Юлия ПЯТЕЦКАЯ
«Бульвар Гордона»

После того как Том Стоп­пард и Джо Райт уложили Ка­ре­ни­ну под поезд, ук­ра­сив и без того прекрасную Киру Найтли красными капельками, вспомнилась фраза писателя Саши Соколова: «Пасть смертью изящных в эпоху высокого преферанса». Очень изящное кино.


В ТВОРЧЕСТВЕ КТО УГОДНО ИМЕЕТ ПРАВО НА ЧТО УГОДНО

Толстой нам доказал
с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует гулять
Ни с камер-юнкером,
ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.

Эта эпиграмма Николая Алексеевича Некрасова была весьма популярна, но Некрасов все-таки шутил — серьезные претензии к Толстому начались позже, в XX веке, когда женщины раскрепостились и начали активно сражаться за свои права. Многие вменяли автору в вину самоубийство героини, в частности, Анна Ахматова возмущалась «мусорным стариком», считавшим любую неверную жену проституткой и не видевшим для нее иного выхода, кроме как бросить под поезд.

Так любопытно получилось, что сегодня, через 103 года после смерти Толстого, его крайне редко вспоминают как ярого противника национализма, капитализма, социалистической революции, урбанизации, антипотребительства и патриотизма, кое-что помнят о его несопротивлении злу насилием и конфликте с церковью, но чаще всего Льва Николаевича упоминают как пропагандиста семейных ценностей. В широком кругу почитателей, причем на своей родине, Толстой по-прежнему воспеватель семейного очага и хранитель брака, чуть ли не домостроевец, доказавший «с терпеньем и талантом, что женщине не следует гулять». Я думаю, основная аудитория Райта и Стоппарда, принявшая с восторгом их костюмированный блокбастер, мало что слышала о Толстом-мыслителе, философе и властителе дум, но в курсе, что он убил Анну Каренину.

Главный аргумент в пользу блокбастера — дескать, это современная версия супружеской измены и страсти, выбор свободной женщины в несвободном мире, поданный изысканно и не претендующий на психологическую и историческую глубину. Дескать, Райт и Стоппард имеют право, не посягая ну глубину, создать изысканную мелодраму для широкого зрительского круга.

Сразу оговорюсь, что в творчестве кто угодно имеет право на что угодно. И никаких прав у Райта со Стоппардом никто отбирать не собирается. И если завтра они задумают остросюжетный детектив «Преступление и наказание», не претендующий на глубину и психологическую достоверность, то ради Бога. От Достоевского не убудет, как не убыло от Толстого, которого кто только не экранизировал.

Я просто не совсем понимаю, кому сейчас нужна мелодрама о супружеской измене на материале «Анны Карениной»? Острая не­хватка фильмов про измену? Катастрофический дефицит мелодрам? Или, может, британские создатели пытаются популяризировать русскую классику, поднимая ее упавший авторитет?

При жизни слава Толстого была невероятной и по нынешним временам немыслимой — читающая и нечитающая Россия ходила в Ясную Поляну, добираясь туда сутками и месяцами, чтобы просто подержаться за руку гения, а выход каждой его книги становился событием литературной и общественной жизни. Его уважали, его обожали, его боготворили, обличали, критиковали, проклинали, ненавидели, предавали анафеме... Член Святей­ше­го Пра­ви­тель­­ст­вен­но­го си­нода прото­ие­рей Иоанн Кронштадтский, называвший Толстого «порождением ехидны», неистово молился о его мучительной смерти.


ЖЕНЩИНАМ, МОЖЕТ, И НЕ СЛЕДУЕТ ГУЛЯТЬ, НО ОНИ ГУЛЯЮТ

Грандиозная судьба, мощнейший литературный талант, светлый ум, фантастическая внутренняя молодость, проне­сен­ная через 82-летнюю жизнь, 48 лет в браке с одной женщиной, 13 детей, пятеро из ко­то­рых умерли, — все в этом человеке было не­заурядным и исключительным.
Лев Толстой говорил, что его задача сделать Анну Каренину «жалкой и невиноватой». В принципе, жалкой в этом кино Анна получилась…

82 года, в начале ХХ века, в России — возраст долгожителя. Лермонтов в свои 26 был уже разрушенным желчным стариком, а Толстой стариком вообще никогда не был, хотя и не отличался крепким здоровьем, ходил с бородой, немодно одевался и рано потерял зубы. Но восприятие Толстого стариком сохранилось. Таким его продолжают преподавать в средней школе, за такого Толстого держалось все советское литературоведение, таким Льва Николаевича воспел и осудил Владимир Ильич Ленин в своей работе «Лев Толстой как зеркало русской революции».

Что же касается защиты семейных ценностей, которыми главного русского классика продолжают обвешивать с ног до головы, до невозможности сужая и упрощая все его творческое наследие, то никогда Лев Николаевич не сводил отношения мужчины и женщины к браку. Эти отношения являлись для него важной, мучительной тайной и сквозной темой, а его собственный брак и для него, и для Софьи Андреевны стал не только спасением, защитой и радостью, но и источником всевозможных страданий. Хотя именно этому браку многим обязана мировая культура.

В любом случае личный опыт Толстого гораздо шире, нежели опыт семейный. Лев Николаевич был мужчиной влюбчивым и увлекающимся, имел внебрачных детей и до женитьбы три года состоял в связи с чужой женой. В «Анне Карениной» этот авторский опыт преломился не только в самом автобиографическом герое идеалисте Константине Лёвине, но и в неверном муже, ловеласе и ходоке Стиве Облонском, и, безусловно, в блестящем гвардейском офицере Алексее Вронском, прототипом которого принято счи­тать писателя, графа и флигель-адъю­тан­та Алексея Толстого, чья женитьба на Софье Бахметевой-Миллер когда-то наделала в свете много шуму.

К слову, те, кто искренне полагают, что во времена Анны Карениной выбор у женщин был небольшим — выйти заму­ж или ос­таться старой девой, на мой взгляд, не­сколь­ко преувеличивают. Та же Бахметева была умна, своенравна, вольнолюбива и образованна, знала 14 языков, особой привлекательностью не отличалась, но кружила головы лучшим представителям света, родила вне брака дочь от князя Григория Вяземского, дважды вышла замуж, пережила роман с Иваном Тургеневым и свела в могилу Алексея Толстого своей язвительностью и обид­ными сравнениями с Тургеневым. Женщинам, может, и не следует гулять, но они гуляют. И во все времена, и несмотря на протесты общества, и еще как.

Вообще, Россия XIX века была невероятно многоликой и противоречивой, и все это раз­нообразие нравов и судеб нашло отражение в романе, главная загадка которого лично для меня — почему столько людей до сих пор его так и не прочли? Ув­лекательную книгу, с каждой страницы которой льется живая жизнь со всеми ее страстями, книгу о любви и отчаянии, поисках себя, тайнах духа и тела, написанную человеческим языком.

«ЛЁВЕ ПРЕДСТАВИЛСЯ ТИП ЖЕНЩИНЫ, ПОТЕРЯВШЕЙ СЕБЯ»

Толстой писал «Каренину» в очень не­прос­той период, когда русское общество, раздираемое социальными конфликтами, культурной отсталостью и несовершенством законов, стояло на пороге цивилизационных потрясений и перемен. Это время было отмечено огромным количеством людей заблудших, отчаявшихся и не нашедших себя, и Анна — из их числа. Она бежала не только из тюрьмы, которой стал для нее брак с Карениным, но из рая с Вронским. Ее не удержали дети, она так и не придумала себе никакого осмысленного занятия, не смогла вписаться в мир косный и отживающий, но и не сумела создать мир приемлемый и подходящий. «Лёве представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой...» — вспоминала Софья Андреевна в дневнике.

В принципе, сделать Анну жалкой у авторов экранизации получилось. Через 138 лет, прошедших после первой журнальной публикации романа, вместо трагической истории потерявшейся женщины мы имеем стильную теат­рализованную легенду о трагическом адюльтере, где русский дух передан картинными косарями, синхронно движущимися по цветистому лужку под песню «Во поле березка стояла», русский блеск — блеском зубов Киры Найтли, русский шик — блеском ее же жемчугов, русский секс — крашенными кудрями Арона Тейлора-Джонсона, чей Вронский так и не выбрался из ада полового созревания, русский быт — избушкой Лёвина, русский ум — книжкой, с которой туда-сюда снует скорбный очкарик Каренин, русское отчаяние — большой бутылкой морфина, а русский выбор — поездом, засыпанным бутафорской трухой. Был еще и русский бал, технически безупречный, и рус­ский хеппи-энд — Джуд Лоу, опять на лужке, а вокруг играют дети... Любоff, Россия, паровоз.

Все метаморфозы и внутреннее развитие героев не то что не сыграны, а даже не заявлены на уровне сценария. И честно говоря, трудно понять, почему выдающийся британский драматург Том Стоппард и режиссер Джо Райт, снявший до этого классическую «Гордость и пре­ду­беждение» и весьма сильное «Искупление», вдруг решили протанцевать великий русский роман, сделав ставку на жест, трюк, пластическое совершенство, ткань формы и прочие разноцветные ткани, лезущие из каждого кадра. Ну а присущая Стоппарду театральность в истории опустившейся женщины, чья смертельная ус­талость от самой себя загнала ее в гибельный тупик, ближе к финалу выглядит такой развесистой клюквой, что впору «Золотую малину» давать. «Блестящему офицеру» Вронскому, отметившемуся до этой роли работами в комедии «Ангус, стринги и поцелуи взасос» и в супергеройском боевике «Пипец», можно даже две «Малины». Очень уж он хорошенький.

Кстати, многие помнят, каков Вронский у Толстого? «Это был один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской, страшно красив, богат, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем милый, добрый малый, образован и очень умен, далеко пойдет». «Твердое нежное лицо. Покорные и твердые глаза, просящие любви и возбуждающие любовь». По семейному преданию, Алексей Кириллович Вронский носил серебряную серьгу в левом ухе, бороду и в свои 25 уже начал лысеть. Пошел он действительно далеко — после смерти Анны, раздавленный горем, он отправился добровольцем на сербо-черногоро-турецкую войну. Стива Облонский встретил его на вокзале. «Постаревшее и выражавшее страдание лицо его казалось окаменелым».

http://www.bulvar.com.ua/arch/2013/3/50f71c40bf4ee/