Николай Бабушкин


Я привык доверять рекомендациям Стаса Жицкого и все-таки прочитал этот огромный роман. Любая оценка художественного произведения в итоге всегда сводится к простейшему «нравится» – «не нравится», а умение объяснить почему – это уже удел профессиональных критиков. Мне роман Литтелла показался отвратительным, и вряд ли у меня получится внятно объяснить эту реакцию, но попытку я сделаю.

Повествование ведется от лица офицера СС, принимающего участие в «окончательном решении еврейского вопроса» на территории СССР и, позже, в Европе. Подробности «акций», рассказанные от лица ССовца, ужасают сочетанием кошмара и обыденности. Страшно понимать, что все это творили вовсе не звери, а люди, обыкновенные люди, которых после проведенного «за работой» в Бабьем Яру дня тошнит от вида кровяной колбасы, поданной на ужин.

И вот на этом фоне Литтелл умудряется рассказать множество вещей. О том, как инцест с сестрой покалечил психику главного героя. О его гомосексуализме, со множеством соответствующих сцен, поражающих своим натурализмом до тошноты. Бонусом автор дает отсылки к мировой литературной классике. Чего стоит эпизод едва не состоявшейся в Пятигорске дуэли между офицерами СС, причем секундантом должен был стать добрый доктор, а убитого предполагалось списать на партизан… А еще Мюллер в апрельском Берлине 1945 года ловит «крота» в своем аппарате, не иначе нашего Штирлица.

Использование такого фактологического материала для подобных вот литературных игр и показалось мне отвратительным. Как если бы порнографический фильм с изяществом и психологизмом сняли в антураже Освенцима.