«Поздравьте дядюшку Николая Петровича с освобождением от «Египетского Ига». Дело о моей свободе в таком же виде, как и ваше… Я так раздражен, так жажду существенно ощутить свою свободу, что почти не радуюсь на обещания, сколько они не достоверны».
Из письма, написанного в декабре 1857 году Федором Петровичем, младшим братом Дмитрия Петровича Шорина.
В 1858 году "за отличную усердную и полезную службу" Д.П. Шорина вместе с женой и детьми освобождают от крепостной зависимости. Полученная за тяжкие труды вольная от заводовладельцев Демидовых облегчает положение Шорина. Дмитрий Петрович, как и его старший брат Николай, остается в Нижнем Тагиле и продолжает служить на заводах. Но теперь он записывается в мещанское сословие города Алапаевска, а в 1872 году переходит в верхотурское купечество.
В 1858 году Д.П. Шорину 42 года, он проживет долгую жизнь, насыщенную службой на заводах, краеведческими изысканиям, археологическими поисками, увлечением минералогией, пополнением личного собрания картин и трудами на общественное благо. Но из отпущенных ему 90 лет, лучшая часть жизнь будет прожита на положении потомственного крепостного крестьянина господ Демидовых. Есть сведения, что ещё его прадед – Иван Леонтьев был крепостным крестьянином, переведенным в 80-х годах восемнадцатого столетия из вотчин Акинфия Никитича Демидова (1678-1745) на Урал.
В "Ревизской сказке крепостных Нижнетагильского завода" 1782 года записан "переведенный из разных господина Демидова вотчин крестьянин из Нижегородского наместничества округа Васильевского и деревни Черемисино, Иван Леонтьев - 32 лет». В "Ревизской сказке" 1795 года к имени служителя заводов Ивана Леонтьева приписано: "приватно - Шора", прозвище, в дальнейшем ставшее родовой фамилией «Шорин».
Со второй женой Авдотьей Петровой (первая жена умерла) у служителя Ивана Леонтьева-Шоры в 1789 году родился сын Петр. Петр Шорин, получив обычное для детей служителей образование, дослужился от писца при конторе до показчика, ведающего припасами Висимо-Шайтанского завода. К 1847 году в формулярных списках служителей, в разное время обучавшихся в Выйском заводском училище, с отцом Петром Ивановичем Шориным, закончившим училище первым в роду, последовательно записаны и шесть его сыновей: Николай, 34-х лет на службе с 1829 года: Иродион 31-го года на службе с 1830 года; Дмитрий 30-ти лет на службе с 1833 года, Федор 28-ми лет на службе с 1841года, Александр 25-ти лет и Порфирий 21-го года на службе с 1843 года.
Дмитрий Петрович Шорин, как и старшие братья, в восьмилетнем возрасте стал учеником Выйского заводского училища. "Формулярный список служащего Дмитрия Петровича Шорина " на 1847 г. фиксирует его продвижение по должностям: "На службе с 1833 года: писец - 2 года, помощник повытчика - 2 года, старший помощник бухгалтера - 3/4 года, в С.-Петербургской конторе в 1839 году -1 год, старший помощник бухгалтера - до 1847 г...." В 1847 году Шорин назначается на новую должность - главного кассира, но без прибавки к жалованью необходимых трат на содержание лошади и кучера для разъездов на почту за получением денег и посылок, в питейную контору за разменом крупных ассигнаций на мелочь и потерь в связи с невыгодным курсом обмена ассигнаций на серебряные или медные деньги.
В 1883 году, прослужив 50 лет у Демидовых, он покорно «просит погасить или принять в счет расходов управления долг, числившийся за ним из-за несовершенства финансовых расчетов и операций» И отмечает: «За время кассирских занятий через мои руки прошло не менее 200 миллионов заводских капиталов, и несколько тысяч пудов медной и серебряной монеты пришлось мне собственноручно вложить в сундуки и вынимать для выдачи другим кассирам, вследствие чего явилось болезненное ослабление рук до невозможности поднимать тяжести, а вследствие постоянного тревожного состояния и частых испугов тем, что я обманут или обокраден, хотя бы это казалось после ошибкою или забвением записать какую-нибудь оборотную статью, явилась у меня опасная неправильность сердцебиения, называемая обмиранием сердца».
ИСТОРИЯ ПЕРЕВЕДЕНЦЕВ, ОЧЕРК «ПЛАТИНА» И НЕ ТОЛЬКО
Очерк «Платина» Мамин-Сибиряк закончил 20 декабря 1890 года и, поставив подпись под последними строчками, приложил к рукописи подробные списки мест, откуда были переведены на Урал крепостные крестьяне. Кроме того, Дмитрий Наркисович приобщил к рукописи сделанную от руки небольшую карту, где отметил губернии, уезды, деревни и села, из которых в течение 1827, 1828 и 1829 годов «пригнано» из Расеи на уральские заводы господ Демидовы 1244 семьи. В списке и на карте отмечены одиннадцать губерний, пятнадцать уездов и больше 120 местечек. Так из Тульской губернии вывезено 495 семей (туляки*), из Черниговской губернии - 228 семей (хохлы*), из Рязанской губернии- 183 семьи, из Симбирской - 112 семей, из Вятской - 86 семей, из Московской губернии - 83 семьи, из Калужской губернии- 33 семьи, из Херсонской губернии - 16 семей (хохлы*), из Тверской губернии- 3 семьи, из Новгородской губернии — 2 семьи, из Нижнегородской губернии -1 семья. Или около 8500 душ разного пола и возраста, включая грудных младенцев.
В очерке «Платина» писатель отметил, что всего через пятьдесят лет, прошедших с перевода пригнанных на новые места, «только опытный глаз может отличить главные группы переведенцев от коренного старообрядческого населения: все слилось, и преобладающим типом явился великорусский, в частности туляк». И правда, из тульской и центральных губерний вывезено 796 семей. «То же можно сказать и о говоре, о песне, обрядах и всей обстановке быта. Остались одни клички: хохол, кержак, туляк».
В горнозаводском округе сложился определений тип мастерового - «выработавшийся на бойком промысловом месте». Такой этнографический вывод писатель делает в 1890 году, когда в журнале «Русская мысль» начинает печататься его роман «Три конца», по жанру определенный автором как «летопись уральской жизни». Над романом Мамин-Сибиряк работал с некоторыми перерывами с 1887 года, одновременно с очерком из уральской жизни «Платина». Очерк, построенный на фактическом материале заводов Нижнетагильского (Муромский завод в романе ) и Висимо-Шайтанского (Ключевский завод в романе), подвел своеобразный, но не для всех очевидный, этнографический итог. Три конца, кержацкий, туляцкий и хохлацкий, присущие всякому поселению горного округа, были тем человеческим, кипящим страстями и противоречиями котлом, сплавившим из различий особый тип уральского мастерка, пригодный для выживания в суровых условиях уральской природы и жесточайшей воли заводовладельцев, власть которых в после реформенную пору приобрела другие, не менее жестокие формы. Особенности, отличающие группы переведённых в горный округ исчезли, сойдясь в один «тип прожженного и юркого заводского человека, каким по преимуществу является сейчас тагилец, по междузаводскому прозвищу «без подошев сапоги». Население тагильских заводов вообще «отличается большой смышленостью, пробойностью и чисто заводской хваткой,— никакое дело от рук не уйдет» - отмечает Мамин-Сибиряк в «Платине».
В очерке автор пишет, что «достал сведения о переведенцах в Нижнетагильские заводы через давнего и хорошего знакомого Дмитрия Петровича Шорина, у которого бывает каждый раз, когда случается заезжать в Тагил. «Это тагильский старожил и большой любитель всякой старины, живописи и минералогии. Его небольшой домик — сплошная коллекция».
Мамин-Сибиряк описывает Дмитрия Петровича почтенным совершенно седым старцем «с мягким голосом, мягкими движениями и умным взглядом. Он один из последних представителей старых демидовских служащих, до всего доходивших собственным умом».
С семьей Шориных Наркиса Матвеевича Мамина, отца писателя, давно связывали самые близкие, почти родственные, отношения. В метрической книге от 1 ноября 1852 года есть запись о том, что при крещении младенца Дмитрия в Висимо-Шайтинской церкви восприемниками (крестными) стали священник этой церкви Андрей Будрин и «прикащика (управителя Висимо-Шайтинского завода.) из крепостных Николая Петровича Шорина жена Феоктиста Даниловна». Николай Петрович Шорин – старший брат Дмитрия Петровича Шорина. Мамин-Сибиряк всегда заходил к Феоктисте Даниловне, жившей на Верхней Ерзовке в Нижнетагильском заводе напротив дома Дмитрия Петровича.
И далее в очерке Мамин-Сибиряк пишет, что на заводе «еще в темное время крепостного права» сложился потомственный «тип служителей» (приказчиков, управителей – заводской образованной интеллигенции), передававшей свои должности чуть ли не по наследству, и «…это деловой народ, органически сросшийся со своим заводским делом, его интересами и злобами дня... ничего не хочет больше знать кроме своих заводов.» И эта кучка, так называемых «демидовских дворян, объединена не только родством, но и одними радостями и напастями и главное — одними мыслями».
Характеристика рода Шориных отца Николаевича Ивановича Шорина и его шести сыновей в из списках служителей за 1854 год полностью подтверждают этот писательский тезис: «Шорин Петр Иванович (1789-1858) - бывший управитель Висимо-Шайтанского и Черноисточинского заводов, Николай Петрович Шорин - управитель завода в Верхней Салде, Дмитрий Петрович Шорин - главный кассир Тагильских заводов, в Верхней Салде: Иродион Петрович - помощник бухгалтера, Порфирий Петрович - помощник кассира, учитель Михаил Шорин, в Висимо-Уткинском заводе - лекарский ученик Александр Петрович».
Еще одному из братьев - Федору Петровичу Шорину, казалось бы, поначалу судьба благоволила. В числе талантливых крепостных он был отправлен Николаем Никитичем Демидовым учиться в Швецию и Францию. По возвращению с 1841 года Федор Петрович назначен кричным надзирателем Верхне-Салдинского завода, затем управителем Висимо-Шайтанского завода. При А.Н. Карамзине (1814-1854), втором муже Авроры Карловны Шернваль-Демидовой, возглавлял строительство завода в Нижегородской губернии. Ф.П. Шорина постигла трагическая участь большинства тагильских "заграничных болванчиков, так их называли на заводах". Федор Петрович не вынес всех тягот крепостного положения и покончил жизнь самоубийством.
В очерке Мамин-Сибиряк уточняет причину, которая довела многих получивших европейское образование специалистов до крайности: «когда «заграничные» вернулись домой, то попали прямо в лапы доморощенных крепостных управляющих» - «демидовских дворян», которые не хотели признавать за своих чужаков в сшитых по европейской моде приталенных сюртуках и пестрых жилетках, и «почти все они кончили сумасшествием или самоубийством». Писатель приводит список этих жертв крепостного произвола, в котором 14 специалистов ( их было около 100 человек, прим. автора) в разных отраслях металлургии и горного дела: «во Франции воспитывались Фотий Ильич Швецов, кончивший курс в L'ecole polytechnique первым учеником, Николай Андреевич Рябов (горное дело) и Федор Филиппович Звездин (бронзовое и чугунное литье); в Германии — Алексей Петрович Ерофеев (горная часть), Иван Яковлевич Никерин и Иван Андреевич Шамарин; в Швеции — Григорий Ильич Швецов (горная часть), Федор Петрович Шорин (горная часть) и Александр Петрович Ерофеев (тоже); в Англии — Павел Петрович Макеев и Ефим Алексеевич Черепанов, построивший в двадцатых годах первую паровую машину на Урале; Прокопий Алексеевич Образцов, Давыд Евграфович Лихачев и Стеблов — неизвестно где».
Для романа Мамина Сибиряка "Три конца» образ Федора Петровича Шорина послужил прототипом главного героя - молодого управителя Ключевского завода Петра Елисеевича Мухина, все его нововведения не нужны администрации завода, а в частности главному управляющему Голиковскому. Тот путем экономических притеснений и «прижимок» желает и дальше использовать дешевый наемный труд, как раньше использовал крепостной, и видит в этом главную пользу и выгоду и для завода, а главное - для хозяев.
Дмитрий Наркисович не раз использует образы братьев Шориных в своих очерках, рассказах («Книжка» и др.), в романе «Приваловские миллионы».
Нелегко приходилось братьям Шориным, хотя всегда были на хороших местах, ценимы хозяевами, пользовались уважением главного уполномоченного Нижнетагильского горного округа Анатоля Октавовича Жонес де Спонвиля, доверенного лица Павла Павловича Демидова и его старшего сына Елима Павловича. Старший из братьев Николай Петрович (1812-1888) в разное время был управителем Нижне-Салдинского и Верхне Салдинского заводов, нередко управлял делами в отсутствие главного уполномоченного заводов Тагильского округа В.К. Рашета. Иродион Петрович (1816- ?)служил помощником бухгалтера в Верхней-Салде. Младшие братья: Федор Петрович (1819- ?), не выдержав травли, доносов и недоверия покончил жизнь самоубийством, Порфирий Петрович (1825- ?) служил кассиром Нижне-Салдинского завода, в дни выдачи зарплаты работал по 15 и даже 18 часов, от частого перенапряжения разбит параличом и отстранён Демидовыми от должности без пенсии, Александр Петрович (1822- ?) – начинал как лекарский ученик в Висимо-Уткинском заводе, а затем продолжил фельдшерскую практику в Висимо-Шайтанском заводе. Обстоятельства и даты смерти не всех братьев известны, их еще предстоит установить.
Дмитрий Петрович Шорин (1817-1907) в свои 90 лет стал единственным из шести братьев, переживших четырех царей: Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, и пятерых заводовладельцев: Н.Н. Демидова (1773-1828), П.Н. Демидова (1798-1840), А.Н. Демидова (1813-1870), П.П. Демидова (1839-1885), А. К. Шернваль-Демидову (1808-1902).
КАРТИННАЯ ГАЛЕРЕЯ
Семья главного кассира Нижнетагильского завода жила на Верхней Ерзовке в двухэтажном деревянном доме рядом со Входо-Иерусалимской церковью, в самом центре заводского поселка, в «первой его части», где селились служащие Нижнетагильского и Выйского заводов. Верхняя Ерзовка с холма от собора спускалась к реке Тагил, шла по Маральскому мосту, а дальше по Вые уже улица Максимилиановская через жилую застройку выходила к Выйско-Никольской церкви, фамильной усыпальнице Демидовых.
Мамин-Сибиряк в очерке «Платина» так описывает дом Шорина: «Поднимаясь по лестнице во второй этаж, вы уже видите картины, которым недостало места в комнате. Это всё копии с разных старинных образцов. Низенькие комнаты второго этажа сплошь заняты картинами, гравюрами и акварелями... Обстановка совершенно особенная».
Шорин еще в училище недурно рисовал акварелью, но по воле заводчиков, и имея склонность к точным наукам, был направлен в счетное отделение заводской конторы. Но став главным кассиром завода во всех поездках в Санкт-Петербург и пребывания там, находил возможность заниматься живописью и минералогией, бывал в доме у известного художника Василия Павловича Худоярова, выходца из знаменитой тагильской династии художников Худояровых. Под руководством академиков живописи Т.А. Неффа и А.Т. Макарова брал уроки в Академии художеств. Посещал Эрмитаж, где изучал живописные коллекции.
В Нижнетагильском музее-заповеднике хранится каталог картинной галереи Дмитрия Петровича), составленный в последние годы жизни по образцу каталогов крупнейших европейских музеев. Он профессионально систематизировал коллекцию, делал описание каждой картины с указанием её размера, сюжета, истории приобретения и денежных сумм, в которые обошлась покупка. С момента составления каталога прошло более полутора веков, но страницы, разлинованные на табличные столбцы, хранят записи, выполненные четким каллиграфическим почерком коллекционера.
Каталог был сохранен внучкой Дмитрия Петровича Боташевой Е.В. (1900-1982) и в числе оставленных ей воспоминаний вошел в увесистый том, содержащий фотографии Шорина и его семьи, фотографии улиц и домов заводского поселка конца 19 начала 20 века, дополнив воспоминания сведениями о 185 картинах, гравюрах, эскизах и эстампах знаменитой картинной галереи.
Дмитрий Петрович начал собирать картины в 40-е годы, приобретая их у служащих, бывавших за границей или обучавшихся за границей и вернувшихся на заводы: у М.И. Белова, секретаря Н.Н. Демидова, у Ф.И. Швецова, управляющего заводами по технической части, у П.Д. Данилова, управляющего Петербургской конторы, А.А. Любимова главного директора заводов, Н.Я. Рябова, художника А.М. Королева и их наследников. Так же и на выставках и аукционах Общества поощрения художников, в магазине Грефа в С-Петербурге. В Екатеринбурге и везде, где ему приходилось бывать по служебным делам, как главному кассиру завода, в должностные обязанности которого входила личная перевозка больших денежных сумм.
Первые крупные приобретения в 1848 году Д.П. Шорин сделал в аукционных залах Общества поощрения художников в Петербурге. Общество было основано группой меценатов для содействия развитию изящных искусств, распространению художественных познаний, образованию художников и скульпторов. «Основные правила для руководства к деятельности Общества поощрения художников» в 28 апреле 1833 года утвердил Николай I. Собрания Общества проходили с 1831 года в одном из помещений Румянцевского музеума на Английской набережной. Позже устраивались в доме Тура на 5-й линии Васильевского острова в доме номер 4. И только в 1870 году для Императорского общества поощрения художеств было построено здание на Большой Морской улице.
Дошедший до нас каталог ценен ещё и тем, что дает представления о том, какие картины видел Д.Н. Мамин-Сибиряк (1853-1912) в доме на Верхней Ерзовке, в частном и самом крупном собрании того времени не только в Нижнетагильском заводе, но и горном округе Демидовых.
Все представители династии Демидовых, начиная с Акинфия Никитича, который известен как страстный собиратель «художественных и минеральных редкостей», были покровителями изящных искусств. Николай Никитич Демидов (1773-1828) жил за границей больше, чем в России. Назначенный в 1810-х годах русским посланником во Флоренцию, в приобретенном им дворце собрал колоссальную, стоившую миллионы, картинную галерею, коллекции скульптур из мрамора и бронзы, и других, не менее ценных редкостей.
После классической скульптуры в коллекциях живописи на первом месте находится итальянское искусство эпохи Возрождения. Во флорентийской описи, составленной в 1826 году самим Николаем Никитичем, записано свыше 500 картин европейских художников, начиная с эпохи Возрождения и до первой четверти 19 века. И первым номером в описи отмечена картина школы Рафаэля «La Vergine con il Bambino Ges» (Мадонна с младенцем Иисусом), и… ещё 13 картин, написанных на один из главнейших библейских сюжетов - «Святое семейство».
Его сын Анатолий Николаевич Демидов после смерти отца перевез на двух судах его коллекцию в Петербург в специально построенное здание. Часть античных коллекций Н.Н. Демидова была предложена в 1851 году А.Н. Демидовым императору Николаю I для Эрмитажа.
Незначительная часть приобретенных Демидовыми в Италии и Франции художественных полотен пересылалась в Нижнетагильский господский дом или пополняли убранство Входо-Иерусалимской, Выйско-Никольской и Введенской церквей. Для заводовладельцев, кроме способа выгодного вложения капиталов, приобретение и коллекционирование произведений искусства становилось подтверждением высокого статуса и состоятельности великосветских придворных.
Вот и для Д.П. Шорина, крепостного Демидовых, одарённого художественным даром и увлеченного искусством, «собирание картин» стало амбициозным стремлением иметь свой приватный музей и жить в окружении работ выдающихся мастеров итальянской, фламанской, голландской, французской и русской живописных школ.
Приводим первую и вторую страницы Каталога, они интересны и, как пример описания картин в том порядке, какой определяет сюжетную значимость произведений и место живописца в ряду имен мирового значения. Сама последовательность записей рассказывает многое и о системе ценностей Д.П. Шорина, о его приверженности христианским и художественным идеалам, как тонкого ценителя, определившего свой вкус в выборе объектов коллекционирования.
Раскрыта для нас Шориным и история картины итальянского художника эпохи Возрождения Федерико Барроччи «Отдых Святого Семейства на пути в Египет» (фото 7), купленная Н.Н. Демидовым в Риме в 1829 году в числе крупной партии живописных и античных скульптурных произведений и перевезенная в С. Петербург, а потом пересланная в Нижнетагильск. «Когда же, - уточняет в описании Шорин, -«от небрежного обращения с нею начали осыпаться краски с одежды ангелов, она заменена копией и перенесена в заводскую гостиницу, выкуплена мной оттуда и послана в С- Петербург для реставрации. Художник Романов перевел картину на новый холст и столь хорошо реставрировал, что не осталось следов порчи». Возможно, у Шорина была одна из 13 полотен из собрания Н.Н. Демидова на сюжет «Святого семейства»?
Еще одним примером такого пользования «хозяйскими ценностями» стала картина из «кладовых дома Демидовых, где она хранилась в числе старых попорченных образов» - «Монах францисканец, в молитвенном экстазе стоящий на коленях» кисти испанского живописца Франсиско де Сурбарана. Деревянная доска, на которой написана картина была источена с левой стороны термитами, и в 1880 году уступлена в частную собственность за 40 рублей бывшим тогда управляющим заводов».
Несомненный шедевр: «Богоматерь на молитве под голубым покровом с опущенным взором и сжатыми руками», превосходно выписана грациозною кистью Кароло Дольчи, также была вывезена из Италии в 30-х годах М.И. Беловым, знатоком и ценителем искусства, вместе с другими картинами Н.Н. Демидова. Авторство художника подтверждается собственноручной подписью в темном фоне картины: CDolci, сделанная красной краской тонкой кистью». Шорин добавляет: «У М.И. Белова была еще небольшая картина - «Голова Спасителя в терновом венце» тоже работы Кароло Дольчи, но она скрылась и исчезла из виду».
Самыми частыми покупками Шорина были копии с картин итальянских и русских мастеров, выполненные крепостными художниками знаменитой нижнетагильской династии Худояровых. Дмитрий Петрович возможно был знаком с Ф.С. Худояровым (1740-1828), П.Ф. Худояровым (1902-1860), С.Ф. Худояровым (1810-1865), с В.П. Худояровым (1829-1892) всю жизнь сохранял хорошие дружеские отношения. Коллекция насчитывала 18 копий с картин известных художников, в разное время копированных Худояровыми.
И, пожалуй, самой крупной по размерам 2 м 54см на 1м 62 см и значимой была копия написанная несколько лет жившим в Германии крепостным художником Степаном Федоровичем Худояровым, учеником К.П. Брюллова, с картины «Мадонна со святым Себастьяном» кисти Антонио да Корреджо из Дрезденской картинной галереи, а с нее уже скопированная его братом, крепостным художником Павлом Федоровичем Худояровым.
Шорин, купивший копию Павла Федоровича за 150 рублей, так восторженно описывал картину: «Святой Себастьян, привязанный к дереву и пронзенный стрелой, смотрит на Богоматерь с младенцем Иисусом, окруженных ангелами. На нее же смотрит стоящий на коленях Пармский епископ Джеминиал, которому сидящий в углу картины гений подает модель храма. На другой стороне в тени сидит, скорчившись, прикрыв голову святой Рох, умирающий от холеры после ревностного ухода за больными». Интересна приписка в примечании: «За копию С.Ф. Худоярова Н.П. Колюпанов предлагал 500 рублей, но Введенские священники ее не продали.» В Нижнетагильском заводе были и другие держатели коллекций и ценители прекрасного, которые делали предложения священникам о купле-продаже картин и икон, привезенных Демидовыми или заказанные ими крепостным художникам для убранства церквей. И, возможно, Колюпанов, и подобные ему не всегда получали отказ. Шорин владел и еще одной копией, выполненной С.Ф. Худояровым в Дрезденской галерее с картины Антонио ди Корреджо - «Мария Магдалина».
От Василия Павловича Худоярова Шорину в 1878 году перешел за 100 рублей оригинальный эскиз кисти Карла Павловича Брюллова «Спаситель в терновом венце»: «на лице Спасителя превосходно выражено его страдания, а другие части остались в подмалевке в овальном круге».
В каталоге галереи записаны и выполненные В.П. Худояровым живописные произведения: «Крамской И.Н. на этюде». Кроме того, были и копии Василия Павловича с картин западноевропейских художников из Эрмитажного собрания: «Спаситель в терновом венце» Гвидо Рени, «Плач Богоматери у креста» Поля Де Ляроша, «Красавица-еврейка» - фрагмент картины «Суд Соломонов» Анри-Фредерика Шопена, «Ангел, отваливающий камень от гроба Христова» с картины профессора Академии художеств П.В. Басина, «Портрет богатого голландского еврея» кисти Рембрандта ван Рейна с приложением к полотнам эрмитажной печати.
Несколько копии из личного собрания В.П. Худоярова, после его смерти были пересланы Шорину: «Святое Семейство» Карло Маратта, «Портрет воина-крестоносца» Д.Г. Левицкого, «Портрет немецкой дамы с накинутым на голову кружевом» Гаспара Нетхера и оригинал незаконченной картины «Образ Святых тезоименитых царской фамилии Великого князя Александра Невского И Великой княгини Ольги апостолов Андрея, Павла и другие над которыми распростер руки Господь Вседержитель».
«Взятие Богородицы на небо» с великолепного образа К.П. Брюллова, выполненного для Казанского собора С-Петербурга, мастерски скопированная академиком М.Е. Сорокиным, была выкуплена из рук художника в 50-х годах А.М. Королевым по моему заказу» - пишет в примечании Д.П. Шорин.
В Обществе поощрения художников в 1848 году по розыгрышу в лотерею и за 120 рублей получена гравюра, небольшого размера 54 на 79 см, сделанная французским художником Франсуа Жераром акварелью с картины К.П. Брюллова «Последний день Помпеи». Фрагмент этой же картины, где «старшая дочь христианского семейства в ужасе обнимает сестру и мать», выполненный академиком Я.Ф. Яненко, писанный для К.П. Белова и после него был куплен за 50 рублей с аукциона».
Известно, что картина «Последний день Помпеи» была заказана К.П. Брюллову Анатолием Николаевичем Демидовым, как и его конный портрет 1831 года. Покупки Шорина свидетельствуют о том, что он всегда был в курсе всех заказов художникам от Николая и Анатолия Демидовых и хотел иметь в своем музее доступные для его средств копии с этих картин или их фрагментов. Недешево обходились Шорину эти приобретения, но тщеславие обладания, пусть и копиями шедевров - этот фетишизм крепостного Демидовых, делавший его равно свободным в выборе предметов коллекционирования, как и его господ, всегда брал верх над материальными затратами.
Копия В.П. Худоярова с картины профессора А.Т. Макарова «Нерукотворный образ Спасителя», тоже принадлежавшая Шорину, сейчас находится в музее истории подносного промысла Нижнетагильского музея-заповедника. Подобный образ украшал императорские покои Александровского дворца в Царском селе.
Четыре картины были вывезены из Парижа управляющим Нижнетагильскими заводами Фотием Ильичом Швецовым (1805-1855), и долго служили украшением его дачи на берегу заводского пруда (сейчас это Музей «Демидовская дача», входящий в состав Нижнетагильского Музея-заповедника). Потом по расчетам между братом его Григорием Ильичом Шевцовым с Федором Петровичем Шориным, поступили в собственность Дмитрия Петровича Шорина. Один пейзаж «изображал летний день, двух гренадеров, которым фермер указывает на лежащее за рекой селение». Другой пейзаж художника Миллера с видом взволнованного моря, «над которым раздвинувшиеся тучи освещают носимую на худом плоту обнаженную женщину с корзиной на коленях. Кругом горы и скалы. Подвергшийся крушению корабль, поднятый громадною волной».
В Нижнем Тагиле с 1830-е годы работал живописец П.П. Веденецкий (1791-1857), воспитанник Арзамасской школы живописи, писавший виды Нижнетагильска, рудников и заводских цехов, иконы для царских врат и убранства Выйско-Никольской церкви, служившей усыпальницей заводчиков Демидовых. На Петербургской выставке Общества поощрения художников в 1848 году были куплены выполненные Веденецким копии с картин французского живописца Жана-Батиста Грёза: «Девочка с голубем», «Вакханка с кувшином», «Головка девочки», описанная в каталоге Шориным, как «женская русоволосая головка, перевязанная голубой лентой с обнаженным плечом и грудью».
И в этой приверженности Д.П. Шорина к известному живописцу прослеживается след Демидовых: сильную страсть Н.Н. Демидов питал к сентиментальной живописи Жан-Батиста Грёза. Как известно, ещё его отец Никита Акинфиевич был заказчиком французского художника, который написал для него серию полотен.
Две копии, выполненные, возможно, Василем Павловичем Худояровым, с картин Жан-Батиста Грёза сейчас находятся в коллекции Нижнетагильского музея-заповедника: «Девочка с собачкой» и «Портрет девочки». Интересно сравнить эти копии с оригинальными портретами Жан-Батиста Греза. На копийном «Портрете девочки», у Греза картина названа «Девушка с письмом», целомудренная кисть художника, воспитанного в среде тагильских старообрядцев, «прикрыла» платьем слишком откровенно оголенные груд и плечи.
В числе редкостей галереи и два морских эскиза на теснённом картоне И. К. Айвазовского с подписью на обороте секретаря общества поощрения художников А.М. Прево. На одном А.С. Пушкин стоит в раздумье на скале перед поднимающейся волной и туманом, вдали догорает вечерняя заря. На другом - утро золотит разбегающиеся волны моря, на котором видны корабли и пароходы. Эскизы куплены в 1848 году за 75 рублей. А также приобретена копия с картины «Тихое море» А.К. Айвазовского, - от В.П. Худоярова за 30 рублей.
В каталог последовательно внесены и описаны подлинники картин итальянской школы живописи: "Видение пророку Иезекилю" мастерской Рафаэля, "Отдохновение Святого семейства на пути в Египет" Фредерико Барроччи, "Богоматерь на молитве" Карло Дольчи, "Голова седого старика" Караваджо; испанской школы: "Скорбящая богоматерь" Бартоломе Эстебана Мурильо, "Монах-францисканец в молитвенном экстазе" Сурбарана; фламандской школы: "Портрет сына" и "Автопортрет" Пауля Рубенса, изображенного цветными карандашами в берете и меховом плаще; французской школы: "Портрет вельможи" Жана-Батиста Греза, "Пастух и пастушка" Франсуа Буше, «Портрет императрицы Екатерины II» придворного австрийского живописца Иоганна Батиста Лампи, и ещё немало копий старинных картин, гравюр, литографий и рисунков.
По приблизительным подсчетам, следуя записям в каталоге, удалось установить, что Шорин потратил на галерею более 7000 рублей. Более точный подсчет затруднен поскольку страницы каталога за более чем сто лет с момента составления изветшали и утратили цифры стоимости значительного количества записей. Но и эта, установленная по читаемым записям, суммарная стоимость коллекции по тем временам очень значительна. Но, видимо, для страстного коллекционера художественная ценность приобретенных живописных шедевров значительно превосходила понесенные материальные затраты.
Какими же были реальные доходы Д.П. Шорина?
После окончания курса наук в Выйском училище в июле 1833 года, он поступает писцом в денежное отделение управления заводов с жалованьем 171 р. 43 к. серебром в год. В апреле 1835 года его определяют помощником повытчика денежного отделения с жалованьем 400 рублей в год. В 1847 году Шорина переводят на должность главного кассира.
При утверждении новых штатов служащих с 01.12.1847 года Дмитрий Петрович писал Жонесу де Спонвилю, что ему «полагается жалование в 6100 рублей ассигнациями или 600 рублей серебром в год, но опять ни слова о прибавке на содержание лошади и кучера, которые стали совершенно необходимыми. Последние 6 лет (до 1847 года) он живет на иждивении отца и старшего брата, при наличии семьи в 10 человек. И ещё нужно возмещать из жалования потери при ежегодном вымениваемой мелочи на 300 тысяч рублей до 300 рублей в год.» (При обмене ассигнаций на металлические рубли устанавливался лаж или курс обмена бумажной ассигнаций на серебряные рубли. В питейных заведениях, где выменивал мелочь Шорин мог быть свой курс, отличный от официального и менее выгодный, что ещё больше обесценивало бумажные ассигнации и приводило к потерям при обмене на медные или серебряные деньги. прим автора).
При таких обстоятельствах Дмитрий Петрович с 1847 по 1883 годы расходует на вышеперечисленные необходимые для главного кассира траты всё «бухгалтерское жалование и часть дополнительно полученных законных средства: от служебных наградных 1500 рублей, наследство после умерших брата и отца, бывший в сохранной кассе капитал жены, прибыли от небольшого кирпичного завода и от продажи минеральных коллекций, всего не менее 9000 рублей, и еще остается должен заемщикам 6000 рублей».
Рассматривая доходы и расходы, можно предположить, что долг Д.П. Шорина заемщикам в 6000 рублей сложился в том числе и из-за траты денег на картинную галерею. Он упоминает в письме Жонесу де Спонвилю об обращении к «состоятельным торговцам для займа денег до первой присылки или до ярмарки». Крупные покупки Шорин совершает в 1848 году на сумму 105 рублей уже после назначения на должность главного кассира. В 1883 году, ставшим 50-м годом службы у Демидовых, он просит «погасить или принять в счет расходов управления долг, числившийся за ним из-за несовершенства финансовых расчетов и операций».
Главный кассир заводов Д.П. Шорин живет в постоянном поиске денег на содержание семьи, погашение бухгалтерских затрат и прочих денежных обязательств, но при этом не ограничивает себя в покупке картин, используя для перекрытия дефицита заемные средства. Безупречная репутация честного человека и послужной список - хорошая гарантия для «состоятельных торговцев», ссужающих Шорина под залог поступлений от других его источников дохода.
Дмитрий Петрович вспоминал, что «при недостаточном штате почти все заводские кассиры разорялись вконец, так как Попов Ф.И., Бердников Г.Г., Денисенко и другие. Любимов А.И. сошел с ума на миллионах и умер в госпитале, Синицын Петр кончил службу поденщиком, Мартын Нефедьев пропал без вести. У Образцова, Смольникова, Попова отобрали дома и все имущество забрали в заводскую собственность, Ерофеева приговорили к суду и тюремному заключению, где он вскоре и умер, заморив себя с голоду».
Финансовый гений и незаурядные предпринимательские способности Д.П. Шорина, его предусмотрительность, способность правильно распределив денежные потоки, проходящие через его руки, выходить из любой критической ситуации, грозящей позором банкротства, всегда спасали главного кассира не только Нижнетагильского завода, но и других предприятий и обществ, где он был учредителем и кассиром.
С целью оказания помощи тем, кто, как и он, оказывался в стеснительных финансовых обстоятельствах Д.П. Шорин в 60-е годы становится инициатором создания Общества служащих Нижнетагильских заводов для взаимного вспомоществования, избирается кассиром и старшим членом комитета. «Из собранных средств пособия постоянно получали 12 семейств, покупались дрова, чай и сахар, выдавались возвратные ссуды». Ещё два проекта Д.П. Шорина по созданию Общества взаимного кредита и Эмеритальной пенсионно-вспомогательной кассы (нуждающимся) не нашли поддержки и провалились не начавшись.
После смерти в 1907 году наследство Дмитрия Петровича должно было быть разделено между его детьми: пятью сыновьями и тремя дочерями. Возможно, одной из причин продажи собрания картин и других коллекций стали денежные обязательства, которые Шорин не успел погасить при жизни. По воспоминаниям внучки Е.В. Боташевой коллекцию картин продали с аукциона. Редкое собрание оказалось развеянным по отдельным частям. Какие-то произведения ушли в Москву и Петербург. Данных о покупателях и месте нахождения картин установить не удалось. Несколько не проданных с молотка эстампов и полотен остались в семье.
Стала ли продажа коллекции утратой наследия Д.П. Шорина? Несомненно. Но виртуальное представление о картинах галереи можно составить благодаря профессионально составленному каталогу, где каждое полотно сопровождено указанием размера, описанием сюжета, именем художника и копииста. Особенно интересна история формирования коллекции приватного музея на Верхней Ерзовке, прослеживаемая по записям о каждой покупке с указанием цены, источника поступления, места или года приобретения. Эти примечания выдают и радость Шорина от пополнения коллекции живописными шедеврами, будь то полотна мастеров эпохи Возрождения, Барокко, Сентиментализма, Романтизма или Реализма. Хронология каталога Шорина невольно следует именно этой системе этапного развития живописи.
Дмитрий Петрович Шорин был погребен в ограде церкви Александра Невского, возведённой на Вересовой горе по волеизъявлению жителей завода в честь отмены крепостного права. С 1861 по 1877 год Шорин посвятил 18 лет напряженных трудов будучи не только избранным всем миром попечителем и казначеем строительства храма, но ещё и архитектором и художником, применившим свои таланты, свободно раскрывшиеся для общественного пользы после падения векового народного рабства.
Для убранства церкви он выполнил эскизы киота и шестиярусного иконостаса. Три иконы для нижнего яруса написал В.П. Худояров, остававшийся крепостным художником до 1861 года. Эти, как и многие другие, иконописные образы для тагильцев, родившихся крепостными и получивших гражданские права только с провозглашением высочайшего манифеста, олицетворяли окончательное освобождение от «египетского ига»: «Спаситель, вручающий апостолу Петру ключи от царства небесного», «Богоматерь с младенцем, как бы объемлющим вселенную»…
В советское время (с 1938 по 1988 годы) церковь была закрыта и почти разрушена, а место погребения и имя вольноотпущенника господ Демидовых преданы забвению. Но храм Александра Невского в 1989 году передан верующим и восстановлен, поклонный крест на месте предполагаемого упокоения Д.П. Шорина охраняет теперь историческую память о «редком человеке, всегда глубоко интересовавшимся своим краем, его историей, бытом и всеми особенностями, какие только может представить такой оригинальный округ, как тагильские заводы».
*) «Египетское иго» объединяет исторический, религиозный и культурный контексты, становясь универсальным символом угнетения и процесс его преодоления.
**) Глава из книги «Время платины».
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.