово. Всё это вместе – русская литература.

– Вы лауреат многочисленных премий, в том числе «Большой книги». Как считаете, в чём главная задача подобных премий?

– Я думаю, что они призваны быть своего рода навигатором для читателя. У людей обычно нет возможности знакомиться со всеми литературными новинками, и они обращаются к мнению тех, кто по роду своих занятий читает много. Каждая из премий делает свой выбор на основании решения квалифицированного жюри. Премии имеют разных учредителей и разную идеологию, но вот что интересно: в значительной степени их шорт-листы часто пересекаются. На мой взгляд, это свидетельство объективности решения. Настоящий профессионал всегда оценит класс текста независимо от всех внелитературных обстоятельств. На встречах с читателями писателей и критиков непременно спрашивают, что читать. Я в таких случаях советую сопоставить короткие списки разных премий и читать в первую очередь общие для них книги. В чём-то это даже более надёжный путь, чем ориентация на победителей.

– В эссе «Поющий в степи» вы писали, что ваш читатель – даже тот, кто закрыл книгу, не прочитав её. Какого читателя вы бы себе пожелали? Есть мнение, что читателей сейчас стало столько же, сколько писателей. Как вы считаете, что может сделать писатель для решения проблемы «исчезающего» читателя?

– Когда-то я считал, что идеальный читатель – это человек, похожий на автора, случай, когда замок открывается авторским ключом. Сейчас я не так категоричен. Иной раз у читателя обнаруживается свой ключ, и он, как выясняется, не хуже авторского. Отношения автор–читатель не должны быть улицей с односторонним движением – они должны быть диалогом. И в этом смысле можно сказать, что идеальный читатель – это активный соавтор писателя. Исчезновение читателя, о котором вы говорите и которое действительно характеризовало литературный процесс последних десятилетий (я говорю о серьёзной литературе), сейчас, по счастью, приостановилось. Об этом свидетельствует статистика. Падение продаж прекратилось в 2014 году. Последние три-четыре года наблюдается рост – как в области наименований издаваемых книг, так и в отношении тиражей. Это настраивает меня на оптимистический лад.

Беседу вела
Юлия Скрылёва

«ЛГ»-досье

Евгений Германович Водолазкин родился в 1964 году. Сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, доктор филологических наук, автор исследований в области древней и новой русской литературы. Работал под руководством Д.С. Лихачёва. С 2012 года является главным редактором альманаха «Текст и традиция». Финалист Премии Андрея Белого, премий «Большая книга», «Ясная Поляна», «Портал», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «НОС», «Клио». Лауреат Международной литературной премии «Милован Видакович» (Сербия, 2015), русско-итальянской «Премии Горького» («Premio Gorky», Сорренто, 2016), премий «Русский Рим» и «Русское слово». Живёт в Санкт-Петербурге. 

Поздравляем Евгения Водолазкина с 55-летием! Желаем здоровья, новых книг, ярких диалогов с читателями и всяческих удач!

http://www.lgz.ru/article/-7-6679-20-02-2019/idealnyy-chitatel-eto-soavtor-pisatelya/