Николай Стародымов

ЗА НЕДЕЛЮ ДО ВОЙНЫ…
Восемьдесят один год назад прозвучало знаменитое Заявления ТАСС –
попытка Сталина предотвратить надвигавшуюся войну
Есть такие кадры кинохроники, которые иной раз показывают в связи с началом войны. Последние секунды перед тем, как на нашу страну обрушится удар невиданной силы. Уже снаряды досланы в казённики орудий. Уже механики снимают брезентовые чехлы с двигателей самолётов. Танкисты рассаживаются по боевым машинам. Понтонёры в готовности спустить на воду плавсредства…
Множество глаз следит за судорожными прыжками секундной стрелки; вспотевшие ладони сжимают поднятые к небу ракетницы…
Вот-вот свершится!..
Так вот, те кадры, о которых шла речь. На экране курит немецкий солдат. На заднем плане виден брезжащий рассвет, и буквально ощущается, как просыпается природа к новому дню. В движениях солдата видна напряжённость – как у любого человека перед боем.
…Объективы видеокамер военных корреспондентов навсегда запечатлели множество лиц людей, у которых неведомо как сложилась дальнейшая судьба. Но того солдата я представляю всякий раз, когда речь идёт о 22 июня. Он уже знает, что произойдёт через несколько секунд. Но он не знает, чем чревата начинающаяся война лично для него. И потому он напряжён. Уж кому, как не ему, прошедшему всю Европу, не знать, что ни одна война без жертв не обходится – даже невероятно беспроблемная оккупация Франции унесла сколько-то немецких жизней. А тут впереди – такой монстр, который ещё ни разу не покорился Германии!
Я не думаю, что в тот момент солдат думал об идеалах национал-социализма или своей верности лично фюреру. Как не думает о высоких материях любой солдат, который перед атакой примыкает штык к винтовке. Он просто выполнял приказ. Претворяя в жизнь одну директиву за другой, он уже прошёл всю Европу. И вот теперь ему приказано идти дальше, на восток. Навстречу разгоравшейся заре.
Испытывал ли он, лично этот конкретный солдат, ненависть к моим дедушкам и бабушкам, к моим родителям, которые в это время ещё спали где-то впереди, в той сумеречной дали, в которую он всматривался? По всей видимости, нет. Он просто выполнял приказ.
Как выполняли приказ тысячи и тысячи немецких солдат и офицеров, которые в те минуты следили за секундной стрелкой, равнодушно бежавшей к роковому мгновению. Кто-то из них, несомненно, был пропитан идеологической убеждённостью, что неумолимо надвигавшееся многомиллионное смертоубийство – это правильно и целесообразно. Однако большинство из них всё же вряд ли испытывали ненависть к людям, которых шли убивать – они тоже просто выполняли приказ. Даже генералы, и те далеко не все были убеждены в необходимости начинавшейся войны, однако и они просто выполняли приказ.
Такова странная реалия любой начинающейся войны. Рядовой исполнитель высшей государственной воли просто идёт убивать, далеко не всегда представляя, зачем он это делает. Человек, божье творение, наделённое живой душой и декларированной свободой воли, вынужден тупо подчиняться бездушному механизму, который запускает в действие некий другой человек, который сидит где-то далеко и комфортно, и сам воевать не собирается.
Кто-то где-то решает, что во имя интересов своего народа и государства нужно вон там-то совершить кровопролитие. И вот уже вскрываются склады с оружием, снаряжаются патронами обоймы, выдвигаются к границе танки, поднимаются в мирное пока ещё небо бомбардировщики… Они ещё живы – все те миллионы людей, которые уже обречены на смерть по той лишь причине, что где-то кто-то решил, что человечество нуждается в периодическом кровопускании.
Да-да, я понимаю, что ход истории в целом неумолим и подчинён общим законам, а потому мало зависит от персоналий. Однако всегда есть человек, который ставит подпись под манифестом или директивой о начале войны, или устно произносит некую историческую фразу, после которой Смерть, радостно оскалившись и поплевав на ладони, расчехляет и пускает в ход свою беспощадную косу. Остановить исторический процесс этот человек, как правило, не в силах. Но спустить курок – запросто. Именно за это ему отвечать на Высшем суде.
Слышите, правители – уже ушедшие, и нынешние? Вы можете верить или нет в Небесный суд. Но с какими характеристиками вы останетесь в учебниках истории – зависит от вас.
…Странное всё же это чувство – видишь на экране кинохроники какое-то событие, чьё-то лицо, и знаешь, что это уже далёкое прошлое, что дальнейшие события уже произошли, и ничего исправить невозможно. А вот хочется же что-то остановить, что-то переиначить, кого-то спасти…
Впрочем, хватит о хронике. Июнь 41-го года в нашем восприятии разделился на две неравных части. Причём, первая, более продолжительная, словно как и не видна вовсе из нашего XXI столетия, напрочь затенённая пламенем пожарищ, вспыхнувших на рассвете 22 июня.

Между тем, в первой половине месяца каждый день приближал для нашей страны войну. О том, что война неизбежна, знали или догадывались многие. Однако никто не хотел в это верить.
Передо мной сейчас лежит интересный документ.  «Календарь сообщений агентов Берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканца» и «Старшины» о подготовке Германии к войне с СССР за период с 6 сентября 1940 г. по 16 июня 1941 г.». Аналитики на Лубянке, чьи имена останутся для нас неизвестными, взяли на себя ответственность подготовить документ для доклада к 20 июня. Они рисковали, сознательно шли на риск подпасть под чреватый самыми жуткими последствиями начальственный гнев, но представили «Календарь». По всей видимости, они ещё надеялись, что трагедию можно предотвратить.
Однако нарком госбезопасности Всеволод Меркулов отказался подписать «Календарь» и представить его на доклад Сталину. В отличие от своих подчинённых, он убоялся гнева вождя.
Говорить о том, что было бы, «если бы» – дело для истории бесперспективное. Причина проста: мы не можем на практике проверить самые умные логические построения. Большинство планов, подготовленных в кабинетах, на бумаге выглядит вполне убедительно, пока в процессе их реализации не проявляются упущенные при составлении документов овраги.
Так что особо и развивать предположительное направление не стоит. Скажу только вот что.
Гитлер и его окружение прекрасно понимали, что сохранить в тайне подготовку к войне просто невозможно. В германских органах безопасности работали отнюдь не дураки; и они понимали, что и агентура советская у них в тылу имеется, и любители сболтнуть лишнее найдутся, и людей, сочувствующих СССР,  в приграничной полосе немало… Потому соответствующие службы рейха работали не только по пресечению утечки информации, но и по распространению дезинформации.
Сегодня, когда нас от событий тех дней отделяет восемь десятилетий, мы знаем, кто из советских агентов в Германии присылал верную информацию, а кто «гнал дезу». Сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», который я активно использую при подготовке обозрений о событиях предвоенной поры, – великое подспорье в этом деле. Однако ведь и в нём подобраны именно те документы, которые отвечают замыслу составителей книги. Реально же их имелось куда больше.
Сейчас много говорится о том, что Сталину о подготовке Германии к нападению на СССР докладывали неоднократно. И сроки называли.
Однако эти сроки проходили один за другим (несколько чисел в мае, 8 июня, 15-е, 20-е…) – а война не начиналась. Сейчас принято считать, что Сталин попросту уверовал в собственную прозорливость, убедил себя в том, что переиграл Гитлера, а потому, дескать, и слышать не желал о грядущей войне. Кто знает, может, и так. Только мне думается, что причина кроется в другом. Сталина раздражала ситуация не потому, что он утвердился на некой точке зрения, и не желал с неё сойти, а по той причине, что из-за потока разноречивой информации он не мог сформулировать эту самую собственную точку зрения!
Неопределённость – вот что являлось причиной его раздражения. Он слишком привык управлять ситуацией, а тут оказался в неведении, а потому не знал, что предпринять. Думаю, что Сталин оказался попросту растерянным – насколько эти слово и понятие применимы к данному человеку. Не владея необходимой информацией, он сознательно или бессознательно старался оттянуть момент принятия решения, так как не знал, как следует поступить; и потому надеялся, что какое-то событие подскажет ему правильное решение.
Именно этим, на мой взгляд, объясняется знаменитое сообщение ТАСС, которое в разных источниках датируется 13 или 14 июня, в котором безапелляционно говорилось: «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Не вызывает сомнения, что Сталин рассчитывал, что и со стороны Германии последует подобное же заявление… Однако этого не произошло. Более того, данное сообщение германские газеты даже не опубликовали.
Рука, протянутая для миролюбивого пожатия, зависла в одиночестве, утратив величие, обратившись в ладошку просителя… Унизительная ситуация…
И как следствие, данный жест Кремля имел результат совсем не тот, на который был рассчитан. А именно: противник его проигнорировал, и в то же время он дезориентировал своих. Особо ретивые «охотники за ведьмами» вновь принялись «пресекать панические слухи».
…В половине десятого вечера 21 июня народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов принял приглашённого посла Германии Вернера фон дер Шуленбурга. Разговор шёл, по сути, о том же: Вячеслав Михайлович констатировал, что, судя по всему, у германского правительства имеются какие-то претензии к советской стороне, что Кремль готов к переговорам по их урегулировании… Хотя скорее всего, Молотов попросту пытался вызнать, что день грядущий готовит…
Опытный дипломат, Шуленбург уклончиво обещал передать содержание беседы в Берлин. Что он и сделал той же ночью.
Между тем, фон Шуленбург прекрасно знал, что война начнётся уже нынешней ночью. Лично он выступал против неё. Однако, оставаясь имперским чиновником, поделать ничего не мог.
…Таким образом, когда мы говорим о 22 июня, о моменте начала войны, на мой взгляд, нужно непременно учитывать следующие моменты.
Наша разведка провела грандиозную работу, добыла великое множество ценнейшей информации. Однако точную дату начала войны назвать она не смогла. О причинах каждый может судить по-своему: то ли аналитики с Лубянки не допросчитали ситуацию, то ли гитлеровская контрразведка успешно сработала – сегодня это уже не принципиально.
Факт остаётся фактом: точное время «Ч» Сталину доложить не смогли. Второе. Даже если бы (ох уж это «если бы», как я его не люблю, да только сейчас от него не уйти) 21 июня Сталин поверил в информацию о начале войны, коренным образом ситуацию это не изменило бы. Да, потери у группировки вторжения гитлеровцев оказались бы немного выше, однако общий сценарий начального периода войны остался бы неизменным. Причина очевидна – нападающая сторона всегда имеет преимущество. Гитлеровская армия на начальный момент войны оказалась объективно сильнее советской – полностью отмобилизованная и укомплектованная, она имела громадный опыт наступательных войн, личный состав морально подготовлен к вторжению…
А потому так или иначе, слишком близко придвинутые к границе части и соединения Красной армии оказались бы расчленены, окружены и уничтожены. Разгром западных округов был предопределён – как неудачной дислокацией советских войск, так и тщательно спланированным вторжением войск гитлеровцев!.. Конечно, можно предположить, что при своевременном выдвижении частей Красной армии на рубежи прикрытия Госграницы потери наши не оказались бы столь ужасающими. И отступали бы мы не до Перхушково, а, скажем, до Гжатска или до Можайска…
Что касается гитлеровского «плана Барбаросса», то в нём, опять же, на мой взгляд, допущены три самые главные ошибки. С точки зрения военной он разработан блестяще – лето 41-й года тому подтверждение. Однако оборонный потенциал государства включает в себя не только собственно военную составляющую.
Так вот, генерал-майор Эрих Маркс и другие разработчики «плана Барбаросса» не учли в первую очередь патриотизм, моральный дух, психологию бойца Красной армии. Сколько бы нынешние хулители истории ни пыжились, а только и патриотизм, и моральный дух оказались достаточно высоки, и дрались в окружении, и с лопатками на врага шли отнюдь не потому, что сзади стояли заградотряды с пулемётами.  Да, многие сдавались в плен, но многие и дрались – гитлеровские стратеги делали ставку на первых, и не брали в расчёт вторых. Как показало будущее – напрасно.
Второй пункт, чего не предусмотрела «директива №21», тесно связан с первым. И лично меня он удивляет куда больше.
В будущем году России предстоит отмечать 210-летие наполеоновского нашествия «двунадесяти языков». Та, первая, Отечественная война тоже вызывает много споров, и оставляет немалое поле для недоумения, и фальсификаций вокруг неё тоже бушует немало. В частности, у многих наших недругов укоренилось убеждение, что Бонапарта победили морозы. Чушь какая! Он признал поражение и начал движение из Москвы к западным границам, когда до холодов ещё оставалось достаточно много времени. Главное, что погубило непобедимую до того армию – это, по выражению Льва Толстого, «дубина народной войны».
Так вот, это может показаться невероятным, но в документах, которыми руководствовались гитлеровские войска на момент вторжения в СССР, нигде не предусматривалось наличие сил для борьбы с партизанами. Сама по себе вероятность появления в тылу организованного массового сопротивления даже не предполагалась. Имели место указания, как организовывать вывоз продуктов и молодёжи, как уничтожать комиссаров и евреев, как организовывать местное самоуправление – а вот о партизанах речи не шло. Всё же недопустимо стратегам не знать истории!
Ну и третий пункт, который, как показали дальнейшие события, не предусмотрели в Берлине. Это способность перебазировать производственную базу на Восток и в кратчайшие сроки наладить там производство.
Удивительно, но немцы, разрабатывая теоретическую составляющую подготовки к войне, как-то не подумали, что и в Советском Союза могут пойти по тому же логическому пути. Или перенять опыт тех же немцев…
В своё время прусский генерал Гельмут фон Мольтке (Старший) первым в мире оценил, какую грандиозную роль в войне могут сыграть железные дороги. Всю подготовку к войне германский Генштаб теперь привязывал к оперативной переброске мобресурсов именно по стальным магистралям. В годы Русско-японской и Первой мировой войн Русская императорская армия столкнулась с проблемами переброски сил и эвакуации промышленных предприятий по тем же железным дорогам по причине того, что они находились в частных руках.
Так вот, накануне Великой Отечественной войны в западных регионах СССР состоялась сверка планов эвакуации предприятий «в случае чего». И когда петух-таки клюнул, оставалось только вскрыть необходимые пакеты и действовать согласно прописанным в них планам. Тысячи и тысячи предприятий в немыслимо короткие сроки начали выпуск оборонной продукции в районах, недоступных для гитлеровской авиации…
Я обозначил только три стратегические ошибки плана «Барбаросса». Реально их куда больше.
Вот, например, ещё до одного чрезвычайно важного момента не додумались нацистские военные теоретики. Речь идёт о том страхе, который внушили Гитлер и его политика западным странам и в первую очередь Англии. Гитлер, судя по всему, и предположить не мог, что западный мир станет оказывать большевистской стране столь активную помощь в борьбе против нацизма. Между тем, сразу после начала Великой Отечественной войны английский премьер Уинстон Черчилль высказался прямо и недвусмысленно: «Опасность, угрожающая России, – это опасность, угрожающая нам и США».
…Восемь десятилетий назад вышло Заявление ТАСС. Ровно за неделю до начала войны, которая вошла в историю как Великая Отечественная. Советский Союз пытался её предотвратить; однако в Берлине уже всё решили. Обратный отсчёт уже пошёл, до рокового 22 июня оставалось всего-то полтораста часов мирной жизни.
.
Предыдущая публикация о преддверии войны: http://starodymov.ru/?p=37721
План «Барбаросса»: http://starodymov.ru/?p=37464
О подготовке советского тыла к войне: http://starodymov.ru/?p=36362
Гельмут фон Мольтке: http://starodymov.ru/?p=37326
Всеволод Меркулов: http://starodymov.ru/?p=36558