«ВОТ ДОЖИВЕТЕ ДО МОЕГО ВОЗРАСТА…» (ОБ ОДНОЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ ДЕТСКОЙ КНИГЕ).

Лариса Черниенко


Детская психологическая проза всегда была предметом дискуссий. Ее противники полагали, что нельзя заставлять юных читателей «ворочать психологические глыбы» (Г.Новогрудский), что дети и даже подростки не поймут сложностей психологического анализа. Но такие авторы, как А.Алексин, В.Железников, Р.Погодин, В.Медведев, В.Киселев и многие другие, убедительно доказали неправоту подобных суждений. Однако, справедливости ради, следует заметить, что талантливых, умных, нравственно действенных книг психологического направления не так уж много (в сравнении со сказочной литературой, например). Тем обиднее, когда удачные во всех отношениях произведения забываются, задвигаются на дальнюю полку литературы.

Когда открываешь повесть Татьяны Дейнегиной «Последний день одиночества», изданную в Киеве в 1990-ом году, думаешь: «Как же могло случиться, что эта во всех отношениях достойная книга не переиздавалась более 20 лет?» Впрочем, доискиваться причин этого явления не может быть главной задачей филолога. Поговорим о самой повести.

Повествование ведется от имени девочки-дошкольницы Оксанки, которая почти в самом начале заявляет нам: «Ведь я уже взрослая. Мне скоро исполнится семь лет» [1, с.58]. Главной героине психологической повести семь лет?! До сих пор, в начале второго десятилетия ХХI века, некоторые педагоги и критики считают, что возраст персонажей в такого рода прозе отсчитывается от двенадцати (никак не младше!). А ведь «Последний день одиночества» создавался еще в доперестроечную эпоху.

Татьяна Дейнегина решает в повести много острых нравственно-философских проблем через детское миропонимание, а скорее, мироощущение. А по одной из популярных ныне гипотез, именно такое мировидение, детское, – самое верное, с точки зрения Высших Сил (что бы мы ни подразумевали под этим словосочетанием (Творца, Природу, Абсолютный Разум и т.д.).

Главная героиня пытается разобраться в своих чувствах и желаниях, в отношениях со сверстниками и взрослыми. Она многое замечает и пытается по-своему, по-детски, проанализировать жизнь взрослых, безошибочно определяя, кто есть кто по главной сути. «Снежной королевой» назвала она жену своего дяди, и время показало, что у этой красивой женщины и в самом деле вместо сердца кусок льда. И она сразу почувствовала, что солидного дяденьку Юлия Всеволодовича можно называть просто Июлем.

Тема духовного взросления маленького человека всегда была главной в психологической прозе. Но каждый автор выделяет в этой бездонной теме что-то свое, самое главное, с его точки зрения. Для Т.Дейнегиной это главное – детское одиночество. «Взрослые меня не понимали. Да и не могли понять. Куда им! Ведь они – взрослые… У них одиночества не бывает. У папы, скажем есть «Лада». У мамы есть папа. И еще – телевидение… И еще – поэзия» [1, с.7].

Автор «Последнего дня…» не боится детских внутренних монологов, ибо они существуют реально в реальном детском сознании, хотя не все это признают, считая детское сознание примитивным. Внутренние монологи Оксанки воссозданы писателем-психологом достоверно, с тончайшими деталями и милой детской нелогичностью. «Я, наверное, все-таки «сова». Хоть меня и заставляют ложиться в девять часов, я долго не сплю – ворочаюсь с боку на бок, что-то вспоминаю, фантазирую про себя или даже начинаю петь песни вполголоса, чтобы в другой комнате не было слышно. Я засыпаю, а мамина пишущая машинка за стенкой на кухне выбивает чечетку черными буковками на белом листе…

Зато утром не то что подняться – даже глаза открывать не хочется… Я понимаю, что я уже проснулась, хоть глаза еще ничего не видят. Чувствую, что в комнате уже светлее обычного, значит, я проснулась сама, потому что уже намного больше семи часов. В сад сегодня не идти, но все равно странно, что никто меня не теребит, не подгоняет.

Открывать глаза неохота. Сейчас начнется: «Быстрей… Скорей… Аккуратнее!» А потом – висеть, едва касаясь одной ногой пола, зажатой, словно стенками, чьими-то твердыми неподвижными спинами, до тех пор, пока автобус не остановится на самом краю города. Потом папа будет долго тащить меня за собой, и мои новые красные сапоги с белыми грибочками по бокам понапрасну будут пытаться, но так и не смогут догнать большие тупоносые черные папины ботинки» [1, с.138].

Непростая внутренняя жизнь ребенка, чувствующего себя одиноким, придает сюжету остроту и эмоциональный накал. Все мысли, мечты, планы, фантазии подчинены одной идее – преодолеть одиночество. Любой ценой: «Потому что мне очень хочется, чтобы у меня была собака. Или хотя бы братик» [1, с.11].

Заметим, как чутко уловила писательница специфику детской ценностной логики (первой названа собака, потом братик: с собакой можно играть через месяц, даже раньше, после рождения, а братик еще вырасти должен). Но в дальнейшем идея братика стала главной, и девочка предпринимает решительный шаг к ее воплощению. На брата нужно деньги накопить. «И вот я сама решила заняться этим. Пока мама в магазине стояла в очереди, я подходила к каким-нибудь дядям или тетям, показавшимся мне добрыми, и говорила:

- Пожалуйста, дайте мне копеечку. Мне надо, чтобы братика купить…

Они обычно улыбались и клали в мою руку монетку. Да еще спрашивали:

- Хватит, как ты считаешь?

Я кивала головой, говорила «спасибо» и бежала к маме, чтобы она ничего не заметила.

Дома я прятала монетку в спичечную коробку, которая лежала на самом дне ящика с игрушками. И пыталась представить, сколько еще копеечек нужно насобирать, так как не знала, сколько стоит совсем-совсем маленький ребеночек. Конечно, лучше было бы, если бы хватило денег на такого, который уже говорил и бегал. Тогда ни пеленок, ни колясок не надо было бы покупать.

Я очень старалась. Бабушка тоже мне несколько монеток дала на братика. Коробочка наполнялась, еще немножечко – и я бы порадовала маму, если бы красивая тетя в кожаной курточке не оказалась жадиной и злючкой. [1, с.47 – 48].

Оксанка – человек серьезный, рассудительный, довольно сдержанный. Свои чувства и фантазии она держит в себе. И только стрессовая ситуация заставляет ее выкричать наболевшее: «Я не хочу идти домой. Мне там скучно. У меня никого нет. У тебя есть папа. У папы есть машина. У Люды есть Димка и еще – попугайчики. У Лариски есть Иринка, хоть старшая, а все равно сестра. У Саши есть собачка, у Бориса, Юли и Аллы, хоть они друг другу брат и сестры, есть еще кошки и рыбки… Только у меня никого нет. Я одинокая. Вы с папой думаете только о себе. Не хотите собаку – я и не выпрашиваю. Но братика-то можно купить. Я бы сама с ним нянчилась, а вы с папой занимайтесь своими работами! Мы бы с бабушкой и без вас обошлись…» [1, с.49].

Дейнегина не идеализирует свою маленькую героиню. Ребенок как ребенок: шалит, иногда капризничает, иногда спорит со взрослыми, чаще не соглашается молча. Но именно в этой типичности ценность характера. Так думают, чувствуют, оценивают окружающую жизнь многие дети. Только большинство взрослых этого не замечают.

Кроме Оксанки, ее родителей, друзей и знакомых, в повести есть еще один важный герой. Это – город, вернее, Город. Наш с вами город. Такой, каким его помнят те, кто живет в нем не одно десятилетие. И кто родился здесь в 60е – 70е годы прошлого века. В глазах ребенка город напоминает живое существо – доброе, понимающее, романтичное: «Моя лавочка стоит, как я уже сказала, под ивой у фонтана. Это в самом центре города. Наш дом расположен в прекрасном месте. Хоть в этом мне повезло, и, значит, считать мою жизнь совсем неудавшейся нельзя. В нашем городе очень много фонтанов. Может быть, даже больше, чем улиц. Можно и название дать каждому фонтану. Например, фонтан «Смешинка», фонтан «Рапсодия». Я не помню, что такое «рапсодия», я слышала это слово недавно в одной из маминых передач, и мне оно очень понравилось, сказочное такое…

Когда к нам впервые приехал из Абакана (это где-то очень далеко, в самой Сибири) брат моего дедушки, дедушка Витя, я ему показывала наши фонтаны. Не все, конечно. Все я и сама не видела. Так вот он очень удивлялся, что у нас такой красивый город и что в нем так много фонтанов, зелени и цветов. А потом признался:

- Я всегда думал, что Донбасс – это сплошные шахты, дома стоят среди терриконов и везде – горы угля… А у вас – цветник, а не город!» [1, с.11].

Город помогает своим детям – маленьким и взрослым, поддерживает их, старается избавить от одиночества. Потому что с ним можно общаться, ссориться, мириться, соглашаться и спорить.

Авторский голос в повести – еще одно ее достоинство. Автор в психологической прозе для детей просто обязан проявлять себя в той форме, которую он считает для себя целесообразной.

Здесь авторская позиция упрятана в подтекст, что позволяет писательнице обращаться одновременно к читателям разного возраста, делать многозначными образы и символичными детали. С точки зрения литературоведческой, Татьяна Дейнегина поставила себя в сложное положение, ибо по многим сюжетно-композиционным признакам читателю понятно, что мама главной героини «списана с автора». Но повествование ведется от первого лица – от имени ребенка. Поэтому мы имеем дело с опосредованным автобиографизмом, более того – с подтекстовой исповедальностью. Явление сложное для структуры детского произведения, но под пером талантливого художника абсолютно не утяжеляющее композицию.

«Последний день одиночества» из тех книг, которые возвращают память детства взрослым и помогает детям разобраться в своем внутреннем «я».

Те, кому посчастливилось ее прочитать, еще раз убеждаются, что «все мы родом из детства» (Сент-Экзюпери) и что между людьми разных поколений гораздо больше общего, чем нам кажется.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дейнегина Т.А. Последний день одиночества: Повесть / Худож. М.Ф.Михайлова. – К.: Молодь, 1990. – 200с.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.