"Случай и чудо живого дня"

Читаем новый номер журнала Берега 4 (34)-2019. 
24 автора с разных берегов России, ближнего и дальнего зарубежья. Актуальное содержание в поэзии, прозе и публицистике. Ответы писателей на животрепещущие вопросы современности. Свежий номер открывает интервью с глубочайшей личностью, ведущим публицистом русской литературы Валентином Курбатовым "10 ответов на вызовы современности." Скоро журнал в полном объеме будет в интернете, а пока здесь первые пять ответов из 10 православного мыслителя Валентина Курбатова.

Благодарим Валентина Яковлевича за оригинальные размышления на вопросы главного редактора журнала «Берега» Лидии Довыденко:
1. Почвенники, славянофилы и либералы, западники… Это разделение - проклятие русской литературы, русского общества или движущая сила? Или что-то ещё? 
- Василий Васильевич Розанов писал когда-то, печалясь о Пушкине, что «поживи Александр Сергеич подольше, мы не разделились бы на славянофилов и западников», - такую целостную Россию он содержал в себе. Глядишь, постыдились бы. Хотя вряд ли… Червячок-то с первой оглядки Петра Великого, с его «окошка в Европу» завёлся, за что староверы ласково звали его Антихристом. Да и матушка Екатерина одной рукой собирала Россию, прибавляя к ней Крым, а другой немножко оставалась дома, в Германии, кокетничая с Вольтером. Да и у самого Александра Сергеича – почитайте-ка: «Пока Наполеон был далеко, молодые люди говорили обо всём русском с презрением и равнодушием», а как оказался на пороге, так «гостиные наполнились патриотами: кто высыпал французский табак и стал нюхать русский, … кто отказался от лафита и принялся за кислые щи». Только теперь думаешь, что и, окажись Наполеон на пороге, молодые люди не принялись бы за кислые щи, а всё так и цедили бы о родном с презрением и равнодушием. Да и сам-то Александр Сергеич вон чего писал: «Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство». Это в ссылке, в живой досаде. А мы «на воле» презираем. Бог даст, до поры. И даже не до испытания, не до Наполеона (сохрани Бог!), а просто по духовному взрослению. Что сделаешь… Видно, нам на роду написано наше «евразийство» с его невольным раздвоением. Только у тех, первых «делильщиков», по слову Герцена: «сердце было одно», а у нас уж вон и вовсе никакого сердца, одно взаимное противостояние Красной и Болотной площади. Однако опять ободрюсь, не обманывая себя, – до времени, когда из населения станем народом. 
2. Что такое по Вашему литературный процесс, его составляющие, и есть ли у Вас оптимизм по его поводу?
- А современный-то литературный процесс куда денется? Он дитя этого деления. Загляните в «Завтра» или «Коммерсант» - ведь это газеты разных, не граничащих друг с другом государств, как радио «Эхо Москвы» и «Радонеж» или в телевидении каналы: «Дождь» и «Спас» - дети противостоящих информационных систем.
Вон позвали меня 24 мая в администрацию о Кирилле и Мефодии поговорить, а в Псковском университете в этот час проходили в рамках подготовки к Ганзейским дням наши «родные» «нетворкинги», «воркшопы» и «кесс-чейнджи». Вот тебе и День славянской письменности и культуры..!
Вот и в литературе одни ещё договаривают старые живые правды, как, скажем, Роман Сенчин, Антон Уткин, Гузель Яхина или Петр Краснов, а другие уже и жанры определяют, как «фентези», «хорроры», «палп-фикшны», «стендап-комиксы или «роман нуары» (наши, наши определяют!) и брезгуют реализмом, конфузясь перед Европой, – не буду называть фамилий – авось, ребята еще вернутся «домой». Читаю вон в жюри Премии «Ясная Поляна» через край этих «хорроры» и «роман нуары», но всё отчётливее вижу, что с выравниванием мира и литература устаивается и понемногу обустраивает хоть и не дом ещё, а таун-хаус, но всё жилище под небом, и надеюсь, надеюсь…
3. Что Вы думаете о современных издательствах, которые даже хорошие книги подают под отвратительными обложками, как «чтиво»? 
- А художники книги делятся не так отчетливо, как писатели, и всякому естественно по домашнему честолюбию хочется подать книжку поэффектнее (и автора представить, и себя немножко показать), так что по обложке уже не отделишь честного консерватора от подлеца-постмодерниста. Зайдите в книжный магазин, тотчас и увидите это соревнование честолюбий: и меня купи! И меня! До содержания ли тут – от обложки отшатнешься… Но тоже в своем таун-хаусе нет-нет и родное вспомнят, так что и тут не без надежды.

4. Помню, в одном из писем Вы сказали: «Пойду разобью телевизор о камень!» Действительно, на разных каналах ТВ совершается окончательное предательство своего народа, который воспринимается, как Вы говорите: «как пассивное неразумное большинство, управляемое сотней умных подлецов» .
- Про телевизор лучше не начинать. И, правда, лучше «о камень», а то девки наши расскажут Малахову про всех своих полюбовников, а те потом перебьют друг друга, а дети узнают всё о родителях, как бы те ни изворачивались перед детектором лжи. А старые актеры успеют искраснеться за своих молодых возлюбленных, если их не перебьют новости о Зеленском, которого по-прежнему будут именовать не Президентом, а «бывшим комиком», и не бояться быть вызванными на дуэль и застреленными (это вы о «чести» что ли? – что это такое?). Богатые ребята хорошо платят, чтобы человек не спрашивал, где он берёт деньги, а смотрел и утешался, что всяк человек - подлец, и можно не стесняться своего падения: всё вокруг такая же дрянь – «ведь правда, Вань?». А вон теперь еще и цифрой грозят с сотней новых каналов. Когда думать-то? Только успевай переключать!

5. Ваш «Подорожник» - дневник Ваших скитаний с великими людьми: Цветаева, Антокольский, Пришвин, Тарковский, Свиридов и множество других лучших творческих людей. Это полотно и Вашей личной судьбы. Вы сами их искали, или они искали встреч с таким человеком, как Вы, любящим героев своих книг? «Несомненное право, самому выбирать свою жизнь» - это перефразируя Николая Гумилёва. Вы сами выбирали своих героев? Вы говорили о Случайном, как о «дивном романе жизни»?

- Начался «Подорожник» действительно случайно – взял да подарил Ю.Н.Куранов, которого теперь в Калининграде знает каждый читатель, мне на день рождения толстую канцелярскую тетрадь, где пиши да пиши, и сам написал первую страницу. А мне уж после него, которого я чтил высоко до неловкости перед ним, что и сам что-то пишу, писать дальше было неловко.
А скоро приехал в Псков Пал Григорьич Антокольский, который потом рекомендовал меня в Союз писателей, и я дерзнул попросить его об автографе. Ну и уж тут тетрадь была обречена. Да и куда из себя матушку-провинцию денешь. Деревенский же! Как не похвалиться перед сверстниками? Поглядите, как и не деревенские даже сочинители конца XIX –начала XX века, хвалились, что вот побывали у Толстого и он сказал то-то и то-то. Вы думаете они действительно ездили за спасительной мудростью, чтобы начать жить по-другому? Вспомните хоть Зинаиду Гиппиус с Дмитрием Мережковским, которые и сами тогда капризничали: кого принять, кому отказать от своего дома. Похвалиться хотела Зина. И Дмитрий Сергеич, хоть и стеснялся Зининого желания, но и себя все-таки хотел показать, свою модную на ту пору мысль.
У меня этих притязательностей не было (себя показать), а вот похвалиться, что видел и говорил с великими: вот, де, вчера Арсений Александрович Тарковский сказал, а Анастасия Ивановна Цветаева написала – как тут устоишь? О печати действительно не думал – друзьям бы показать да самому укрепиться. Ну и теперь вот вижу, что и писатели-то (и великие!) – тоже дети и им хочется утвердиться – что нужны, что слышны миру: особенно и просить не надо. А уговорил иркутский издатель Геннадий Сапронов: «На сундуке с сокровищами сидишь, - говорит, - чего не поделиться?» Тем более, что многих уже не было в живых и любое их слово уже прописывалось в истории литературы. Уже и грех было бы скрывать-то.
Ну, а уж как первое издание вышло, то и «расчет» явился - сознательное желание хранить «домашнюю» историю литературы. А в последнее время, так уж и привычка и просто желание в одинокий час (ездишь-то с годами всё реже) взять зимним вечером тетрадь и вспомнить день и час нечаянного или подстроенного свидания и обмануть себя, что имеешь какое-то отношение к «процессу» литературы и жизни. И уже ищешь «контекста», провоцируешь авторов, отсылая к другим авторам – как они слышат друг друга. И тем будто на минуту и связываешь их друг с другом- тоже вроде и от тебя польза, и твоя страница в счастливом романе случайной жизни, когда ты уже строишь «случай» и чудо живого дня.