Игорь Панин
Так сложилась жизнь…

Виктор Пронин не сетует на судьбу, но и не почивает на лаврах

«ЛГ»-ДОСЬЕ:
Виктор Алексеевич Пронин родился в Днепропетровске в 1938 году. Там же окончил среднюю школу и Горный институт. Работал на заводе «Запорожсталь», затем журналистом в местных газетах. В середине 1960-х начал писать прозу. Первая опубликованная книга – «Слепой дождь» (1968). Работал в журналах «Человек и закон» и «Огонёк». Автор книг: «Особые условия», «Женщина по средам», «Тайфун», «Падай, ты убит», «Банда» и др.

– Вы являетесь признанным мастером детективного жанра. А чем вас привлёк именно этот жанр?

– Ответ очень простой – так сложилась жизнь. Приехав в Москву в 1972 году, я оказался бездомным, безработным, к тому же не было у меня в столице ни единого знакомого человека. А когда-то, в шаловливые ещё днепропетровские времена, мы с ребятами из молодёжной газеты на спор написали по детективу. Написал и я. «Бледные поганки» – так он назывался, что-то около ста страниц. Слабенький детектив, хотя позже, когда я остепенился, он издавался частенько. Вот эти «Бледные поганки» я и отнёс тогда в журнал «Человек и закон». Главный редактор Сергей Высоцкий «Поганки» эти не взял, зато взял меня на должность корректора, но с обязанностями редактора отдела литературы. В мои задачи входило поставлять в журнал очерки на криминальные темы. Вот я их и поставлял, причём так успешно, что вскорости стал настоящим редактором отдела литературы, а ещё через пять лет работал уже в «Огоньке», завотделом, с личным кабинетом, в созданном «под меня» отделе морали и права, с теми же обязанностями – криминальные очерки. И так хорошо меня там приняли, и так мне там понравилось, и так я разохотился и расписался, что стал время от времени приносить главному редактору Анатолию Софронову уже не очерки, а целые документальные повести, которые он охотно печатал с продолжением в трёх, а то и в четырёх номерах журнала. Потом эти очерки, повести выходили отдельными книгами, создавая мне репутацию уже не журналиста, а писателя криминального жанра.

– Но всё-таки начинали вы, если не ошибаюсь, с «обычной» прозы?

– Да, у меня сначала вышло несколько книг «обычной», как вы говорите, прозы. Вышел большой роман «Особые условия» – я получил за него Всесоюзную премию за лучший роман о рабочем классе. Действие происходит на Сахалине, на мысе Погиби, едва ли не самом глухом «медвежьем углу» острова. Тогда же был написан почти автобиографический роман «Падай, ты убит!». Несмотря на страшненькое название, никакого отношения к детективам он не имеет. «Падай, ты убит!» – кричали мы в детстве, играя в войну в кукурузных зарослях на бандитских окраинах города Днепропетровска. Я и сейчас время от времени обращаюсь к «обычной» прозе – выходили повести, опубликовано несколько книг рассказов, но, видимо, от прилипшего звания «детективщик» мне уже не избавиться.

– Устаёте, наверное, от всех этих ментов, бандитов?

– Нет, не устаю. Дело в том, что у меня и бандиты – не совсем бандиты, и менты тоже – не совсем менты. Бывает, что дружат, бывает, что выручают друг друга, проводят совместные операции, как это и случается в жизни. Знаете, последний подонок может плакать по ночам от несчастной любви, последняя сволочь выпрыгивает с семнадцатого этажа, если пьяная, зацелованная жена возвращается на рассвете…

– Но вас же не сразу начали печатать, вам пришлось пробиваться к читателю…

– Был такой период – двадцать лет! – когда ни одна самая плохонькая районная газета, самый тонюсенький журнал на газетной бумаге – об издательствах я уже не говорю – не желали напечатать самый маленький мой рассказик. Их глумливые ответы собраны у меня в двух громадных скоросшивателях. Может, издать? «То-то будет весело, то-то хорошо!» В назидание «юношам, обдумывающим житьё»… Но никакие отказы, отлупы, насмешки не отбивали желания писать. Скажу больше – очередной отказ, а были дни, когда их приходило сразу два-три, не портил даже настроения. Зато как я теперь понимаю графоманов! Да, чуть не забыл, очень важное дополнение… Сегодня эти же самые рассказы, не меняя в них ни единой запятой, печатают самые уважаемые издания, московские, питерские, и не только – причём даже не оповещая меня об этом.

– Итоги подводить не собираетесь?

– Их за меня подводят. В издательстве «Терра» недавно вышло четырёхтомное собрание моих сочинений. Туда вошли не только романы, но и рассказы. Известные вещи, но не все, конечно, которые хотелось бы там видеть.

– Ваши книги разошлись миллионными тиражами, а как это сказалось на вашем благосостоянии? Вы живёте исключительно литературным трудом или есть какие-то дополнительные заработки?

– Уж коли вы поинтересовались денежной раскладкой, отвечаю… Сам по себе я бы не решился затронуть столь деликатную тему. Так вот я совершенно не живу литературным трудом. Сегодня это невозможно. Выход книги сказывался на моём благосостоянии до 1998 года, до дефолта. После 1998-го авторские гонорары уменьшились в десять раз. Это не образ, они действительно уменьшились в десять раз! Давно ушёл в прошлое дефолт, вроде бы успешно преодолён недавний кризис, но возвращаться к прежним гонорарам издательства не собираются. Сегодня за год, а то и за два у меня выходит одна книга в мягком переплёте. Я получаю за неё примерно семь тысяч рублей, иногда меньше, иногда чуть больше. Чтобы оценить мои доходы-расходы, разделите эту сумму на двенадцать месяцев, на которые мне нужно её растянуть, хотите – разделите на двадцать четыре месяца. Правда, иногда случается радость нечаянная – выходит новый роман в твёрдом переплёте, в улучшенном полиграфическом исполнении. За него я получаю немногим больше пятидесяти тысяч рублей. Чтобы оценить житейскую сторону этой суммы, её придётся разделить уже на тридцать шесть месяцев. В итоге ежемесячно получается примерно половина лужковской надбавки к пенсии. Бывают, конечно, и дополнительные заработки, но они столь редки, случайны, мелки, что мне о них и говорить неловко.

– Никогда бы не подумал…

– А что тут странного? Может быть, только у меня столь печальная картина? Часто бываю в «нижнем» буфете ЦДЛ, там собирается примерно около тридцати постоянных посетителей, я их называю обитателями. Все писатели, все в годах, все пишут, почти все издают свои книги. За свой счёт. Издать книгу среднего объёма и среднего полиграфического достоинства тиражом сто экземпляров стоит от сорока до семидесяти тысяч рублей. Поэтому мои друзья издают книги в основном брошюрного формата и оформления. О, как они счастливы, получив свои сто экземпляров тиража! Поэтому я не жалуюсь на жизнь, вовсе нет, я хвалюсь своими успехами! Представьте – я единственный из писателей, естественно, из тех, кого достаточно близко знаю, кто получает гонорар за свои книги! Все обитатели «нижнего» буфета сами платят за то, чтобы издать книжечку.

– Но многие ваши произведения экранизированы – это тоже не приносит доходов?

– А вот смотрите, простой пример. Как автор романа «Женщина по средам», по которому Станислав Говорухин снял знаменитый фильм «Ворошиловский стрелок», я, согласно договору, должен получать определённые отчисления, небольшие, но с каждого показа. Надо ли говорить, что этот фильм не сходит с экрана более десяти лет, причём показывают его не только в нашей стране, но и по всему миру – от Израиля до Австралии. А в России частенько даже по нескольку раз в месяц. И вот однажды я, оказавшись, как говорится, «на мели», собрался с духом и позвонил в фирму, владеющую правами на фильм: мол, деньжонок бы неплохо мне подбросить, отощал, дескать… «Нет проблем! – отвечает мне юридический отдел. – Приезжайте, получайте. За десять лет демонстрации фильма вам начислена одна тысяча четыреста рублей». Чтобы только добраться до кассы фирмы, мне бы этих денег не хватило.

– Вы всё-таки известная личность. Не знаю, существуют же какие-то гранты, фонды, помощь государства, в конце-то концов…

– Вот совсем недавно я увидел по телевидению выступление женского хора перед премьер-министром нашего правительства. Эти сладкоголосые певуньи – сплошь авторы детективных романов, заполняющих ныне книжные прилавки вокзалов, рынков, железнодорожных платформ и прочих активно посещаемых мест. Их имена хорошо известны в народе, поскольку едва ли не каждая из них умудряется создавать чуть ли не дюжину романов за год! Как им это удаётся – «сие есть тайна великая и непознаваемая». Хотя, задумавшись на минутку, не так уж трудно для себя эту тайну раскрыть. Меня только несколько озадачивает выбор авторш – собеседниц для государственного разговора. Так вот эти певуньи в один голос заверили нашего простодушного премьера, что они как писательницы ни в какой помощи от государства не нуждаются, поскольку своим трудом, своими талантливыми перьями вполне могут заработать на жизнь, на очень даже достойную жизнь. Премьер был счастлив: с его плеч свалилась ещё одна статья расходов. Оказывается, писатели-то процветают!

Беседу вёл Игорь ПАНИН

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Совершенно не согласен с критиками начала ХХ века. Просто шумели ребята, громкими голосами говорили, пытаясь обратить на себя внимание. Бурные события происходили за их окнами. Происходило примерно то, что и сейчас происходит. О каком измельчании можно говорить, если стоило прекратиться стрельбе за окнами, как появился Платонов, талант до сих пор не оценённый по достоинству. А Горький, Бунин, Шолохов? Измельчал ли нынешний писатель? Да нет. Просто перестали выдавать Сталинские премии, перестали печатать портреты лауреатов в школьных учебниках, раздаривать переделкинские дачи… Перестали расстреливать за удачные или неудачные произведения, за анекдот, рассказанный в компании… Другими словами, литература перестала быть первостепенным общегосударственным делом.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– «Властителем дум» писатель становился в те времена, когда он был единственным источником информации, наставником, собеседником. А сейчас этих наставников-собеседников на любом канале, как в русских сказках, – видимо-невидимо. И все так ловки в словах и так неуязвимы, что отличить их искренность от их же лукавства может только очень хороший детективщик (я не только себя имею в виду). Могу ли я представить себе «литературу без читателя»? А чего её представлять? Достаточно оглянуться вокруг… Но писать я буду при любом раскладе: карандашом, шариковой или перьевой ручкой, пальцем на песке, на машинке, компьютере, а то и обгорелой спичкой на обёрточной бумаге, как это делал иногда Маяковский. Это уже от меня не зависит. Это как воздух. Писать без читателя? Не страшно. Это уже было в моей жизни, в начале моего тернистого пути, я привык.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?

– Только не смейтесь, ради Бога! Не спросили у меня – а над чем, Виктор Алексеевич, вы работаете сейчас? Отвечу… Не пишу детективов, не пишу ничего «обычной» прозой… Вожусь со своими блокнотами. Неожиданно выяснилось, что у меня сохранились блокноты за по­следние пятьдесят лет. Это не дневники ни в коем случае. Это именно литературные блокноты – мыслишки, затеи, впечатления. Расположил я их в глубь уходящего времени… К примеру, первые строки – это 2011 год, потом идёт 2010 год. Уже добрался до 1968 года… Одна беда – издать всё это за свой счёт мне не под силу, а издательства робеют. Некоммерческая литература, говорят. Кстати, первый том уже вышел. Тираж – сто экземпляров.