Елена САЗАНОВИЧ

Мое давнее эссе в "Юности" в День памяти Хемингуэя...
Вообще, Хемингуэй - очень мужской писатель. Ведь, как ни крути, творчество - профессия эмоциональная, женская, хотя - как это ни парадоксально - занимаются ею в основном мужчины. И в общем-то численно в ней победили. Но это профессия о бабочках и цветочках. Которые могут порхать и расцветать даже во время войны. Во время страшных бомбежек. И во время голода тоже. Все равно - бабочки и цветочки неизбежны. Хемингуэй же хотел доказать, что это мужская профессия. Всей своей жизнью и своим "телеграфным стилем"... И все же, в конце жизни, он написал "Праздник". Наверно, через себя и профессию
переступить невозможно. Иногда кажется, он жалел, что чисто мужской стиль сделал самоцелью. И даже в чем-то проиграл. И поэтому, возможно, иронизировал над Фицджеральдом. Хотя его талант сравнил с "узором из пыльцы на крыльях бабочки". Иногда подтрунивал над парнями "потерянного поколения", к которым он все же принадлежал, как бы тому не сопротивлялся.

Двух президентов двух великих и уж очень разных держав объединяет хотя бы одно. И Путин, и Обама одинаково любят Хемингуэя. Возможно, только поэтому Обама спас бы Путина, если бы тот тонул. Только вот сам Хемингуэй вряд ли бы спас Обаму. Во всяком случае, руки бы ему уж точно не подал. Хотя бы потому, что когда-то изрек: «Америка была хорошей страной, но мы превратили ее черт знает во что...» Можно представить, что он изрек бы теперь. Лично для президента Обамы. Он... Этот сильный, смелый, дерзкий и крутой американский парень, этот отважный воин и бескомпромиссный политик, которого трудно представить не только без известного блокнота Moleskine, но и без ружья - не важно, военного или охотничьего. Хотя он не раз хотел бросить его и сказать: "Прощай, оружие!". Он, у которого не раз погибали на глазах товарищи, он, который не раз тащил раненых товарищей на себе, прекрасно слышал "По ком звонит колокол". И даже в самые отчаянные и потерянные годы видел, что "И восходит солнце". А там, где "Острова в океане", где непременно виднеется лодка, там только "Старик и море". Он, у которого не так много было праздников в жизни, знал, что у каждого есть "Праздник, который всегда с тобой"... Величие великого человека в том, что даже после его смерти мы можем уверенно сказать: кому бы он пожал руку, а кому - нет.

Впрочем, нет вопроса, кому бы мог пожать руку Хемингуэй, прошедший почти все войны, выпавшие на его поколение. Некоторые из них мы уже мало помним (Как, например греко-турецкую, "малую" войну. Хотя, конечно, должны помнить обо всех войнах.) И всегда этот человек-легенда был добровольцем. Он мог и не воевать. Но он выбрал для себя именно такую судьбу. В том числе, чтобы знать правду. И чтобы эту правду потом написать. Поэтому он добровольцем проходит "большие войны". Первую мировую. Хотя это была "не его война". Гражданскую в Испании. И Вторую мировую. Еще и потому, что ненавидел фашизм. В Испании он скажет Илье Оренбургу: "Что такое фашизм я знаю". Он действительно знал. Поэтому смело защищает осажденный фашистами Мадрид. И одновременно шлет смелые правдивые репортажи в американские газеты. Поэтому во время Второй мировой он на своем рыболовном катере преследует немецкие подводные лодки в Карибском море. Вместе с английскими летчиками бомбит гитлеровскую Германию. И со своим отрядом папа Хэм одним из первых входит в Париж. Да, без него не обходится и высадка союзных войск в Нормандии. Когда это не было тем авангардным представлением, на которое в начале июня безучастно смотрел его соотечественник Обама и жевал жевательную резинку.

Это - правда о Хемингуэе. И о том, как он ненавидел фашизм. Это он одним из первых поставил точный диагноз фашизму в 1937 году на втором Конгрессе американских писателей, куда прилетел из осажденного Мадрида: "Фашизм - это ложь, изрекаемая бандитами!" И констатировал: "Писатель, примирившийся с фашизмом, обречен на бесплодие". Резкий по натуре, он не пощадит и своих коллег: "В Испании я встречал английских, французских, русских, венгерских, немецких писателей, но не видел писателей американцев!"

Потому, наверное, логичнее было бы обозначить главным в творчестве Хемингуэя роман "По ком звонит колокол" - о войне в Испании. Или повесть

"Старик и море", за которую он получил в 1953 году Пулитцеровскую премию, а на следующий год - и Нобелевскую. Но сам писатель был настолько алогичен, что, возможно, бы предложил роман-эссе "Праздник, который всегда с тобой". После таких страшных будней войны ему захотелось "Праздника..." Он бы предложил свою юность, "как бы беден ты ни был тогда". Легкость, которой ему так не хватало. Свою любовь, у которой он попросил прощение. Смысл жизни, который он познавал всю жизнь. И нам уже не узнать - познал ли... Он бы предложил свой Париж, и свои парижские улочки. Где запросто можно было познакомиться с Джеймсом Джойсом. Прокатиться на машине с Гертрудой Стайн. И непременно выпить со Скоттом Фицджеральдом... Он бы предложил свои дожди," когда каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете. Но ты знаешь, что весна обязательно придет". И свое постоянное чувство голода. И свои замерзающие яблоки, потому что в доме нет дров. Где «ты жил в найденном тобой новом мире… Чудесный мир, который дарили тебе русские писатели. Сначала русские, а потом и все остальные. Но долгое время только русские...»

Это - Хемингуэй? Это - тот человек, кем он, возможно, хотел быть, но так и не стал.

"Праздник..." всегда стоял отдельно. И отдельно, наверно, лежит на книжных полках. И все же лучше знакомство с мощным Эрнестом Хемингуэем начать именно с него. И тогда другие произведения, очень лаконичные, отточеные, скупые приобретут иное понимание.

"Праздник, который всегда с тобой", возможно, совсем не основной в творчестве писателя. И так не похож на самого писателя. И на его творчество. Здесь искусство удачно гармонирует с искусом. Стиль со стильностью. Образы с образностью. Здесь другой язык, запах, вкус. А чувства не отделить от чувствительности. И главное - простота и глубина. И - юмор. По "Празднику" точно не скажешь - это типичный Хемингуэй. Это, скорее, Фицджеральд. Или Ремарк. Впрочем, что еще нужно для праздника? Чтобы он всегда оставался с тобой. До конца.

Самое поразительное, кажется, что "Праздник" написал очень молодой человек. У которого еще всё, всё впереди. При том, в то время Хемингуэю было уже почти 60. И все, все было позади. И уже много лет он жил на Кубе. И уже позади были войны, тяжелые ранения, несколько неудавшихся браков и тысячи разочарований. И обвинения США в дружбе с Фиделем Кастро. И в связях с революционной Кубой. И слежки ФБР. А впереди - психиатрическая клиника и такая быстрая и неразгаданная смерть.

И все же лучше начинать с конца его жизни, когда он увидел "Праздник". Условно говоря, это первое его произведение. И последнее одновременно. А потом уже можно идти к его юности, когда он был на войне... Хемингуэй начинается с конца. И в этом тоже его сила. И его единственная правда, которой он всю жизнь сопротивлялся.

Вообще, Хемингуэй - очень мужской писатель. Ведь, как ни крути, творчество - профессия эмоциональная, женская, хотя - как это ни парадоксально - занимаются ею в основном мужчины. И в общем-то численно в ней победили. Но это профессия о бабочках и цветочках. Которые могут порхать и расцветать даже во время войны. Во время страшных бомбежек. И во время голода тоже. Все равно - бабочки и цветочки неизбежны. Хемингуэй же хотел доказать, что это мужская профессия. Всей своей жизнью и своим "телеграфным стилем"... И все же, в конце жизни, он написал "Праздник". Наверно, через себя и профессию

переступить невозможно. Иногда кажется, он жалел, что чисто мужской стиль сделал самоцелью. И даже в чем-то проиграл. И поэтому, возможно, иронизировал над Фицджеральдом. Хотя его талант сравнил с "узором из пыльцы на крыльях бабочки". Иногда подтрунивал над парнями "потерянного поколения", к которым он все же принадлежал, как бы тому не сопротивлялся.

Он сам был из "потерянного поколения". Термин, который появился благодаря ему. Сначала в литературных разговорах. И уже позднее в "Празднике". Хотя придумал его не Хемингуэй. И не Гертруда Стайн. А хозяин гаража, у которого молодой механик, переживший войну, не захотел исправить автомобиль Гертруды. И хозяин бросил ему в лицо: вы все - потерянное поколение... Уже никто не помнит имя механика, имя хозяина гаража, название этого гаража. А термин живет. Самый известный термин в литературе ХХ века. Великолепный термин, как заметил Хемингуэй. Для всех (наверно, увы) поколений... Хотя это Ремарк был потерянным и растерянным. Это Фицджеральд был потерянным и растерянным. А Хемингуэй... Это была сила! И все-таки. Все-таки, возможно, при всей своей силе, он был самым растерянным и потерянным. И потерянное поколение - это в первую очередь про него...

Хемингуэй, в речи при получении Нобелевской премии (на которую он так и не приехал, хотя потом эту речь опубликовали) завил: " Жизнь писателя, когда он на высоте, протекает в одиночестве... Избавляясь от одиночества, он вырастает как общественная фигура, и нередко это идет во вред его творчеству. Ибо творит он один, и, если он достаточно хороший писатель, его дело - изо дня в день видеть впереди вечность или отсутствие таковой..." Хемингуэй видел вечность. И писал о ней. В вечности он и остался. На высоте. В одиночестве. Как и еще 99 писателей, которые потрясли мир