Действительно – первый, если учесть то, что год до переезда в Петербург я прожил в Гатчине. О том, как я здесь вообще оказался, в двух словах не расскажешь, но если очень кратко, то – на Донбасс, после так называемого восьмилетнего перемирия, пришла война, и перспектив у меня оказалось немного. То ли статья за «инакомыслие», называемое сепаратизмом, то ли – утилизация в каком-нибудь мясном штурме. Чудом я не загремел в ВСУ: на предприятии, где я работал, начальство аврально спохватилось и, практически на ходу, рабочим выдали временную бронь. Таким образом, у меня появилась длительная фора для того, чтобы подготовиться к побегу из концлагеря «Украина».

И когда в мой родной город начало серьёзно прилетать, то есть всякие ёмкости со смертью стали разрываться вокруг и рядом, когда улицы наводнили «бравые ребята» с фашистской атрибутикой, когда за «неправильное» мнение любой мог подвергнуться репрессиям, когда соседям, знакомым, прочим мирным горожанам начало отрывать руки-ноги-головы… Ну, можно долго перечислять это «когда», но – накопилась критическая масса негатива, такого жестокого прессинга, что стало окончательно понятно, какая огненная каша заварилась на Донбассе. Тогда-то я использовал основную возможность: оформил документы по уходу за матерью-инвалидом (иначе никто бы меня за пределы распадающегося государства не выпустил). И, благодаря друзьям, нашёл водителя, который занимался перевозками «на ту сторону». Причём не каждый захочет везти двух инвалидов (отца-инсультника тоже ведь не бросишь), а за полулежачих родителей, и оплата двойная – за лишние места, а я уж – кое-как, скраешку. Пришлось выгребать все сбережения на чёрный день, распродавать, что можно.

В день Х – хмурым весенним мартовским днём, соблюдая определённую конспирацию, – рванули мы через всю Украину и через несколько европейских стран в сторону Санкт-Петербурга, к друзьям. Именно в Гатчине они подыскали нам временную квартиру. В ней-то, не выдержав всех перипетий, и умер отец. Дожил до своего 77-го дня рождения, но не дотянул до получения российского гражданства. Остались мы вдвоём с матерью. Вот так – вкратце. Подробнее о моих «геройских» похождениях я рассказал в нескольких очерках, опубликованных в белгородском журнале «Звонница». Также их легко можно найти на просторах интернета.

А к родному Красноармейску (Покровску) сейчас подходят российские войска, пытаются взять в тиски, на этом направлении – серьёзный замес. Постоянные прилёты, разрушения, жертвы, город полумёртв. Недавно разбомблено предприятие, где я работал больше десяти лет. Мой дом и квартира родителей тоже пострадали… Что дальше? Приходится, вопреки здравому смыслу, надеяться на лучшее.

Лирика моя, если её можно так назвать, вообще не отличалась светлыми нотами, ну а в 2014-м стала ещё более жёсткой, социально ориентированной. Творящийся беспредел, разрушение страны пошли по душам, по сердцам людей. И ранее в моих текстах часто возникала тема войны, бесовщины, смертоубийства. Не нужно быть пророком, чтоб понимать, к чему всё шло, предчувствие катастрофы витало в воздухе, хотя и не верилось, что такое возможно.

Вот, например, говорящие названия моих стихов: «Когда вернутся новые фашисты» (2001г.), «Гниёт эпоха», «Прощай, моя страна» (2004 г.), «Civile bellum» («Гражданская война») (2006 г.). А в тексте 2013 года я называю Украину «чёрной дырой, наползающей на Европу».

Приведу два небольших стихотворения 2014 и 2017 гг. соответственно:

Нет ни совести, ни чести

скачут каиновы псы

с каждым днём страшнее вести

и кощунственней посыл

и маразм крепчает дикий

и разгулу нет конца

перехожие калики

плач ведут по мертвецам

всюду – нежить только где же

боже правый – снова спит?

а рабы пророков режут

выпивая кровь как спирт

***

Крестики чертим, нолики, всё продолжаем фарс.

Голы, как алкоголики, фарт нам теперь – инфаркт.

Прошлое огорошено, с привычных сошло орбит.

Надо бы по-хорошему, но – череп уже обрит.

Нацики стали нацией, под непрерывный стук

Проводится трепанация «деятелями наук».

Не скажет ни Бог, ни морги нам – были ли мы людьми,

Только из свежих органов вырастет новый миф.

Скажу, что в нашем городе было сильное, молодое ЛитО, мы издавали тематические сборники (вместе с руководителем, его имя я опущу на всякий случай), я выпускал небольшую литгазету. Естественно, всё было на энтузиазме, и за деньги участников объединения.

Мы налаживали связи с Россией, с Крымом, ездили по всему большому Донбассу, по Украине, планов было громадьё, но после 2014-го всё начало рушиться, и не только в нашем городе, везде гайки цензуры затягивались всё туже. Пришлось писать в стол, что-то выкладывать в соцсети.

К сожалению, в/на Украине возможности издаваться за госсредства или некие гранты никогда не было. Ну, если ты не член «нацспилки письменныкив», поэтому книги я выпускал за свой счёт. Вот в них можно было втискивать «инакомысленные» стихи. Расчёт на то, что всё равно поэзией мало кто интересуется, да и мизерные тиражи – 100 экземлпяров – расходились по друзьям и знакомым. Впрочем, полулегально и презентации в библиотеках проводили. Более того, удавалось свои книги и в Донецк провозить, и в Крым. В 2015 в составе донецко-луганского культурного десанта ездил в Москву по приглашению Межрегионального Союза писателей. Как – это отдельная история, связанная, конечно, с определённым риском, но – везло. Приходилось участвовать и в донецких литконкурсах, печататься в донецких изданиях, конечно, соблюдая конспирацию.

Моя последняя книга «Хронофагия», в которой есть глава со стихами, скажем так – откровенного характера, вообще не успела увидеть свет. Частное издательство в Харькове побоялось брать её в печать. Тогда я нашёл издательство в Мелитополе, там согласились без проблем, и я уже оплатил часть тиража, но тут началась СВО. Мелитополь стал российским, а издательство приказало долго жить.

Материала – стихового и заметочного в прозе – хватает, но не доходят руки до его переработки и переосмысления, а время идёт, и есть опасения, что все эти наблюдения потеряют актуальность. Книжки-то можно штамповать одну за другой, но нет возможности погрузиться с головой в материал, чтобы получить качественные тексты, художественные, а не просто обычные заметки рядового обывателя, не участвовавшего в каких-то баталиях, но всё же находившегося в одном из эпицентров происходящего. Наверное, в этом усилии мне сильно мешает перфекционизм.

Литературная жизнь здесь бьёт ключом: разные объединения, литературные течения, поэты и прозаики различного уровня мастерства, как мне кажется, не должны чувствовать себя обделёнными вниманием. Возможностей реализации здесь, конечно много, но мне приходится начинать всё заново. Фактически всё наше донбасское литературное поле деятельности, в котором я существовал, уничтожено вместе с культурными центрами притяжения больших и малых городов, а здесь – понимают, сочувствуют, принимают, но когда ты изначально – по месту рождения и опыта остался донбассо-центричным, – возникают определённые сложности с восприятием новой действительности, вживанием в неё и освоением в своём творчестве. Родовая память не отпускает, пытаешься связать воедино две реальности, но часто это плохо удаётся.

На такие вопросы всегда сложно отвечать. Назовёшь одних, других забудешь – обидятся. Но, скажем так, есть поэты «не мои» и «мои» – близкие мне по духу, по мироощущению, по способу работы со словом, как в патриотическом контексте, так и в метафизическом. Ну, давайте из донецких донбассовцев назову таких: Василий Толстоус, Павел Сердюк, отец Дмитрий Трибушный, Александр Савенков, есть ещё друзья-поэты, которые находятся на подконтрольной территории, о них приходится умалчивать, но за их творчеством и судьбой слежу постоянно.

А вот из «питерян» мне близки Александр Вергелис, Дмитрий Филиппов, Вадим Смоляк, Ольга Надточий. Не так давно открыл для себя замечательного, разносторонне одарённого (к сожалению, рано ушедшего из жизни) Геннадия Алексеева, считающегося основоположником отечественного верлибра, и буквально на днях познакомился с поэтическими текстами Евгения Пальцева и с ним самим. Постоянно кого-то открываю и «присваиваю» себе.

С темами – всё сложно. Мне вот кажется, что не хватает качественного юмора, иронии, а кто-то скажет, что он неуместен в нынешней жестокой эпохе, но значит, надо искать такие жанры юмора, которые были бы востребованы и понятны всегда и всем. Бывают ли такие? Думаю, да. Это вопрос таланта. Поэзия не должна быть оторвана от жизни. Классически-академические формы интересны только филологам. Поэтому хотелось бы видеть в строках современных поэтов не только герметичное желание самовыразиться, но и интерес к другим людям, к их жизненным проблемам.

Радует, что наконец-то мощно пробивается в массы патриотическая поэзия, без которой нынче никак не обойтись. Сборники выходят большими тиражами, проводятся презентации. Вот и премия «Слово» отметила достойных авторов. Правда, в этой сфере много некачественных текстов…

Ожидания самые простые и вряд ли осуществимые в ближайшем будущем. Потому что хочется, чтоб кончилась война, чтобы дьявольские силы, её развязавшие, в лице конкретных персонажей – врагов своего народа – понесли кару, справедливости хочется, победы над силами зла. Чтобы в Донбассе, во всей Новороссии наступил мир, и началось мирное строительство-восстановление, домой хочется вернуться, в родной город, в живой родной дом.

Да и книгу хотелось бы издать здесь, как духовно-материальное подтверждение своего существования, чтоб не потеряться в потоке бытия, в хаосе временных событий.

Поэтам, читателям – гармонии, взаимопонимания, мира, сотворчества – в писании и чтении.

   Медведева Юлия

Поэт, публицист, член Союза писателей Санкт-Петербурга. Родилась в Ленинграде в 1975 году. Окончила факультет журналистики СПбГУ.

Публиковалась в литературных журналах, сборниках и альманахах: Textura, «Аврора», «Артикуляция», «Зинзивер», «Молодой Петербург», «Паровоз» (альманах СРП), «Тонкая Среда», «Кольцо А» (журнал Союза писателей Москвы), «Литературная газета», «Книжная лавка писателей», «Эмигрантская лира», «Этажи» и др. В 2023 году вышел сборник стихов «Медведева видит Медведково» (Издательство «Реноме», СПб).