Юрий Кукурекин, Владимир Ушкал


Нельзя построить счастье
Человечества ценой слёз ребёнка.
Из Ф.М. Достоевского

Таково начало этой поэмы, написанной Андреем Медведенко в августе 2006 года. Прошло время, а актуальность изложенного ныне не только не утрачена, более того, - возросла многократно! Эта ч е л о в е ч е с к а я боль за всех и за всё. Это, если хотите – голос трагедии, постигшей человечество, «счастье которого нельзя построить ценой слёз ребёнка». И сам автор страдает от этого «мирового потрясенья»…
1.
Нагрущусь, наплачусь над бедою
и уйду в теплынь родных полей.
Там очищусь, выправлюсь душою
на могиле матери моей.

Наберусь упорства и терпенья
и начну увереннее жить,
чтобы мировое потрясенье
не смогло с пути меня сшибить.

Можно согласиться с тем, что с очищенной душою, с жизнью в соответствии с правилами морали, возникает преимущество внутренней гармонии, происходящей из сердца, свободного от гнева, зависти и обиды. И тогда-то начинаешь «увереннее жить…».
Однако, реалии такие безрадостные, на что и обращает внимание автор поэмы:

Горизонт покрылся гарищ палом.
Суслик «мутит воду» из норы.
Змей берёт не силою, а жалом.
Бьёт стервятник с неба, как с горы.

Он склевал глаза у идеала.
И мечта, что в голод мужики,
от больших оброков отощала.
Но тучней стают временщики.

А так не хочется, чтобы гибло благородство, как пишет Андрей Медведенко в этой поэме, «чтобы дети старших спесь познали, нищетой вгоняемые в грязь...»

Не хочу, чтоб гибло благородство,
рубль шуршал коварством и хулой,
вызывало наглый смех уродства,
ерничала зависть за спиной.

Чтобы дети, старших, спесь познали,
нищетой вгоняемые в грязь.
Ну, а тех, кто тянет воз – хлестали,
трёхэтажно, лаясь и бранясь.


Не может быть ничего более правильного, чем сознательная добропорядочность, поскольку человек может иметь действительно прочную власть только над своим внутренним миром. Всё происходящее в материальном мире мы воспринимаем в соответствии с нашим внутренним миром. Чаще всего - бессознательно и неумело и поэтому испытываем боль, страдания, неудачи. Тем более, что в окружающей действительности так много всего повреждающего личность…

И автор «восстаёт» против всего низменного и столь болезненного для человечества, жёстко заклеймив эти уродства, губящие всё и вся и призывает «сбросить эту ношу зла…»

Нагрущусь. Наплачусь. И открыто
с плеч усталых сброшу ношу зла.
Ничего, что в кровь лицо разбито
только бы душа была цела!

И тут же следует призыв к тем, кто в состоянии воспринимать трезвые мысли:

Люди!...Люди!...
Совесть душу плавит.
Плачет сердце каждою строкой.
Ты прости нас всех,
Морозов Павлик,
в клевету поверивший легко.
Честная, завидная натура –
Весь, как пламя праведной свечи.
Не отца ты предал –
самодура,
вора, казнокрада обличил!

2. Это о нём, отце Павлика Морозова, - гневные обличительные строки, раскрывающие сущность Трофима Морозова, который – «…и Царь, и Бог!», на кулак которого не раз налетал сын, защищая избиваемую пьяным отцом мать:
Мздоимец, хапуга,
до баб охочий,
доверья людей предатель.
Жену избивать мог с утра до ночи -
совета сельского председатель.

Ему свои судьбы народ доверил,
а он разнуздался, надут, что квочка.
Вкус власти почувствовал
в полной мере:
- Я – советская власть,
и точка!

Казалось, и правды на свете нет.
Отец детишек – зверь.
А старшему Паше – тринадцать лет
и он не кто-нибудь – пионер!

…И Павлик выступил на суде
За братьев своих за маму.
За батраков и ребят-друзей,
Чьи бледность снедала лица.
Кто даже своих не имел лаптей,
но очень хотел учиться.

Читатель! Обрати внимание на эти суровые строки истории, в которой «борзописцы» в любой беде находят себе рекламу», как пишет А.Медведенко, занявший жёсткую позицию, выражающую его точку зрения.

О, гуманисты! О мыслей форс!
Порассуждать о добре – спецы.
Ну разве правду сказать – донос
о том, что порою творят отцы?!

Да, на душе тяжело, когда сын идёт против отца. Советский школьник, получивший известность как пионер-герой, не только противостоял кулачеству в лице своего отца — Трофима Морозова, но и защищал родную мать от дикого её избиения отцом-самодуром, за что и поплатился жизнью.
Получается так: подросток бросается на железные кулаки отца, защищая от побоев мать и за это общество его осуждает. Кто же ещё в первую очередь защитит от издевательства свою родную мать, как ни сын? А вот отца Павлика – казнокрада, пьяницу, развратника, и вообще, конченного мерзавца - общество оправдывает!
Мало того - это общество в лице журналистов в первую очередь оправдывает и детоубийство, что на Руси с древних времён мученической смерти Бориса и Глеба считалось самым большим грехом. Убили-то здоровенные верзилы беззащитных детей: Павлику было – тринадцать, а Феде – восемь.

…Кистень под дых!
Паше – тринадцать,
а восемь – Феде.
Куда им против верзил таких!

Вот против всего этого безнравственного безобразия, творящегося в нашем обществе, и восстаёт мощный голос поэта.
Обидно и страшно! Клевета, которую надо развенчивать и по сей день не только не развенчивается, а и усугубляется.

«Детоубийцам – высокий ранг!
Не преступление в них – дерзанье!»
Помои вылили на ребят!
ради нравственного воспитанья.
Уши заткнул,
Побледнел, что смерть.
Но слышу!... Слышу – на стресса грани:

«Прощенье – убийцам! А детям – нет!
Павлик Морозов – опасен крайне!

Для демократии он – беда!
К мышлению новому в нём -
преграды! ...»
Павлик Морозов опасен. Да!
Для тех, кто боится правды.

… Безмолвья оскал.
И ножа печать ….
Вот так, бултыхаясь в мути,
Нравственно можем мы одичать,
знать, не желая сути.

Павлика Морозова убили в 1932 году, продолжают убивать и сейчас. Не желая знать сути, нравственно одичав. А надо всё это помнить и пусть «боль за всех», о которой нам жёстко, но доходчиво возвещает Андрей Медведенко, будет принципом нашего существования».
Эпилог.
…Рассыпана клюква.
Дорога. Лес -
в сгусток кровавый
слились невольно.
И Павлик стоит -
беззащитный весь.
И за всех нас ему -
очень больно!

И тогда-то это будет поистине ч е л о в е ч е с к а я   б о л ь!