Валентин Распутин (1937-2015)



Конечно, язык у Тургенева, а Тургенев, говоря современным языком, деревенский писатель, и у Льва Николаевича Толстого, и у Бунина, совсем другой, чем у Достоевского. Но есть и у Достоевского в языке какое-то пусть и торопливое, но могущество. И потом, каждый писатель, по-моему, должен внести в язык своего народа хоть одно, но свое слово. У Достоевского такие слова есть. Есть и у Тургенева. Есть свои словообразования у Александра Солженицына. Есть такие слова и у Астафьева, у Носова. А вот у новых писателей - нет. Слово у них какое-то стертое. Язык у них строго функ-ционален, несёт назывную функцию и не более. А народный язык сегодня погребен. Погребен неизвестно где. В словарях он есть, словари существуют. Но в словарь люди заглядывают всё меньше и меньше. Хотя хорошие словари выходят, но для кого? Никому, кроме библиотек, не нужно. …

Когда я говорю, что состояние народа зависит от языка, от литературы, мне иногда кажется, что нам нашего старого народного Илью Муромца с печки уже не стащить. Если мы его не стащили с печки за эти десять самых ужасных лет, вряд ли стащим и в будущем. Очевидно, надо нам выращивать своего нового Илью Муромца, в чем-то непохожего на прежнего, и все-таки русского Илью Муромца, все-таки того, кто бы мог новым богатырем стать, и совершить новые подвиги во имя народа. А вырастить нового Илью Муромца можно только с помощью большой литературы, с помощью Достоевского, Пушкина, Толстого, с помощью лучших наших писателей. И наша литература обязана стать великой, а не просто поддакивать жизни...

…Нам нужна не реформа языка, а закон о языке. Я был в совете по русскому языку при президенте России, который работал в 1995 году. Мы составили программу по русскому языку, по его спасению... Передали в правительство, больше о ней никто не слышал. Проходит два года, опять созывается совет по русскому языку при президенте, опять начинаем работать, уже новый министр просвещения. Два заседания, и ничего... А закон нужен, такие законы есть почти во всех европейских странах. В защиту родного языка. Надо же как-то придержать желающих изгаляться над русским языком. Я искренне считаю, что сегодня, если кто и спасет Россию, то не какие-то там промышленники и экономисты, а русские учителя и библиотекари. Не бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие. Так всегда оно и было. Как только пошатнулось сознание, рухнуло и бытие.

...Вы обратили внимание, у нас появилось очень много сумасшедших. Гораздо больше, чем было раньше. Я вижу это даже по своей почте. Каждую неделю приходит одно-два письма от сумасшедших. Люди просто не вынесли этих катастрофических перемен. Кто-то тихо умер. Кто-то сошел с ума. Можно смеяться над этим, можно плакать, но их действительно стало много в нашем обществе. Уже изменившаяся жизнь так повлияла на человека, на его сознание, что многие свихнулись. Это наша общая беда. А сколько хороших людей раньше времени ушло с инфарктами? Скончался наш хороший писатель Петр Лукич Проскурин. Этот человек совершенно не принял то, что произошло в его стране. Насколько у него хватило сил он сопротивлялся, жил в каком-то безвоздушном пространстве, пока хватало старого советского дыхания, а потом всё — обширный инфаркт. Он просто не желал принимать никаких разрушительных перемен. Очень много людей, и хороших людей, в России погибло таким же образом...

Что может поддержать человека в кризисной ситуации ? Литература, и не просто литература, а литература с ярким положительным героем, которых у нас так мало. Кого мы можем назвать? Платон Каратаев. Лишь отчасти. Тяжело нам выбираться без ярких примеров. Единственный положитель-ный герой в русской литературе — Алёша Карамазов. Незавершенный Алёша Карамазов. А если бы он был завершен? Мне кажется, единственным писателем в России, который мог бы создать образ положительного героя, был Федор Михайлович Достоевский. Он уже выходил за те пределы, которые положены свыше писателю.

…Не знаю, может быть, я не прав. И нужны новые попытки создания героя, кто у нас отважится на такое? Я согласен с Владимиром Бондаренко, что нам сегодня очень нужен героизм. Я бы даже уточнил, нам нужен жертвенный реализм. Не социалистический, и не капиталистический, а жертвенный реализм. Героический, жертвенный реализм, без жертвенности мы ни себя, ни народ не спасем....

... Для меня высокая честь стать лауреатом международной премии имени Федора Михайловича Достоевского. Именно имени Достоевского. Уже одно имя настолько поднимает значение этой премии, что ее трудно переоценить. Достоевский в русской литературе самый духовный писатель. Это самый совершенный писатель, о чем бы он ни писал. А он писал обо всем. Писал о широте русского человека, много писал и о наших грехах, и все-таки это самый совершенный писатель. Даже больше того, это духовник. Духовник русской литературы. Всё, что он ни писал, это удивительное приближение к читателю. Человек, как бы принимающий исповедь. Говорит он, а ощущение такое, что на исповеди находишься ты. Федор Михайлович лучше всех сказал о русском человеке. Полнее, добрее, умнее, он защитил русского человека на многие и многие времена. Он сделал всё для того, чтобы русского человека понял весь мир. Чтобы русского человека полюбил этот мир. Он показал всю сложность мира. Но если прежде его Смердяковы как бы предупреждали мир о своей опасности, то сейчас Смердяковы пошли в авторы книг и статей. Они пошли во властители дум. И пошли притом густою толпой, поддерживая друг друга, для того, чтобы захватить всю русскую литературу. Было два повода, два мощных стимула для создания русского человека. Это родная вера его, православная вера, и это родная литература. Когда была отвергнута вера, почти в течение ста лет русская словесность поддерживала духовное начало в народе, выполняла и священническую миссию пусть не в полной мере, пусть иносказательно, пусть в притчах. Сейчас у нас отвергается русская литература. Поддержит ли уже в свою очередь русская церковь русскую литературу ? Пока трудно сказать. Но надо надеяться, что будет поддерживать. Изначально даны были два крыла русской литературе, сейчас наше русское, почвенническое крыло отторгнуто властью, но далеко ли улетит птица нашей литературы на одном крыле? Нужна ли будет такая птица мировой культуре? Надеюсь, значение русской литературы еще вернется на ту высоту, на которой она была в прежние времена, во времена Достоевского, Толстого, Гоголя...

...В России сейчас издается книг даже больше, чем раньше. Оказывается, раньше у нас больше было требований к профессионализму писателя, к его духовности, нравственности, к его художественному таланту, к его языку. Сейчас никаких ограничений не стало. Издаваться может любой, кто соберет какие-то деньги на книгу. К большому кораблю русской литературы, уже вышедшему из гавани в открытое море, вслед ему, вдогонку, чтобы попасть на корабль и прикоснуться к вечности, ринулись сотни лодок с мощными коммерческими моторами, догнать и заскочить на корабль. Мол, мы тоже писатели…

…Нам сегодня нужна цензура качества. Не политическая цензура, а художественная и нравственная. Иначе литература перестанет существовать. Этот поток барахла необходимо остановить. Даже либералы признают, что нельзя печатать все, что приходит больным людям в голову. В России должна быть нравственная цензура…